А потом он поднимает голову, сгоняя языком багрово-красный цвет с губ.
Моя кровь.
Он пометил меня полностью, основательно.
Это больно, это эротично.
Это неправильно.
Но это абсолютно правильно.
Глава 15
Сесилия
Ты отвратительна.
Я медленно открываю глаза, но воспоминания не исчезают.
Они сверкают, рычат и вонзают свои острые когти в нежную плоть моего сознания.
Почему они приходят именно сейчас? Я покончила с той частью себя, полностью стерла ее и обрела новое начало.
По крайней мере, я надеюсь на это.
Старый деревянный потолок материализуется надо мной, и я пытаюсь пошевелиться.
Одна проблема: я не могу.
Мышцы затекли, и я не могу их контролировать. И тут понимаю, что не до конца открыл глаза, и только щель позволяет мне разглядеть потолок.
Резкое жжение нервов взрывается по всем моим конечностям, а мозг включается на полную мощность.
Мне слишком хорошо знакомо это чувство. Приглушенная паника, искаженное сознание и невидимые черные руки паники, сжимающие мое сердце и сдавливающие грудные кости.
Именно так и было, когда я попала в ловушку, должна была чувствовать каждое жало ее острых краев, вдыхать каждый загрязненный вдох, но не могла выбраться.
Я не могла двигаться.
Я хотела действительно. Я боролась и билась. Пиналась, кричала и выла.
Но все это происходило в моей голове.
Сцена повторяется в крошечных всплесках черного.
Черное.
Черное.
И еще больше черной тьмы.
Я пытаюсь регулировать свое дыхание, но и это мне не подвластно. Вдохи и выдохи превращаются в смесь отрывистых звуков.
Это не первый раз, когда сонный паралич находит во мне убежище. Эти внетелесные ощущения случаются еще чаще после тех жутких кошмаров.
Чем больше я буду бороться с тяжестью на груди, с черными руками, выжимающими из меня жизнь, тем больше буду впадать в панику, поэтому заставляю себя оставаться неподвижным.
Позволить этому пройти.
В конце концов, это пройдет. Неважно, насколько это страшно или как сильно мне хочется плакать, в конце концов, это исчезнет.
Мало-помалу тупая боль разрастается по всей моей коже, синхронно с неравномерным вдыханием воздуха. Затем что-то теплое и успокаивающее пробирается по подушечкам кожи между ног.
Ткань, полотенце или рот.
Стон срывается с моих губ, когда я пытаюсь стимулировать свои мышцы, но безуспешно.
Мои пальцы замирают на мягкой поверхности подо мной. Моя грудь вздымается из-за демона, который сидит надо мной и скребет по чувствительной плоти моего сердца, а в голове — беспорядок.
Но моя киска? Она не ощущается как часть моего физического существа. Или, скорее, ощущения, проходящие через нее, являются отдельными.
Она бурлит успокаивающей энергией. Я сосредотачиваюсь на ней, и мое сердце прогоняет призрак черных рук, возвращаясь к жизни. Мои конечности постепенно ослабевают, а вместе с ними и моя мозговая активность.
И тут же события снова обрушиваются на меня. Маска. Погоня. Особняк с привидениями. Попадание на палубу. Кровь. Нож.
Все.
Моя грудь вздрагивает, и я тихо стону, когда удовольствие омывает меня, медленно, но верно развязывая узел в моих мышцах.
Его зубы покусывают мою самую интимную часть, и я понимаю, что это точно его рот, а не тряпка или полотенце.
Неужели Джереми опустился на меня, пока я была в отключке?
Это так ужасно.
Или так и должно быть, потому что мысль о том, что он снова взял меня, не заботясь о том, проснулась я или нет, возбуждает.
Не то чтобы я призналась в этом вслух.
Боже, мне так стыдно за то, как сильно мне понравился мой первый раз. Я знала, что у меня есть ненормальные наклонности с шестнадцати лет, но всегда думала, что они останутся спрятанными в темных уголках моего сердца в виде недоступных фантазий.
