— Кажется, успеваем, товарищи командиры, — сказал Андрей и, машинально погладив по голове сидящего рядом Ленга, подошел к столу.
— Мы — да, товарищ генерал, а вот танкисты задерживаются, — озабоченно сказал Калошин, одновременно прикидывая что-то на карте. Комбриг лишь молча кивнул и озабоченно повернулся в сторону входа. Только что вошедший сержант поспешно откозырял и, глядя на Мельниченко, спросил:
— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к товарищу подполковнику.
— Обращайтесь, — Андрей машинально ответил, продолжая рассматривать карту. Да, к позициям его корпуса рвалась сила. Нет, даже так — СИЛА. Все танковые части, которые сумели вырваться из котла, спешно собранные генерал-фельдмаршалом Манштейном в танковую армию, перли сейчас броней и железом на позиции его мотострелковых бригад. А танкисты запаздывали — слишком плохие дороги, да и с газойлем перебои.
Бл…, тут поневоле вспомнишь приказ «Стоять насмерть». Что еще сделаешь? Ничего. Погода нелетная, да и будь она летной, немцы тоже не дураки. Прикрыли бы наступающих истребительным зонтиком и зенитками. Зенитных самоходок из старых моделей танков они уже сейчас наклепали много, больше, чем в нашей реальности. Так что остается только стойкость. Ну и сюрприз в виде самоходно-противотанкового резерва и подтягивающихся танковых бригад. До их прихода надо задержать фрицев на берегах этого ручейка. Вот и долбят замерзшую землю, поглядывая на запад, откуда доносился ослабленный расстоянием грохот боя, солдаты двух бригад, а впереди вместе с отходящими стрелками, героически гибнет мотоциклетный батальон, вместо разведывательных налетов и быстрого отхода цепляющийся сейчас за каждый сантиметр степного пространства. Мотоциклетный батальон, рота танкосамоходного батальона и остатки стрелковой дивизии против танковой и моторизованной дивизий. Как говорится, почувствуйте разницу. «Бл…, ведь предлагал же сразу выдвинуть его корпус на это направление! Рано, разведка не обнаруживает никаких признаков подготовки наступления, противник ошеломлен нашим ударом и отходит, сейчас важнее внутренний фронт обороны, чтобы враг не вырвался. Стратеги, иху мать!» — злость искала выход, но на кого злиться? На командование бесполезно, на немцев бессмысленно. На войне, как на войне. Но если подумать, то героизм на войне, это в принципе исправление чьих-то ошибок Иногда сиюминутных, как в данном случае, иногда заложенных несколько веков назад, как в сорок первом. Андрей отвлекся на внезапно заволновавшегося Ленга и не сразу понял, что изменилось вокруг. И лишь спустя несколько мгновений до него дошло, что исчезло звуковое сопровождение — звуки отдаленного боя, создававшие фон всем действиям, пропали, словно выключенные. «Вот и все», — успел подумать Андрей, когда резко зазуммерил телефон. Связист ответил, затем передал трубку Калошину. Поговорив, полковник подошел к Андрею, опять пытавшемуся разглядеть что-нибудь на заснеженной равнине.
— Товарищ генерал, прибыл армейский истребительно-противотанковый артполк. Я выдвинул три его батареи в противотанковый район номер три, как самый уязвимый, а две оставил во втором эшелоне.
— Правильно. Стой, а вот и наши, похоже, появились.
Но Мельниченко был не прав. Плохо различимые издалека мотоциклисты, мчащиеся по укатанной дороге, оказались немецким передовым отрядом. Только когда наше охранение их обстреляло, они, бросив один подбитый мотоцикл, откатились назад, Андрей понял, что ошибся, подспудно ожидая, что кто-нибудь из сражающихся впереди все же успеет уйти. Но в районе, просматриваемом с командного пункта, так никто и не появился. Позднее поступило донесение, что на участке тридцать третьей бригады вышли полторы сотни бойцов и три самоходки, все, что осталось от задержавших фашистов почти на день передовых частей. Но Андрею было уже не до того, вовсю шел бой.
Немецкие танки угловатыми коробками вылезли откуда-то из-за холмов и, набирая скорость, поднимая снежную пыль, поползли вперед, огибая овраги. Они не стреляли, но в бинокль было видно, как то один, то другой из них ненадолго замирал, поводя стволом, словно обнюхивая пространство перед собой. Впереди железными монстрами ползло четыре сверхтяжелых танка. «Тигры» вдруг остановились, и залпом выстрелили. Кажется, немецкие разведчики успели-таки засечь и основную линию обороны, столбы разрывов встали в опасной близости от капониров противотанковых орудий. «Тигры» двинулись вперед, но один из них внезапно замер на месте, скорее всего, от какой-то неисправности. Стоящий танк выстрелил, потом еще раз и еще. Его постепенно обтекали танки второй линии.
