– Почему, тетя?
– По причине все того же зла, – твердо и с глубоким осознанием сказанного отвечала тетя.
– А почему, тетя Лариса?
– Хамья развелось, как тараканов.
– А отчего?
– Хамье? Притом полное. Неисправимое!
– Они, я вижу, вам много зла наделали? А Григорий Тихонович – вы же не нахвалитесь на него. Говорили, он вас любил, – разве пустяк? Человека можно любить, тетя Лариса, за чувства к тебе самой. Светлые чувства, ведь это святое, тетя Лариса. Разве я ошибаюсь?
– Они все нравственные уроды, – ответила с непоколебимой уверенностью тетя.
Весь день Лариса Аполлоновна сидела одна дома и маялась, ни до кого не смогла дозвониться, а в этот дождливый осенний день глубокие рассуждения прямо-таки обуревали; ей хотелось излить кому-нибудь на душу свои чувства, поделиться возвышенными мыслями о смысле и высоком назначении человека на земле, о нравственности.
С нетерпением ждала дочь и племянницу, надеялась, может, позвонит кто из старых знакомых, ведь, в конце концов, у нее немало знакомых; но никто, как назло, не позвонил, и она вся изнервничалась, ждала до четырех часов дня и под вечер прониклась горячим ощущением одиночества: никому не нужна. Отвлекаясь, принялась перебирать свои платья, шубы, драгоценности, взялась протирать мебель – уже трижды в этот день. И когда все было сделано, все, что повторялось изо дня в день, Сапоговой стало до слез обидно за себя и свою жизнь, за дочь, которая в течение дня ни разу не позвонила, и она с горечью заключила, что ничего хорошего в жизни у нее не получалось, а ее единственная дочь предпочитает общество матери обществу Оболокова, мужчины, а они, как известно, доставили ей много хлопот. Так что к концу дня Лариса Аполлоновна с полным основанием заключила: все мужчины – подлецы и хамы!
– Я знаю, тетя Лариса, как вы любили Григория Тихоновича, – сказала Мария, не понимая, почему тетя так ожесточилась против мужчин.
– Григорий Тихонович, милочка, генерал. В некотором роде и даже в прямом смысле ему обязаны все люди наши, все люди в мире. Поняла? Он, милочка, скромно говоря, – полководец! Он выиграл войну в большом смысле слова.
– Но он тоже – мужчина, тетя Лариса.
– Ты, милочка, ничего не знаешь. Я желаю одного: нравственной чистоты в делах и помыслах. Это необходимо для государства и для народа.
– Какую же вы хотите нравственность?
– Во всем!
– А в чем же все-таки, тетя Лариса? – спросила Мария, не до конца понимая ее. – Вы, тетя Лариса, прожили долгую жизнь, вы много знаете, ну а вот я не могу понять, в чем вы хотите видеть нравственную чистоту?
– Во всем! Это тебя, милочка моя, видать, не устраивает? Или ты считаешь, что я не имею на это права? Все женщины похотливы, и нет страшнее и опаснее этих существ! У них в сердце есть уголочек – там чистая похотливость! Чистая похотливость – вот что тебя пугает в моей формуле. Уж я женщин знаю так хорошо, как никто. Из-за обыкновенного грязного козла бросят все – мать родную, квартиру и – бежать к черту на кулички с проклятыми козлами! Покажите мне женщину, которая поступит не так, не покажете, потому что все они похотливые. Уж я-то знаю женщин. Сплошное хамье, если говорить правду!
– Но вы же говорили, тетя Лариса, что хамье – мужчины?
– Слушай, милочка моя, не учи меня, уж я-то знаю, что говорю.
– Вы, тетя Лариса, только что говорили одно, а теперь все наоборот повернули, – растерянно отвечала Мария, как-то боясь холодно поблескивающих глаз Ларисы Аполлоновны.
– Я говорю в высшем смысле – чистая нравственность! Вы думаете, что с мужиками спать – нравственно? Ошибаетесь, милочка, очень ошибаетесь! Я говорю в высшем смысле слова, а тебя почему-то не устраивает? Надо поинтересоваться, почему именно тебя не устраивает высший смысл? Кто на тебя влияет – вот в чем вопрос.
Лариса Аполлоновна знала, что среди знакомых в своем дворе, в общественных организациях и в тех учреждениях, куда заглядывала по необходимости живого обмена мнениями, она слыла женщиной в высшей степени умной, честной, способной ради справедливости на жертвы. Она умела создавать о себе мнение, что можно отнести к ее любимейшим занятиям. «Я, как женщина исключительно честная… Я физически терпеть не могу несправедливости». Такими словами каждый раз начинала свое выступление перед общественностью Лариса Аполлоновна. (Нужно заметить, этими же словами она и заканчивала свое выступление.) Везде одобряли ее слова, она, как говорят, завоевала сердца даже неблагодарных людей. И когда во дворе порою слышалось ее знаменитое «вы хам», то все знали: Лариса Аполлоновна вступилась за простого человека, борясь с одним, по ее словам, из монстров обслуживающего персонала ЖЭКа: «Вы – хам! Вам надо поучиться вежливости у вашего начальника ЖЭКа».
