Можно было бы вкратце изложить суть дальнейших событий и поставить точку. Но все повествование получилось бы тогда изломанным и каким-то неполноценным. Нет, хотя бы из чисто человеческого упрямства, сделав вызов собственной лености, я все-таки решил дописать свою исповедь. До конца. А там уж судьба распорядится ей, как сочтет нужным.
Итак, на чем я остановился?.. Ах, да! Сцена с юродивым Чарли. Театр безумия продолжается. То, что сумасшедший утверждал о своем личном знакомстве с бароном Маклиным, меня мало беспокоило. Но вот портреты… Помнится, я тогда переспросил всех слуг, где он вообще мог их взять, и были ли у полотен копии. Ответы оказались немногословны, а взгляды недоумевающи. Через гостиную я стал проходить как через камеру пыток. Казалось, они пожирают меня своими нарисованными глазами. В их звериных зрачках (если всмотреться в самую глубину двухмерных изображений), где-то там, в мнимом третьем измерении раскрашенных полотен, искрился потусторонний огонь. Из другого мира. Из другой действительности. Там, в инфернальности, он полыхал ярким пламенем, а сюда пробивались лишь холодные отблески этого огня. Может, то были просто отраженные солнечные лучи — не знаю. Но я не мог и пяти секунд смотреть в сторону портретов, опасаясь, что они вот-вот зашевелятся. Образы (или образа) черной маклиновской фантазии. В моральном плане я себя чувствовал полностью раздавленным, став рабом собственного страха. Дала о себе знать и моя старая подруга, тахикардия. Мы с ней дружим уже лет пять или шесть. В эти дни ее «ласки» стали особенно чувствительны. Патогенное чувство полной беспомощности, незащищенности, а главное — непонимания что со мной происходит, физически давило на тело.
Я страшно боялся предстоящей ночи.
И весь вечер ходил в полной прострации, умоляя свой здравый рассудок дать хоть какую-то подсказку. Религия материалиста, вера в законность и порядок вещей была подорвана если не окончательно, то основательно. Сохранялась еще надежда, что здравомыслие вот-вот возьмет реванш, а логика, вывернутая наизнанку, примет наконец человеческий облик.
Мне вдруг стало намного легче!
И это внезапное облегчение пришло после того, как я решил продать Менлаувер. Продать вместе со всеми потрохами: его тайнами, мрачными чуланами, куклоподобными слугами и этими идиотскими портретами. Большой трехэтажный театр абсурда, куда меня ангажировали играть самую презренную и ничтожную роль. Иногда возникало подозрение, что мои слуги, одетые в личину добродетели, просто разыгрывают меня. Не было уже доверия ни к кому: ни к дворецкому, ни к миссис Хофрайт, ни тем более к ее внучке. Эта странная, двинутая умом девчонка и ее куклы стали действовать на нервы.
Неужели никто из них по ночам не слышал, как я кричал и звал на помощь? Казалось, на кладбище все бы перевернулись от моих истерических воплей. Все это происходило во сне? Хорошо, пусть так. Но почему никто из них не удивился, когда портреты зверей, словно и впрямь воскреснув, оказались в саквояже у этого уличного проходимца Чарли? Такое ощущение, будто они ожидали этого. И вообще, в поведении слуг я начал замечать что-то неестественное, поддельное: какая-то бутафория мимики, жестов, движений. Искусственные голоса и стеклянные взгляды. Или… все это самовнушение? Да нет, вздор! Конечно, вздор! Я просто переутомился, и хрусталики моих глаз потеряли способность отчетливо воспринимать окружающий мир. Надо отдохнуть. Отдохнуть и еще раз над всем подумать.
Выход из тупика имелся только один: продать замок, купить какое-нибудь спокойное имение на другом краю Англии, а лучше — на другом краю вселенной, и увезти туда мисс Элену. Вспомнились издевательские слова графа Каллистро: «вам не кажется, мистер Айрлэнд, что цена за имение слишком занижена с моей стороны?».
Итак, я дал себе твердое обещание на днях съездить в Лондон и опубликовать во всех газетах объявление. А этой ночью решил вообще не ложиться спать. Если для одних утро считается вечера мудреней, то для меня утренние часы, не вникая в их мудрость, казались попросту безопасней. Я надеялся, что их целебные солнечные лучи отгонят от меня маклиновские кошмары. Томас в молодости обычно говорил: «надейся, что тебе остается?».
Вдруг я вспомнил Мэтью. Мой верный кучер Мэт! Вот единственный человек, которому можно полностью доверять. Он пришел сюда вместе со мною из внешнего мира, и я знаю его уже пять лет. Мэт, дружище, как же я мог забыть про тебя? И тут в голове у меня созрел один план…
Внешне я пытался выглядеть таким же спокойным и даже слегка высокомерным, чтобы слуги не смогли распознать моего внутреннего ничтожества. Но эта нелепая маска равнодушия превращала меня лишь в ходячую мумию, подобно призраку, слоняющемуся по замку — бесцельно, почти беззвучно. Весь вечер, играя в жизнь, я отдавал слугам какие-то распоряжения, сам не особо вникая в то, что говорил. Попросил миссис Хофрайт, чтобы она сварила мне черный-черный-черный кофе, мою бессонницу в жидком виде. Как-то, увидев дворецкого, я неожиданно задал ему вопрос, который хотел задать уже сотни раз:
– Голбинс, почему вы никогда не улыбаетесь?
Он выдавил из себя забавное недоумение. Похоже, в длинном списке зазубренных ответов на вопросы господ такой вариант был попросту непредусмотрен.
– Извините, сэр, в нашей жизни мало развлекательного. Я не нахожу повода для веселья, а если когда-то чему и радуюсь, то в глубине души.
Любопытное открытие: у него, оказывается, имеется душа. Впрочем, уже вечерело, и пора было переходить к делу. Мне срочно надо было отыскать своего кучера. В моей голове уже несколько лет бродила одна поговорка: «если не знаешь, где искать Мэтью, иди в конюшню, не ошибешься». Да, Мэт был кучером от бога. Он был просто помешан на лошадях. Как-то шутки ради я сказал: «Мэт, хочешь вместо меня посидеть в господском кресле, а я за тебя поведу лошадей?». Догадайтесь с трех раз, что он ответил. «Что вы, мистер Айрлэнд, я терпеть не могу вашу профессию!».
Так и есть, Мэт возился возле конюшни.
– Мистер Айрлэнд, рад вас видеть!
– Привет, Мэт! Дело к тебе одно имеется. — Я сильно замялся, потоптал землю под ногами, не зная, с какого боку начать разговор. — Мэт, скажи прямо: тебе известно, что происходит со мной последнее время?
– Это… как бы… вроде… да. Извините, мистер Айрлэнд, но вся прислуга в замке только об этом и шепчется. Но я не люблю сплетен, вы же знаете…
– Все, что они говорят — правда. Не знаю, в какой форме это достигло твоих ушей, но последние ночи меня преследуют настоящие кошмары, и началось это все после того, как я открыл ту проклятую дверь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
