Она нежно провела рукой по его груди и поцеловала в щеку.
— У меня все признаки. А ты что, не рад?
Он схватил ее за плечи, встряхнул и грубо ответил:
— Одевайся. В больницу пойдем.
— Зачем? — испугалась она. — Предупреждаю сразу — аборт делать не буду.
— Ты дура, что ли? Какой аборт? Я хочу точно знать, да или нет, — ответил он, натягивая брюки.
В больнице выяснилось, что беременности нет, а тошнота от обострившегося гастрита.
— Ну, чего ты такая надутая? Будут у нас дети, — он снова прижал ее к себе. — Мы же еще для себя не пожили. Вот лет через пять-семь можно будет ребеночка родить. Моя мама детей любит, будет помогать.
Светлана молчала. Всю дорогу до больницы она перебирала в голове имена для девочки.
«По-любому, будет девочка. Снежана или Софья? А, может, Ева? Надо будет на всякий случай еще и мужское имя подготовить».
Теперь же, она разочаровано брела домой, туда, где в коротеньком халатике прогуливалась перед Артемом симпатичная студентка. Светлана поняла, что ее жизнь поворачивала совсем не в ту сторону.
— Мне не нравится жить с Олесей. Отдай ей деньги и пусть выселяется, — она хотела, чтобы голос звучал твердо, но получилось жалобно и совсем неуверенно.
— Что ты к ней прицепилась? Пусть живет. Ее не видно и не слышно. Сидит, как мышь в норке.
— Посели ее в свою коммуналку. Там ей самое место.
— Пф-ф, моя комната в два раза дешевле стоит. Я, кстати, туда тоже жильца нашел. Завтра договорились встретиться.
Они зашли в подъезд и поднялись на свой этаж. Артем подошел к двери, но не успел вставить ключ в замок. Навстречу вышла Олеся.
— Иду на учебу. Буду поздно, — предупредила она и начала спускаться. — А да, Света, к тебе папа приходил.
Артем со Светланой переглянулись.
— Какой еще папа? — насторожено спросила она.
— Интеллигентный такой. В костюме, — Олеся взглянула на них и остановилась. — В чем дело? На вас лица нет.
— А что хотел этот «папа»?
— Старый радиоприемник забрал и ушел. А что? Не надо было отдавать? Вы бы хоть предупредили. Откуда мне знать, что можно отдавать, а что нельзя. И попросил передать что-то типа: каждому своя дорога.
Она пожала плечами и продолжила спускаться. Артем забежал в квартиру и выругался.
— Забрал, — выдохнула Светлана и опустилась на край дивана. — Ну и пусть. Все равно мы не знали, что с ним делать.
— Надо замок поменять. Неизвестно, что еще он захочет забрать, — зло сказал он.
Она легла на диван и свернулась калачиком.
— Пусть забирает, что хочет. Это же его дом.
— Не его, а ваш общий — не забывай об этом. А теперь еще и мой, — он засмеялся и повернулся к ней. — Хотел бы я посмотреть на твоего мужа, когда он увидел Олесю в своем кабинете. Представляю, сколько матерных слов пришлось ей выслушать.
Светлана сложила ладошки под голову и закрыла глаза. Сейчас ей, как никогда ранее, хотелось, чтобы Карл Борисович сел рядом и заботливо спросил, как она себя чувствует и почему расстроена. От Артема такого не дождешься. Она горестно вздохнула, пытаясь подавить слезной поток.
«Похоже, я сделала неправильный выбор», — вдруг осознала она и посмотрела на Артема, слоняющегося по дому.
— Он хочет со мной развестись.
— И правильно. Чего тянуть? Скорее бы уже отделаться от него, — он остановился в дверях.
— А если он выставит меня на улицу, ты примешь меня без приданного?
Артем подошел, сел рядом и начал хрустеть пальцами.
— Тебе надо сделать все, чтобы хотя бы квартиру тебе оставил. А лучше, чтобы пособие какое-нибудь платил.
Светлана снова закрыла глаза, изо всех сил стараясь не выдать своих чувств. Слезы бесшумно стекали на обивку дивана.
Глава 14
Карл Борисович вытер пот со лба, трясущимися руками воткнул вилку в розетку и, задержав дыхание, повернул рукоятку на полную громкость. Из динамиков послышалось журчание ручья и пение птиц.
— Та-ак, вроде работает, — он шумно выдохнул и повернул антенну на «Деревню».
Веселый детский смех заполнил гостиничный номер.
— Реган, дай мне попробовать, — крикнула Вера. — Ого, прям как настоящий. Жаль только, что постоянно приходится заострять и быстро заканчивается.
— Ерунда, — профессор узнал Гюстава. — Этого добра здесь навалом. Мне обиднее всего, что белого листа не достать. Остается только на камнях рисовать.
— И на деревьях, — подала голос Луиза. — Я раскрашу свой дом.
— А-а, — протянул Реган. — До первого дождя. Вода быстро смывает, я пробовал.
— Тем лучше, — ответила Вера. — Смоет, заново нарисуем. Я очень люблю рисовать, особенно акварелью. Спасибо, Реган, за такое счастье. Кто бы мог подумать, что эти плоды рисуют, как мелки.
— Да, молодец Реган, — сказал Гюстав и хрипло рассмеялся. — А мы не знали, что придумать с этими кустами. Растут быстро, а плоды ядовитые.
— Они не ядовитые, — возмутился Оливер. — Кроме диареи от них ничего плохого нет.
— А диарея, по-твоему, от чего? От отравления.
— Ну, может быть, — согласился он. — Посмотрите, как я раскрасил свою панаму.
Они еще долго обсуждали красящие восковые плоды, а Карл Борисович с блаженной улыбкой сидел, прижавшись к радиоприемнику, и представлял, что находится рядом. Вот он расспрашивает Гюстава о жизни во Франции в начале двадцатого века, вот вместе с Оливером ловит рыбу, а вот с Луизой накрывает на стол. Прямо, как большая дружная семья. Жаль, только мамы нет.
Тут Карл Борисович вспомнил, что хотел с Марией сходить на кладбище. Он спрятал радиоприемник в шкаф, вышел из номера и запер дверь.
«Где же Машенька? — подумал он и набрал ее номер второй раз. — Вроде на больничном. Должна дома сидеть с больной спиной».
Он уже хотел положить трубку, но гудки пропали и послышался слабый голос Марии:
— Алло. Кто это?
— Машенька, это я. Что с голосом? Заболела?
