– Следи за дистанцией, у булавы ограниченный район поражения! – напутствовал Норманн своего сотника.
– Не волнуйся, я тоже по молодости проверил булаву на себе! – заговорщицки подмигнул Локсельв и направился к центру ристалища.
Щит и булава против длинного топора, по мнению зрителей у норвежца не было никаких шансов. По-видимому, и гасконец не сомневался в своей победе, он сразу атаковал, нанес косой удар с целью выбить оружие из рук противника. Локсельв перехватил топор, взял топорище у самого обуха и, резко сблизившись, словно кастетом, нанес удар в лицо. Никто не ожидал подобного действия, но гасконец в последний момент успел немного уклониться. Основной удар пришелся в барбют, лезвие неглубоко рассекло лицо, а рана оказалась не фатальной. Развивая атаку и не давая врагу опомниться, Локсельв коротким шажком зашел противнику за спину и подцепил концом топорища правый локоть. Своеобразная блокировка не позволяла гасконцу ни развернуться, ни нанести удар. Зрители еще ничего не поняли, некоторые спрашивали соседей о причинах обильного кровотечения на лице одного из бойцов. Локсельв, используя длинное топорище как рычаг, развернул врага на себя и в то же мгновение нанес по шее режущий удар. Гасконец схватился обеими руками за рану и посмотрел на своих господ, словно прося о помощи. Тщетно, подобные раны не лечились даже в двадцать первом веке.
– Добей его! – крикнул Норманн и, встретившись взглядом с Локсельвом, поднял руку с опущенным вниз большим пальцем.
Тотчас размашистый удар топора отделил голову от тела. Это была не кровожадность, а милосердие, нельзя продлевать агонию человека. Локсельв уже принимал поздравления товарищей, а зрители и судья все еще не могли выйти из ступора. Стремительная и непонятная расправа над опытным воином никак не укладывалась в голове. Большинство перебирало в воздухе руками, пытаясь понять, как этот северянин перехватывал топорище. Режущий удар топором при сближении вплотную вообще выходил за пределы фантазии. Даже собравшиеся в лагере Норманна шевалье, преодолев естественную робость, просили норвежцев показать неизвестный боевой прием.
– Господин герцог, позвольте представиться, меня зовут Пале де Леспар. Мое имение на севере от замка графа д'Акса.
– Прошу вас садиться рядом, увы, скоро мой черед драться, и мы не успеем поговорить.
– Хочу предупредить, граф Исаак д'Аранто очень ловок с копьем и каждый раз при сближении меняет точку удара.
– Он приговорен! – сдержав злость, ответил Норманн. – Его уже ничто не спасет!
– Большинство сомневается в вашем успехе.
– Честно говоря, меня не интересует чужое мнение, он будет убит.
– В таком случае после поединка вам придется срочно покинуть наш гостеприимный край.
– Вам поручили передать мне эту угрозу?
– Общество на вашей стороне, но граф Анри де Кастельмор обязательно найдет способ вас уничтожить.
– В таком случае огорчите этого дедушку, он оказался в конце очень длинной очереди!
– Прошу меня простить, но я уже многие годы не общаюсь с этим зловредным семейством.
Пале де Леспар учтиво раскланялся и вскоре появился на склоне холма, где сразу оказался в центре внимания своих знакомых и соседей.
Но вот распорядитель ристалища объявил о подготовке к заключительным поединкам. С двух сторон перед выходом встали секунданты с оружием наголо. Затем конюхи подвели укутанных в кольчуги тяжеловозов, а судьи проверили правильность экипировки этих в общем-то смирных лошадок.
– Герцог Андрей, – распорядитель ристалища и не пытался произнести сложную для французской речи фамилию, – убил шевалье Армана де Кастельмора и обвинил Исаака д'Аранто и Ожье де Сибаца в попытке насилия над своей фавориткой. По этой причине названые дворяне вызвали герцога Андрея на беспощадную дуэль! Кто-либо из здесь присутствующих желает встать на защиту одной из сторон?
На холмах сидела праздная любопытствующая публика, никто не собирался никому помогать, но ритуал есть ритуал. Неожиданность все же произошла, Леанта встала со своего места и гневно выкрикнула:
– Я сама хочу убить этих поддонков!
– Дама желает лично убить одного из нападавших, – перевел Норманн и передал слуге маленький свиток.
После недолгого совещания судейская коллегия передала рулончик епископу, началось активное обсуждение не совсем обычного требования. Знал бы Норманн, что для Франции воительницы совсем не редкость, никогда бы не согласился на подлог. Дело в том, что, узнав о предстоящем поединке, девушка потребовала личного участия. Норманн долго убеждал всех, что имеет право защитить честь девушки, однако споры прекратил Ульфор.