Мельниченко отвернулся, разыскивая взглядом начальника артиллерии корпуса, но сказать ничего не успел. Правильно уловив момент, тот успел скомандовать, и сидящая у телефона связистка бросила в трубку короткую кодовую фразу. Андрей поморщился, как от зубной боли. Ну, просил же не брать ее с собой. Но если уж Елена Горобец чего-нибудь решила, то добьется наверняка. «Чистая пиратка», — отвлекшись на секунду, подумал про себя Мельниченко. В памяти промелькнули, словно кадры в кино, воспоминания о том, как они познакомились. Тогда, еще не совсем отошедший от встречи с наркомом и их разоблачения, Андрей согласился поехать в гости к прокурору фронта, ранее шапочно знакомому, подполковнику Горелику. Там он и встретил эту настойчивую «комсомолку, спортсменку и просто красавицу», эвакуировавшуюся из Харькова племянницу прокурора. Как-то незаметно для себя он согласился принять ее добровольцем в корпус, тем более что она успела один год поучиться в техникуме связи. Теперь он мог признаться себе, что она ему понравилась с первого взгляда.
Пока Мельниченко отвлекся, ситуация успела мгновенно измениться. Корпусной артиллерии с мотострелками было немного, всего две батареи тяжелых стопятидесятидвухмиллиметровых пушек-гаубиц на механической тяге — недавно полученных от промышленности «Ворошиловцев». И одна из этих батарей как раз открыла огонь по видимому с КП пространству. Среди маневрирующих, упрямо ползущих вперед черных коробочек танков внезапно вставали устремленные вверх фонтаны земли, обманчиво-неопасные издали, вставали, казалось, без всякого результата. Вдруг один из танков встал, выбросив в небо из моторного отсека клуб черного осязаемо плотного дыма. В этот момент начала отвечать немецкая артиллерия, неподалеку от КП вздыбилась земля от разрывов тяжелых снарядов. Похоже, немцы успели развернуть дальнобойные пушки. Наша батарея перенесла огонь на артиллерию противника, а по атакующим отстрелялись бригадные батареи. Немцы в ответ обстреляли и их. Наши ответили. Над полем боя начала понемногу разрастаться медленная и безжалостная артиллерийская дуэль.
Однако немецкие танки продолжали ползти, теперь уже попав под обстрел противотанковых пушек и пехоты. Казалось, еще немного — и они ворвутся прямо на позиции бешено стреляющих противотанкистов, раздавив пехоту в ее неглубоких окопах, но внезапно под одним из обогнавших более медленные «Тигры» танков взорвалась мина, перебив гусеницу и заставив его крутануться на месте. Тотчас же в танк влетели, рисуя траекторию трассерами, два бронебойных снаряда «сорокапяток». Один из них пробил-таки бортовую броню, и танк вспыхнул ярко-веселым бензиновым пламенем.
Андрей, то наблюдая за обстановкой, то отвлекаясь, чтобы проанализировать обстановку по донесениям вместе с Калошиным, руководил симфонией боя, чувствуя невероятный подъем. Ему все удавалось, он непонятно откуда знал, что в следующий момент предпримет противник, и успевал перебросить резервы к местам возможных прорывов или отдать приказ на обстрел исходной позиции либо на установку дополнительных минных полей подвижным саперным отрядом. Все немецкие атаки пока заканчивались неудачами, но и силы бригад таяли. Наступал тот самый критический момент боя, когда решалось, кто кого. И тут Елена передала ему трубку. О своем прибытии по очереди докладывали командиры танковых бригад. Даже не глядя на карту, как опытный шахматист, играющий вслепую, Мельниченко приказал:
— Противник атакует силами до… Положение на данный момент… Бригадам развернуться на рубеже от… до… и с ходу, без артподготовки, атаковать противника во фланг… — успев заметить восхищенный взгляд Елены, он отдал еще несколько приказаний и внезапно почувствовал, как устал. Но даже усталость не могла отравить радость правильно выполненной работы.
Немцы не прорвались, победа будет за нами.
«Сразу же за Донам пошла земля, где побывали немцы, и так тянулась до самого Харькова — сожженные города, разбитые вдребезги станции, взорванные водокачки, остовы сброшенных с путей горелых вагонов, вывихнутые столбы, перекрученные взрывами рельсы, трубы взорванных заводов, трубы сожженных домов.
