– Да как сказать, – передернула та плечами. – Много желающих взять меня в наложницы. Есть те, кто охотятся за бабушкиным богатством. Меня они не интересуют. Если я выберу себе кого-то, то это должен быть человек смелый, умный, щедрый… и симпатичный.
– Как Арис? – вырвалось у Тани.
– Все мы хотим жить в княжеском дворце, но всем, кроме князя, приходится довольствоваться домами попроще, – рассмеялась Симе. – Я еще не сошла с ума, чтобы гнаться за несбыточной мечтой. К тому же, говорят, что Арис еще ни разу не приходил на ложе одной и той же женщины, дважды. А я не хочу чувствовать себя брошенной. Я сама расстаюсь с любовниками. Я же не какая-то там купеческая дочка. Я сама выберу себе жениха.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Таня.
– Эти дурочки, стыдливые и надменные, ждут, пока их выберут, – гордо вскинула голову Симе. – Ходят на рынок, чтобы их заметили. Продают себя женихам, что побогаче, как товар. Ну а после свадьбы сбегают от нелюбимого мужа и совокупляются с тупыми мужланами. Это потому, что вся их жизнь – алчность и сладострастие. Симе не такая. Симе сама подходит к мужчине, который ей интересен. Симе не ниже мужчин, что бы там ни говорили законники и жрецы.
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Таня. – Ты занимаешься любовью с разными мужчинами. У тебя нет постоянного друга? Жениха?
– Пока не нашелся тот, кто бы пленил сердце Симе, – усмехнулась танцовщица. – Но зачем же отказывать себе в плотских удовольствиях. Бабушка учит, что для того, чтобы быть счастливым, человек должен реализовать все стремления: духовные, потребность в знаниях, в материальном достатке и плотские. Симе следует этому. Но я всегда сама выбираю себе мужчину для близости и ложусь в постель с тем, с кем я хочу. И еще ни один из тех, кого я избрала, не смог отказать мне, даже если это был самый добропорядочный семьянин или жрец, давший обет не прикасаться к женщине. Симе умеет повелевать мужчинами и не позволяет им командовать ею. Я гордая женщина и не унижусь ни перед кем.
Симе посмотрела на собеседницу с чувством превосходства.
– Но как тогда ты можешь вот так, во дворе… – недоумевала Таня.
– Я же говорю тебе, для меня они не мужчины. Они быки и ослы. Бабушка учит меня наблюдать за ними, чтобы научиться различать проявления низших страстей. Ведь образованный жених в шелках может укрыть те же эмоции за красивыми речами и жестами. А здесь все видно. Бабушка говорит, что когда я постигну этих, низших существ в облике грузчиков и конюхов, то легко смогу различать столь же низкие души в телах знатных, богатых и образованных людей.
– Но ведь для тебя не все мужчины – низшие существа?
– Нет, конечно, – отозвалась Симе. – Как и все девушки, я мечтаю о замужестве, детях, семье. Но в мужья мне нужен человек, с которым я проживу счастливо до конца наших дней. Тот, кого я выберу, будет достойным человеком, его будет вести его разум и его чистый дух. Может быть, это даже будет ритер или другой мастер великой тайны. И ему я буду хранить верность со дня нашей встречи до смертного часа. А те мужчины, которые живут по велению своих желудков и гениталий, действительно скоты для меня. Симе интересны только те, что следуют своему сердцу и живут умом.
А эти, что во дворе… Они даже ниже ослов. Ведь ослы не пытаются испортить то, что выше их. Эти же понимают, что скоты, и стараются испохабить все, что выше и чище, чем они сами. Их способ возвысить себя – это унизить кого-то. Сейчас они нашли нас, чтобы доказать свое превосходство хоть над кем-то. Пойми, в восторг их приводит не вид наших обнаженных тел. Куда больше они радуются, что могут унижать нас. И твое смущение вызывает в них большую радость, чем танец и наша нагота…
– Все так, – раздался голос Айне.
Девушки испуганно обернулись к незаметно вошедшей наставнице, мысленно гадая, какую часть их разговора она расслышала. Айне меж тем приблизилась.
– Все так, – повторила она. – Люди выдумали себе множество условностей: стыдно оказаться голой перед чужими людьми; только рабы показывают голые ноги; стыдно быть бедным; стыдно жить на правом берегу. Кто-то верит в это по глупости, а кто-то насаждает подобные взгляды к своей выгоде. Тот, кто понимает бессмысленность этих домыслов, обретает власть над теми, кто принимает их. Опасаясь позора, человек будет покорным, будет делать все, что ему скажут. И даже не надо применять силу или подкупать. Пригрози слуге лишить его жалования, и он пойдет на любую подлость. Пригрози служанке, что обесчестишь ее публичным обнажением, и она отдаст тебе свою девичью честь на ложе.
