– Нет, в ее виновности нет никаких сомнений. В своем признании она указала точное время и место убийства, а также описала одежду Роды Комфри. Даже то, что поезд в Лондон, отправляющийся из Кингсмаркхэма в 21.24, опоздал в тот вечер на десять минут. Завтра же Риттифер прикажет прочесать канал Кенбурн-Лок, и мы, без сомнения, отыщем нож.
– То есть, ты считаешь, Уэст ни при чем?
– Конечно же, при чем. Без него всех этих проблем вообще бы не было. Он – истинная первопричина преступления. Ладно, Майк, я устал, а мне еще надо сделать несколько звонков. Завтра, после экстренного заседания суда, я расскажу тебе остальное.
Он позвонил домой Бейкеру. Ответил мягкий женский голос с легким северным акцентом. Вексфорд спросил Майкла. «Это тебя, дорогой!» – позвала женщина. «Иду, дорогая!» – послышался голос Бейкера. Наконец он взял трубку, Вексфорд назвался. В скрипучем тоне Бейкера явственно слышалось: «Ты хоть знаешь, который теперь час?», впрочем, вслух он этого не сказал. Когда инспектор сообщил последние новости, Бейкер распустил перья и объявил, что именно так он и думал с самого начала.
– Я же тебе твердил, Редж, что ты только теряешь время со всеми этими именами, датами и свидетельствами о рождении, – заявил Майкл, хотя ничего подобного никогда не утверждал. Будь Вексфорд не таким усталым, то рассмеялся бы. – Что же, все хорошо, что хорошо кончается, правда?
– Конечно. Спокойной ночи, Майкл.
Бейкер, сопя, повесил трубку, очевидно, обидевшись на то, что инспектор не выразил полиции Кенбурна и ему лично своей безграничной признательности. Точнее, он отключился со словами: «Иду-иду, мое сокровище!», хотя вряд ли они предназначались Вексфорду.
Дора уже была в постели и читала книгу о Марии-Антуанетте. Вексфорд тяжело присел на край, скинул ботинки.
– Ну что? Все закончилось? – спросила жена.
– Я вел себя сегодня, как скотина, – вздохнул Вексфорд. – Привел в отчаяние бедную девочку, наговорил ей кучу ерунды и спровоцировал на ложь, чтобы получить признание. Нет, что за ужасная у меня работа? А ведь эта Полли и сейчас уверена, что у нее все получилось.
– Редж, – мягко произнесла Дора, – ты хоть понимаешь, что я не имею ни малейшего представления, о чем ты тут толкуешь?
– Да? Наверное, я говорил это самому себе. Мне кажется, брак – это возможность поговорить вслух с самим собой, но при этом быть выслушанным близким человеком.
– Это самая милая вещь, которую я когда-нибудь от тебя слышала, Реджи.
Вексфорд прошлепал в ванную и уставился на свое некрасивое лицо в зеркале: усталость, мешки под глазами и седая щетина на подбородке делали его похожим на глубокого старика.
– Ты – самый мерзкий негодяй на всем свете, – сказал он отражению.
В субботу утром суд предъявил Паулине Флиндерс обвинение в убийстве Роды Комфри и постановил взять ее под стражу. После заседания инспектор постарался не попасться на глаза начальнику полиции – в конце концов, у Вексфорда был сегодня выходной. Он ускользнул также от Бердена и притворился, что не заметил доктора Крокера. Сел в машину и покатил в Майрингхэм. То, что ему следовало сделать, потратив оставшуюся половину дня, могло быть сделано только в Майрингхэме.
Он миновал мост через Кингсбрук, проехал старыми улочками и наконец оказался в центре городка. Оставив машину на верхнем этаже паркинга, по случаю субботы забитого автомобилями, он спустился на лифте и вошел в здание, находящееся на противоположной стороне улицы.
Мраморный, на сей раз, Эдвард Эдвардс с каменной книжкой в руке отсутствующе смотрел сквозь инспектора. Вексфорд задержался на секунду, чтобы прочесть надпись на постаменте, и вошел в стеклянные двери, открывшиеся при его приближении.
Глава 23
Долгие годы, точнее, столетия, прежде чем стать отелем, «Олива и голубка» был постоялым двором, где путешественник, возможно, не мог рассчитывать на то, что получит отдельную спальню или хотя бы кровать, но вполне был уверен, что найдет здесь приют. Некоторые из тех старинных закутков с низкими потолками и стенами, отделанными дубовыми панелями, до сих пор остаются в целости и сохранности, их дверные проемы выходят в коридор, ведущий от стойки бара в зал. Конечно, теперь в этих комнатушках не ночуют путешественники, зато тут можно посидеть и выпить в относительном уединении.