Никогда в своих самых смелых мечтах я не думала, что у меня хватит мужества действовать в соответствии с ними.
Поэтому тот факт, что я не только согласилась на условия Джереми, но и позволила его зверю трахнуть меня, превзошел все мои ожидания и разбил их в пух и прах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И вау.
С каких это пор я произношу слово «трахнуть» даже в мыслях?
Этот мужчина появился в моей жизни совсем недавно, но он уже развращает меня. Заставляет меня желать и думать о вещах, которые никогда не должны были увидеть свет.
Мои попытки полностью открыть глаза снова проваливаются, а может быть, я просто слишком устала, чтобы сделать это, поэтому не пытаюсь сделать это и пытаюсь сосредоточиться на окружающей обстановке.
Его рот исчез, вызвав холодную дрожь и карту мурашек.
Мое тело чем-то покрыто, и, вероятно, я лежу на матрасе.
Может быть, он привез меня в коттедж? Я в какой-то степени осознавала это, когда он нес меня на руках раньше.
Однако все, что было после этого, как в тумане. Я определенно заснула, если мне приснился этот кошмар о моем якобы законченном прошлом.
Я чувствую присутствие Джереми рядом со мной. Невозможно игнорировать удушающую интенсивность, исходящую от него.
Именно так я почувствовала, что он преследует меня все те недели назад. А поскольку он потусторонний, его отсутствие тоже можно почувствовать, вот почему я была необъяснимо пуста, ходила с рассеянная повсюду на случай его появления.
Сейчас я не только чувствую его, но и ощущаю его запах, запах дерева и кожи, и чувствую тепло, исходящее от него. Странно ассоциировать тепло с кем-то вроде Джереми, но это так. Тепло. По крайней мере, в его теле течет горячая кровь.
Его личность, однако, ледяная.
Не говоря уже о девиантности.
У него такой тип сексуально отклоняющегося поведения, который присущ серийным убийцам.
Это ненормально, опасно и может привести его на деструктивный путь.
Что это значит для меня, если мне это нравится?
Мой вопрос остается висеть в темноте, когда он появляется в прорези моих глаз, одетый во все черное, как падший ангел, но я не вижу его целиком.
Лишь мельком вижу его грудь, намеки на татуировки, идущие вдоль мышц, и его руки.
Большие, покрытые венами, разрушительные руки, которыми он трогал, прощупывал и владел мной.
Джереми стягивает простыню с моей груди, и мои соски надуваются и напрягаются от трения ткани.
Я чувствую на себе его грубый взгляд и гнусный подтекст, не имеющий иной цели, кроме как поглотить меня.
Только Джереми мог заставить кого-то чувствовать себя неуютно в собственном теле одним лишь взглядом.
Кончик его пальца нажимает на мой сосок, и порез, полученный ранее, горит, но Джереми не останавливается.
Я сомневаюсь, что он вообще знает, как это сделать. Это странно, учитывая, что он самый самоконтролируемый человек из всех, кого я знаю.
Он сжимает сосок, пока я не начинаю извиваться, затем скользит тем же пальцем к моей шее, к пострадавшему, покрытому синяками месту, которое он укусил, и снова нажимает.
Мои губы раздвигаются, и из горла вырываются тихие стоны. Этот звук только приглашает его применить больше силы, как будто моя боль — это его удовольствие.
Как будто он наслаждается тем, что доводит меня до края своими порочными прикосновениями и злыми руками.
— Такая, блядь, хрупкая, lisichka. Мне нравится то, какая ты чувствительная, — размышляет он, тон слегка дружелюбный.
Я хочу утонуть в нем.
Я хочу, чтобы он вечно говорил со мной таким тоном. Если звериный вариант, который был раньше, превосходил мои фантазии, то сейчас я предпочитаю именно этот вариант.
Заботливый.
Ну, заботливый, возможно, это преувеличение, но он, по крайней мере, не говорит так, будто ненавидит меня.
Или раздражен мной.
Он говорит так, будто хочет меня, потому что я — это я. Не по какой-либо другой причине, кроме как для того, чтобы я была собой.