Посмотри на себя, Татьяна. Твое тело прекрасно. В нем нет ни одного изъяна. Почему же ты стыдишься показывать его? Стыдятся лишь чего-то уродливого и неблаговидного. А ведь до сих пор тобой могли управлять, угрожая тебе публичной наготой. Подумай о том, какая слабость жила в тебе. И подумай о том, что, испытывая тебя столь жестоким образом, я лишаю чужаков возможности управлять тобой, а тебе даю ключик к власти над ними. Ведь и более слабый, умеющий играть на страхах сильнейшего, может овладеть искусством манипулирования.
На самом деле есть только один позор: не быть самим собой. Если ты знаешь, что нужно тебе в жизни, и добиваешься этого, никто не вправе тебя упрекнуть, пусть это даже наперекор обычаям. Не стыдно быть бедным, если ты потерял место из-за того, что отказался служить подлецу. Не стыдно стоять голой перед хохочущей толпой, если ты не покорилась ей. Но, если ты служишь подлецу и сама совершаешь подлости, это страшное унижение, даже если тебя называют «лучшим гражданином города». Если ты унижаешь слабого ради собственного удовольствия, это твой позор, а не его, даже если закон и обычай на твоей стороне.
Айне замолчала и пристально посмотрела Тане в глаза. Девушка горько усмехнулась в ответ.
– Этот позор мне не грозит. Вскоре меня выставят на торги и заставят плясать перед толпами зевак и покупателями. Потом продадут, как скотину на рынке, а после… – Таня запнулась, – наверное, изнасилуют. Здесь, конечно, нечего стыдиться.
– Абсолютно нечего. – В голосе Айне не было ни тени насмешки или издевки. – Боги посылают нам богатство и славу. Боги насылают на нас болезни, разорение и гнев правителей. Зачем? Ведомо только им. Но нет твоего достоинства в том, что случай послал тебе успех, и нет твоего позора в том, что боги послали тебе несчастья. Если боги пожелали сделать тебя рабыней, смирись. Быть выставленной на торги – судьба рабыни. Но если ее новый хозяин надругается над ней, это его недостойный поступок, а не ее. Поверь, изнасилованная рабыня может быть куда как выше и чище надушенной и разнаряженной боярыни-шлюхи.
Ты мне не веришь, я знаю. Ты думаешь, что я лишь успокаиваю тебя, а сама живу в довольстве. Но посмотри на Симе. Она ежедневно проходит с тобой тот же «позор». И разве ты видишь ее смущение? Нет! Потому что ей безразличны эти скоты. Она знает, что они ниже, чем она, не только по статусу, но и по уму, и по силе духа. И с какой стати ей стыдиться? Она спокойно делает свою работу. Она невозмутима и бесстрастна. Но есть и другие пути защитить себя. Одним и тем же жестом, взглядом ты всегда можешь выразить и любовь, и ненависть, не нарушив ни одного закона, ни одного обычая.
Айне повернулась к внучке.
– Симе, сегодня я приказываю тебе выразить танцем свое отвращение к зрителям.
– Слушаюсь, бабушка, – грациозно склонилась молодая танцовщица.
Когда танцовщицы вышли во двор, собравшиеся там рабы и слуги встретили их уже привычным воем и дикими криками. Не обращая никакого внимания на орущих мужчин, Симе дождалась, пока музыканты займут свои места, изящно скинула костюм для танца осы и приняла исходную позу.
– Эй, девка, я тебя хочу. Иди сюда, – крикнул кто-то из зрителей.
– Мужики, гляди, как она прогнулась, – взвыл другой. – Не могу, сейчас кончу.
Зазвучала музыка, и Симе начала танец. Это был тот же самый танец, который они с Таней вот уже четвертый раз исполняли в этом дворе. Ни одно движение, ни одна поза не изменились. Но как по-другому двигалась теперь Симе. Каждым жестом, каждой позой, каждым поворотом головы она выражала презрение к зрителям. Невероятно, но эротический танец покорной рабыни вдруг превратился в танец-вызов, танец-пощечину, которую с изысканностью и страстью наносила танцовщица каждому из смотрящих.
Новое эмоциональное наполнение не осталось незамеченным. Крики и скабрезные шутки постепенно стихли. Некоторое время зрители сидели, словно в анабиозе, а потом, перекрывая музыку, прозвучал голос пожилого раба с противным морщинистым лицом:
– Вот, сука, что творит!
И тут же двор снова взорвался криками и воем. Но теперь это уже были крики ненависти, а вой напоминал хор волчьей стаи, отогнанной пастухами от овчарни.
Не обращая на все происходящее вокруг никакого внимания, Симе закончила танец, вместо обычного элегантного поклона повернулась спиной к зрителям, хлопнула ладонью по своей прекрасной ягодице и спокойно пошла одеваться, чем вызвала полное неистовство зрителей.