– Ты не имеешь права отстранить Леанту от местного тинга. Она в первую очередь воительница.
– По местным правилам против дворянина может выступить только дворянин, – возразил Норманн.
– Сам подарил ее отцу остров, следовательно, она является дочерью владельца земли и считается дворянкой.
Пребывая в уверенности, что законы рыцарства не позволят женщине выйти на ристалище, Норманн быстро состряпал бумаженцию, где написал на латыни: «Леанта фон Оденсхольм приходится дочерью барону Варуфу фон Оденсхольм, чей замок защищает западные границы Карельского герцогства». Затем присыпал Титульную грамоту пеплом, слегка прогрел над огнем и примял, придав вид не очень-то затертой, но и не новой бумаги.
– Баронессе Леанте фон Оденсхольм дается право выбора противника!
Объявление распорядителя ристалища вызвало ликование норвежцев и ошарашило Норманна. В его понимании во Франции женщины должны были писать стихи и вздыхать на балконе под сонеты влюбленных рыцарей. А тут такой пассаж, женщина на коне с тяжеленной, как телеграфный столб, пикой! Откуда ему было знать, что в данный конкретный момент в проливе Па-де-Кале курсирует французская эскадра под командованием Жанны-Луизы де Бельвиль по прозвищу «Клиссонская ведьма».
– Вон тот, с тараканьими усиками! – презрительно крикнула Леанта, указав на Ожье де Сибаца.
Норманн на автомате перевел, и только хохот зрителей заставил понять случайный каламбур и двусмысленность слов. Blatte moustache – тараканьи усики – это была презрительная кличка мужчин, мягко говоря, неприличного поведения. Месье Ожье рванулся к воротам, но друзья в последний момент его удержали. На ристалище можно было выйти, только вот нельзя было вернуться обратно за броней и оружием. Оскорбление заставило де Сибаца в спешке облачиться и чуть ли не галопом выскочить из ворот к линии готовности. Настоящий рыцарь, ничего не скажешь! Полный миланский доспех состоял из трех соединенных кольцами нагрудных пластин и одной пластины на спине. Более мелкие, нашитые на кожу пластины сверкающим водопадом стекали на бедра, колени и голень, где снова прикрывались отдельными пластинами. Шик! Блеск! Красота! Зато Леанта нисколько не спешила, но ее выход из шатра заставил Норманна злобно зашипеть. Мало того что она пренебрегла кольчугой и шлемом, девушка затянулась в кожу, явно позаимствовав у подружек одежду на размер меньше. Публика благожелательно приветствовала выход красивой северянки с коротким копьем в руках. Тем не менее ее шансы на победу единодушно признавались нулевыми. Что может сделать эта красавица с рыцарем в полном боевом доспехе и с длинным тяжелым копьем?
– Начинайте! – Распорядитель махнул красным платком и ушел за барьер.
Ожье де Сибац начал разгонять своего першерона (название породы), Леанта без тени страха пошла навстречу, слегка покачивая копьем на уровне лошадиной морды. Через секунду до рыцарской кобылки дошло, что ее собираются убить, и она начала забирать в сторону. Всадник рассерженно дернул удила, но было уже поздно, в три прыжка девушка оказалась рядом и ткнула копьем в лошадиный бок. Кобылка взбрыкнула, заставив седока сконцентрироваться на удержании животного. Через мгновение вертикальный рубящий удар наконечника копья рассек у доспеха боковые ремешки, а возвратное движение пронзило всадника насквозь. Обмякшее тело с лязгом рухнуло на землю. Немного постояв, Леанта небрежным ударом сбила шлем с головы поверженного врага и презрительно плюнула ему в лицо. Над ристалищем пронесся торжествующий крик: «Слава Одину!» После чего последовали реверансы в сторону епископа, судей и зрителей. Отойдя на шаг, девушка по-футбольному пнула шлем и, ойкнув, запрыгала на одной ноге. Еще бы! Бациет с «Собачьей мордой» весил не менее трех кило! Публика грянула хохотом с овацией, простой и понятный поступок с простодушной девчоночьей реакцией на боль пришлись зрителям по душе.
Возвращаясь обратно в шатер, Леанта скорчила рожицу и показала Норманну язык, а в ответ увидела грозный кулак. Слуги готовили ристалище к заключительной схватке, конюхи уводили раненую лошадь. Она уже не увидит замковой конюшни, после ранения животное начнет шарахаться от обычной палки. Так что впереди у лошадки была долгая трудовая жизнь. Леанта быстро переоделась в шелковое платье и прижалась к Норманну.
