Так и есть, Мэт возился возле конюшни.
– Мистер Айрлэнд, рад вас видеть!
– Привет, Мэт! Дело к тебе одно имеется. — Я сильно замялся, потоптал землю под ногами, не зная, с какого боку начать разговор. — Мэт, скажи прямо: тебе известно, что происходит со мной последнее время?
– Это… как бы… вроде… да. Извините, мистер Айрлэнд, но вся прислуга в замке только об этом и шепчется. Но я не люблю сплетен, вы же знаете…
– Все, что они говорят — правда. Не знаю, в какой форме это достигло твоих ушей, но последние ночи меня преследуют настоящие кошмары, и началось это все после того, как я открыл ту проклятую дверь.
– В старый чулан?
– Да, гори он вечным огнем!
Мой кучер озабочено кивнул головой, его массивная фигура слегка покачалась, он всегда переминался на месте, когда напряженно о чем-то думал.
– А ведь предупреждал я вас, мистер Айрлэнд, гиблое это место! Мой дух это сразу учуял, как только мы сюда…
– Ладно, ладно! Ты был во всем прав, я во всем заблуждался. Доволен?.. И не верю я ни в каких духов! Наука, Мэт, вот истинное божество достойное поклонения! Да что тебе, невежде, об этом говорить! У меня просто сильно расстроена психика, вот и все.
– Ох, мистер Айрлэнд, если б я мог чем-то вам помочь…
– А ты можешь, Мэтью. Можешь.
– Для вас — все, что угодно. Только прикажите.
– В моем положении не до приказов, хочу тебя попросить…
В этот момент одна из лошадей сильно заржала, ей откликнулись еще две. На конюшне пошел топот и возня, вмиг спутавшая мои слова и мысли. Вечер вязким холодным саваном опускался с высоты небес, все ниже и ниже. Мир, который покинуло солнце, завоевывал полумрак, выползая из всех щелей наружу, где он трусливо прятался в течение дня. Извечная борьба света и тьмы. Чем темнее становилось на улице, тем неестественней мне казались все предметы вокруг. Стирались грани и цвета. Вещи пустели внутри и старели снаружи, превращаясь в неразборчивые пятна. Каждый вечер мир умирал, чтобы потом опять воскреснуть. Я снова почувствовал в себе этот противный, до тошноты знакомый запах астении.
– Не буду вилять, Мэт, скажу прямо: я уже боюсь ложиться спать. Одна только мысль, что этот кошмар опять повторится… Короче, просьба моя проста: побудь со мной рядом эту ночь, а утром, когда встанет солнце, оба отоспимся. Надеюсь, дневной свет разгонит любое наваждение.
Мэтью сделал круглые, точно монеты, глаза.
– И это… все? Мистер Айрлэнд, вы просите о такой мелочи, что мне даже неловко! Это моя прямая обязанность заботиться о своем господине.
– На эту ночь мы забудем про слуг и господ, просто посидим, попьем скотч и поболтаем как старые приятели. Расскажешь мне что-нибудь о своей жизни. И помни: твоя основная обязанность — не позволить мне уснуть! Это главное! Если увидишь, что я задремал, тут же растормоши. Можешь даже двинуть мне по морде. Разрешаю.
Мы зашли в замок и расположились за небольшим столиком. Голбинс принес пару бутылок и фужеры, потом зажег для нас канделябры, на которых тотчас выросли сосульки желтоватого света. Тут забили настенные часы. Их протяжный, вибрирующий, проникающий чуть ли не до костей звук заставил меня обернуться. Большая стрелка указывала прямо в центр Земли, маленькая немного не дотягивала до двенадцати. Мэт мигом осушил свой фужер и похвалил скотч:
– На совесть пойло сделано! — потом обратился ко мне: — Мистер Айрлэнд, вы сами сказали, что кошмарные сны стали вас преследовать после посещения того чулана. А не думали — почему?
– Когда я продам Менлаувер вместе с обитающими здесь чертями и поселюсь где-нибудь на другом краю Англии, то там, свободный от помешательства, на трезвую голову постараюсь разобраться, что же здесь творилось. Да, не исключено, что какая-то связь с чуланом имеется, но уверяю тебя, духи и заклятия здесь ни при чем. А кстати… может еще раз сорвать тот замок, обшарить этот вонючий чулан вдоль и поперек. Вдруг разгадка где-то там? Что скажешь, Мэт?
– Не советую, мистер Айрлэнд.
– Почему? Я ведь тебя не собираюсь туда посылать, сам все сделаю.
– Скажу вам одну старую присказку: два раза в одну и ту же мышеловку только самые глупые коты попадаются.
– И то верно.
Мэт сладострастно покосился в сторону бутылок.
– Да наливай уж! Всяко веселей будет ночь коротать.
Потом я почувствовал, что мои веки слипаются.
Не спать… не спать… НЕ СПАТЬ!
Проклятый скотч! Рассеяв страх, а вместе с тем и бдительность, он, как любовница, стал клонить меня к постели. Надо было пить только кофе. Мы с Мэтью покинули замок и вышли в сад.
Наконец-то свежий ободряющий воздух. С запада дул порывистый ветер, вероятно, пытаясь разогнать нависшую над миром темноту. Но его сил едва хватало, чтобы стряхнуть с деревьев омертвелую листву, которая со временем и без того опала бы. Что творилось на небе не разобрать: там все намалевано черной краской. Звезды, как ежедневное ночное шоу, сегодня почему-то отменили. Лишь свисты, шумы, перешептывания неугомонных веток — не исключено, что дело шло к дождю. Но в замок возвращаться до ужаса не хотелось. Нужна была какая-нибудь отвлеченная тема, не связанная с этой угрюмой ночью и моими тревожными ожиданиями.
– Мэт, а почему после смерти своей жены ты до сих пор не женат? Три года, как ее похоронили.
– Наверное, глупо звучит, но я верен ей, мистер Айрлэнд.
Ах да, верность! Один из идеалов, воздвигнутых людьми для собственного поклонения. Какое-то невидимое, ускользающее от взора божество, о котором все твердят «вот, оно здесь», «вон, оно там», но которое почему-то недоступно нашему личному наблюдению. Мы некоторое время помолчали, смотря в бездонную пустоту. В ней мерещились невнятные для взора образы: то ли демоны, то ли тени от деревьев. Хотя… я уже давно подозревал, что демоны и тени — одно и то же природное явление.
Сад уснул. И даже ветер не смог растормошить его многоруких, одетых в желтое обитателей. Они молча стояли, поддерживая небо, вросшие от его тяжести в землю, и лишь иногда сонно покачивали немного кривобокими телами. А ветер тем временем озлобленно выл на тучи, как обычно, желая довести их до слез. Этот ветер, как призрак, невидимый и страшный, вездесущий и в то же время совершенно бесплотный, со старческим стоном носился по тому месту, где днем обитало небо, — носился, ревел, неистовствовал, изредка касаясь своими порывами земли, путаясь в кронах деревьев, и лишь порой умолкал, чтобы отдышаться и набрать новых сил. Порой он надувал в мою голову разные сумасбродные мысли, от которых становилось то жарко, то холодно.
Наши мысли — это наша болезнь, они как заразные вирусы проникают из внешней среды, попадают в кровь, воспаляют мозг, и начинают там бродить, играть, вступать в реакцию друг с другом. Мозг не выдерживается и трескается множеством извилин: учеными это называется процессом мышления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