Сейчас, в воскресный вечер, в самой маленькой из них, где стоял только стол, два стула да скамья, сидел Берден. Он ждал главного инспектора, назначившего ему здесь встречу. Пробило уже восемь. Берден едва сдерживал нетерпение, как мог, растягивая свои полпинты пива, ведь выйти и заказать еще означало по возвращении найти кабинет занятым другими. В вечер уик-энда от этого не спасло бы даже пальто, оставленное на спинке стула. Не говоря уже о том, что у него не было никакого пальто – погода стояла жаркая.
Наконец в десять минут девятого, когда от эля остались лишь воспоминания, появился Вексфорд, держащий в каждой руке по кружке.
– Едва тебя нашел, – сказал он. – Ну, ты и местечко выбрал, прямо потаенный уголок для встреч шпионов и любовников.
– Подумал, что ты предпочтешь поговорить конфиденциально.
– Ты прав. «Я – оракул, когда вещаю, пусть и пес не лает»[15].
Берден поднял кружку:
– Твое здоровье. Вот только лично я сейчас, наверное, залаю. Очень хочется узнать, где теперь находится Уэст, зачем он останавливался в том отеле, кто он такой и, наконец, зачем, черт побери, я проторчал весь пятничный вечер в психушках. Это так, для начала. Еще хотелось бы услышать, зачем ты наплел той бедной девочке с три короба и где сам вчера пропадал.
– Ну, то, что я говорил Полли, все-таки не было полным враньем, – примирительно ответил Вексфорд. – Была там и доля правды. К тому же Роду убила действительно она, никто другой этого сделать не мог. Но если бы я просто предъявил ей обвинение, мы не только не получили бы признания, но, вполне возможно, она замкнулась бы в себе и просто перестала отвечать на вопросы. Правда в том, что она была влюблена в Гренвиля Уэста, хотела выйти за него замуж и подслушала телефонный разговор Роды, а потом вечером восьмого августа ее зарезала. А вот все остальное, то есть мотив преступления и роли участников событий – я в значительной степени выдумал. Моя интерпретация Полли вполне устраивала, более того, она могла лишь мечтать о такой версии, но, к несчастью, правда все равно выйдет наружу. Я уже все написал во вчерашнем отчете Гризвольду. А что до того, где я был, то я весь день просидел в библиотеке Майрингхэма, читая Хавлока Эллиса[16], жизнеописания шевалье д’Эона[17], ну, еще заглянул в биографии Изабель Эберхард[18], Джеймса Бэрри[19] и Марты Берк[20], если эти имена хоть о чем-нибудь тебе говорят.
– Можешь не язвить, – буркнул Берден. – Ни о чем они мне не говорят.
У Вексфорда было нелегко на сердце, однако он не смог устоять и не поддразнить начинавшего закипать Бердена:
– Ах, и Эдварда Эдвардса. Как же я забыл! Ты, разумеется, знаешь, кто это? Отец-основатель лондонских публичных библиотек, так написано на постаменте его памятника. Очевидно, именно он в 1850 году сыграл ключевую роль в прохождении через парламент билля о…
– Ради всего святого! – возопил Берден. – Скажешь ты мне, где Уэст, или нет? При чем здесь какой-то Эдвардс?
– Да в общем-то ни при чем. Памятники ему установлены перед входами в публичные библиотеки, а в тех библиотеках лежат книжки Уэста.
– Но куда подевался сам писатель? Или ты рассчитываешь, он вернется, когда прочтет в газетах, что его подружку обвиняют в убийстве?
– Нет, Майк, он не вернется.
– Почему? – недоуменно произнес Берден. – Слушай, ты подозреваешь, что в убийстве замешаны они оба? И Флиндерс, и Уэст?
– Нет. Уэст мертв. Некому возвращаться в отель «Триест» за вещами, потому что их хозяин умер.
– Так. Мне нужно выпить. Уж не хочешь ли ты сказать, что Полли заодно прикончила и романиста? – насмешливо добавил Берден, уже стоя в дверном проеме.
– Вот именно, Майк.
Народу в «Оливе» было битком, и Берден вернулся только минут через пять.
– Боже мой, – сказал Берден, ставя кружки на стол, – знаешь, кого я сейчас видел? Гризвольда. Надеюсь, он меня не заметил.
– Да? В таком случае не торопись пить свое пиво и бежать за новым, что-то меня не тянет с ним общаться.
Берден сел так, чтобы видеть дверной проем, в котором, увы, не было ни двери, ни занавески. Навалившись на стол, он продолжил свои вопросы:
– Редж, если Полли убила Уэста, то куда делось тело?
– Ты знаешь, кто такие эонисты? – начал издалека Вексфорд.