И вот теперь, получается, Мария не могла ее понять, все жильцы квартала могли понять, а она нет. А значит, не могла ее и оценить в полной мере. Если дочь не понимает матери, то ничего не поделаешь, к тому же Ирина, как ей пришло сегодня в голову, – низменное существо, с очень низким уровнем понимания. Хотя матери никто так не близок, как родная дочь, а вот тот человек, который смог покорить Ларису Аполлоновну, была не она. Мария покорила тетушку простой, обыкновенной человеческой наивной честностью, когда человек может сказать прямо, как есть, например: «Я не прав; я не знаю; не понимаю».
Лариса Аполлоновна иногда по-житейски третировала племянницу, но это не мешало ей сидеть с Машей, говорить, вести замысловатые разговоры, казалось полные тонкой дипломатической игры. Только в беседе с племянницей она могла полностью проявить свои достоинства, показать подлинное воспитание и, главное, свое значение для людей. В последние годы предощущение славы сладостно будоражило ее воображение.
– Ты знаешь, милочка, что такое человек? – спросила Лариса Аполлоновна, загораясь желанием говорить о возвышенном, о проблемах, полных глубочайшего смысла, о самой сути человеческого бытия.
– Знаю.
– Нет, милочка, ты ничегошеньки не знаешь, так как человек – существо разумное.
– Да.
– Нет, ты ничего не знаешь. Разум человека можно направить в хорошую сторону, и тогда получается – благо и благодать прольется, а можно направлять его в неразумную сторону, и тогда – обман, ложь, гнусность, предательство, все мерзости проникают из его сути. Понимаешь, в чем суть жизни?
– Нет, – отвечала племянница, осторожно водя пальцем по столу.
– Так вот, милочка моя, суть жизни без высшего смысла не имеет никакого значения. Сутью живем, а высшим смыслом существуем. Я в себе давно открыла назначение высшего смысла, ибо в нем только чувствуешь себя великой и видишь пользу для человечества.
– Но, тетя Лариса, человечество и без вас определит свой смысл, разве не так? Получается, что все вокруг вас вертится?
– Не сможет оно, в том-то и дело, милочка, – отвечала с твердостью и вместе с таинственным намеком тетя. – Ты поняла меня?
– Да, тетя Лариса.
– Почему? Есть силы, которые мешают. А вот я – не знаешь ты еще меня в полной мере, милочка.
– Ну, тетя, вы большой дипломат. Но только вот убейте меня, а я не могу понять ваш высший смысл! Честное слово! Вы говорите: высшая справедливость, высшая нравственность. А что же, просто справедливости или просто нравственности не существует?
– Милочка моя, простая справедливость – всего лишь и есть простая и для таких простушек, как ты, а вот справедливость высшая – это уж, извини меня, есть высшая справедливость, высшая нравственность. Она на улице не валяется. Тебе это не обязательно понимать, потому что поймешь – и подумаешь чего-то другое, и тогда вообще плохо тебе будет.
– А если я не пойму, чего ж тогда делать мне?
– Добиваться высшего смысла любыми средствами!
– Тетя Лариса, если я не понимаю, что такое ваш высший смысл, то как же я буду добиваться? Я знаю, есть светлое, чистое, одухотворенное, есть любовь и доброта, есть сила и нежность – все, что отвечает этому, и есть нравственное и справедливое, – сказала Мария, пристально всматриваясь в глаза тети.
– Высший смысл знать дано не всем, не надо всем знать, – проговорила Лариса Аполлоновна с дрожью в голосе. – Высший смысл, дорогая моя милочка, есть высший смысл в высшем смысле! Поняла? Жизнь за него отдавали и забирали за него жизнь. Поняла?
– В том-то и дело, что нет, – тоскливо отвечала Мария. – Нет.
– Поймешь еще, – торжественно произнесла Лариса Аполлоновна. – Придет времечко такое, что сразу поймешь. Обязательно.
Раздался мелодичный звонок, потом еще и – появилась Ирина, резко плащ сняла, бросила на пол, швырнула в угол зонт.
– Уф, проклятущий дождь! Что сидите? О чем говорите? Тебе, Маришка, моя философочка мозги пудрит? Ну-ну! Слушай ее больше, она тебя научит, как сделать так, чтобы выполнять ее приказы. Тоже мне генерал в юбке!
