очнулась и говорит, не переставая. Правда, она болтает, как пьяный пират, – хихикнул папа. На заднем плане мама бормотала что-то малоприличное. – Но доктора говорят, что через несколько дней она будет совсем в норме.
– Как здорово, пап. – И я действительно так думала, хотя наверняка мой голос звучал не так радостно.
– Скутер, ты в порядке?
– Ага. Прости. Ты меня разбудил, так что я слегка в отключке.
– Ну ладно, ты прогуляй Ринго и давай греби сюда, захватив по дороге какую-нибудь пиццу. Мама сказала сестре, что тутошняя еда на вкус, как собачье дерьмо. – И он снова хихикнул.
– Ладно, – зевнула я. – До скорого.
Кидая телефон в сумку, я заметила лежащий рядом с ней блокнот, на верхнем листе которого была записка.
«Брук,
Мне надо на работу. Мне очень жаль, что такое случилось с твоей мамой. Надеюсь, она будет в порядке.
Кен».
Схватив ручку, лежавшую совершенно параллельно блокноту, я вырвала листок с запиской и написала в блокноте свою.
«Дорогой Кен,
Иди на хрен.
Вместе со своим креслом.
ББ».
Потом я вырвала из блокнота второй листок, смяла их оба и швырнула в помойное ведро в гараже.
23
Эту ночь я у Кена не ночевала. И следующую тоже. И еще одну. Мы несколько раз говорили по телефону, но наши беседы были скомканными. Кен не извинился за то, что был эмоционально отчужден, а я не извинилась, что наорала на него. Он спросил, не хочу ли я приехать или, может быть, поужинать вместе, но я наврала, что должна ухаживать за мамой. На самом деле с ней все было хорошо. Она пока восстановилась не на все сто процентов, но дело шло к этому.
Мне же, напротив, было плохо.
После похорон Джейсона мне казалось, что у нас с Кеном случился своего рода прорыв. Казалось, что он начал открываться, начал впускать меня. Казалось, что он старается. Но после маминого удара у меня появилось чувство, что мы оказались там же, где начали.
Кен продемонстрировал, что может быть рядом со мной во всех смыслах, кроме одного. Я думала, что смогу исправить это единственное упущение, но вот спустя месяцы выяснилось, что я даже не определила его причину.
Так что у меня не только были уродские отношения, но я еще, кажется, оказалась довольно хреновым психологом.
«Ну, охренеть».
Мой режим вернулся в привычный цикл «работа – учеба – сон – учеба – уроки – сон», как было в то время, когда Кен был еще просто Пижамой. Мои волосы снова вернулись к своему кудрявому/лохматому состоянию, что и раньше, только теперь они были длиной до плеч. Я поняла, что могу собирать их верхнюю часть в неопрятный пучок на макушке, и решила «Черт с ним», достала свои старые заколки и сбрила на хрен всю нижнюю часть, не попадающую в пучок.
Я обещала маме, что не буду снова брить волосы, если смогу содержать их в таком гладком и прямом виде. Но я не смогла. Очевидно, я ничего не могла содержать в порядке достаточно долго.
В ту ночь я уже несколько часов пыталась готовиться к экзамену по поведенческой психологии, но мой мозг совершенно отказывался со мной сотрудничать. Мои глаза снова и снова пробегали по знакам на листе, просто восхищаясь видом букв, а мозги в это время разбегались по миллиону различных направлений.
«Что, и вот это теперь моя жизнь?»
«Может, продать все это барахло из моей бывшей квартиры и принять тот факт, что я буду жить тут всегда?»
«Разорвать ли мне с Кеном?»
«Он хоть скучает по мне?»
«Я никогда не выйду замуж».
«Надо принять это и заморозить свои яйцеклетки».
«Интересно, сколько стоит заморозить яйцеклетки?»
Знакомый утробный шум прорвался сквозь мои мысли и вернул меня в реальность. Взглянув на окно, я поняла, что, пока я тут растекалась, наступила ночь, а мои жалюзи были совсем открыты. Звук моих личных кошмаров отчетливо приближался. Я отодвинула книжки, откинула покрывало с голых ног, выбралась из постели и потянулась к пластиковой палочке, свисающей с заляпанных никотином жалюзи.
И оторвала ее с концами.
Я стояла там, в короткой маечке и трусах, сжимая отвалившуюся палочку, а мотоцикл Рыцаря подкатил и остановился под фонарем неподалеку от моего дома.
«Черт!»
Бросив бесполезную палку, я метнулась к тумбочке, выключила лампочку и подхватила с пола свою сумку. Ее ремень зацепился за угол видеокассетника Ганса, я споткнулась и врезалась в стену возле окна. Сползая вниз, чтобы Рыцарь меня не заметил, я вытряхнула содержимое сумки на пол в поисках телефона. Я хотела отключить его на фиг, чтобы неизбежный звонок сразу пошел на автоответчик, но Рыцарь оказался быстрее меня. Телефон засветился и задрожал у меня под ногами.
– Ах-х-х, – выкрикнула я, пытаясь прихлопнуть его, как таракана.
«Ду-у-удл-ду-у-удл-ду-у-удл»…
Я ткнула его пальцем, целясь в кнопку отключения, но он вибрировал, и я промахнулась, попав вместо этого на кнопку ответа.
– Панк! – услышала я командный голос Рыцаря, одновременно и в трубке, и из окна.
Я знала, что, если повешу трубку, он так и будет звонить до тех пор, пока я не сдамся и не отвечу или пока за ним не приедет полиция.
С дрожащим вздохом и еще сильнее дрожащими руками я поднесла телефон к голове, держа его в нескольких сантиметрах от лица. Как будто боялась, что Рыцарь укусит меня прямо из телефона.
– Да? – выдавила я.
– Выйди, блин, на улицу.
Я смотрела на светящиеся в темноте звезды на потолке своей комнаты и мечтала куда-нибудь провалиться.
– Нет уж, спасибо.
– Я же извинился, да? Просто выйди и поговори со мной.
В его речи были такие легчайшие намеки на невнятность, вот там, где звуки «с» переходили в «т», и я поняла, что тут надо поаккуратнее. Никто другой просто не заметил бы ничего этого, но я расслышала. Я провела последние шесть лет своей жизни, анализируя любое мельчайшее изменение в поведении Рыцаря, в его позе, настроении, тоне и выражении в поисках признаков опасности. И вот эта легкая невнятность была одним из них.
– Не могу. Отец еще не спит, и если он узнает, что ты тут, то вызовет копов, – соврала я.
– У тебя хотя бы есть чертов отец!
Я прислонилась спиной к стене. Я буквально чувствовала, как ярость Рыцаря проникает с той стороны сквозь деревянные доски стен.
– Рыцарь… – Сделав глубокий вдох, я рассеянно провела пальцем по кожаному чехольчику, в котором лежал мой газовый баллончик. – Чтобы поговорить с тобой, мне необязательно идти на улицу. Мы можем поговорить и так. Но я просто хочу, чтобы ты успо…
– Он умер!
Я выпрямилась.
– Кто умер?
– Мой чертов отец!
Я протянула руку над головой, нащупала свисающий шнурок и, резко дернув, подняла жалюзи. Потом повернулась, высунулась из окна и поглядела на пьяного, горюющего психопата внизу. Призрачные, бесцветные глаза Рыцаря тут же впились в меня взглядом. Даже
