2. Усилились налеты партизан, специально пришедших из брянских лесов. Кроме этого, другие партизанские группы, сформированные населением, внезапно появились во всех районах. Снабжение вооружением, очевидно, не представляло трудностей. Было бы неразумным, если бы мы пассивно наблюдали эту деятельность, не принимая никаких мер. Очевидно, что такие меры будут сопровождаться жестокостью.
Я хочу предложить ряд таких жестоких мер:
1. Расстрелы венгерских евреев.
2. Расстрелы агрономов.
3. Расстрелы детей.
4 Сожжение целых деревень.
5. Расстрелы „при попытке к бегству“ заключенных полицией безопасности и СД.
Начальник айнзатцгруппы „С“ подтвердил еще раз правильность проведенных мер и выразил свое мнение в пользу жестких энергичных действий».
Энергичные действия не замедлили себя ждать. Близ украинского города Сумы недавно призванный в вермахт рядовой Иоганн Шмидт стал свидетелем очередной контрпартизанской операции. «Я видел, как действовала против партизан дивизия СС, — вспоминал он. — Я видел, как они окружили населенный пункт, как они открыли бешеный огонь по всему живому в этом населенном пункте, как наконец они подожгли его, так что часть гражданского населения погибла в пламени. Я слышал рев горящих животных, а также и вопли несчастных людей…».
А. Дюков. «За что сражались советские люди». М., 1995 г.30 декабря 1942 года. Юго-Западный фронт. Сергей Иванов
Ура, я опять на фронте. Конечно, представитель Ставки, это не боевой командир, но зато теперь мне никто не мешает любую часть фронта посетить. Самое лучшее, что меня в корпус к Андрею послали. И нашу бригаду ему придали, Первую тяжелую гвардейскую. Потому что сегодня мы будем на Харьков наступать. Андрей же вместе со мной доказал, что в городе именно КВ-2 нужны. Поэтому нашей бригаде аж целый батальон их дали, двадцать две штуки. А «Рыжего», кстати, он себе забрал, теперь это командирский танк Третьего гвардейского мехкорпуса. Так, глядишь, и до Берлина дойдет. Я его себе на этот бой выпросил, как командирский, ага. А что, генералу-то он и не особо нужен, а мне «для непосредственного контроля действий бригады пригодится». Во завернул на казенно-бюрократическом, аж самому приятно. Когда Андрею так сказал, у него чуть челюсть до полу не упала.
Тэк-с, теперь главное — новогоднего Грозного не повторить. Помню, как по телику показывали. Бл…, и армия вроде бы уже другого государства, а ощущения были, словно меня и моих друзей разбили и грязью поливают. Особенно как вспомню комментарии наших «национально-патриотических» средств массовой информации, так рука сразу тянется к автомату.
Да, совсем забыл. Автомат, или вернее пистолет-пулемет, я новенький получил. Такие скоро все танкисты и мотострелки получать будут. Судаевский ППС здесь почти на год раньше на вооружении, приняли. Легкий, со складным прикладом, с эффективной дальностью стрельбы в двести метров, для производства — сказка, почти сплошная штамповка. Не зря его у нас лучшим пистолетом-пулеметом Второй мировой признавали.
Ладно, шутки в сторону. Артподготовка началась. Во долбануло как! Хе, не ожидали фрицы? Наши ухитрились железную дорогу восстановить и несколько батарей железнодорожных установок к фронту подогнать. Трехсотпятимиллиметровых и стовосьмидесятимиллиметровых, морских. Сейчас именно такие и стрельнули. Ага, вот и «катюши» залпом отметились, «махра» пошла вперед. Черт, а все же неподавленные огневые точки остались, даже часть противотанковых пушек уцелела. Вон уже пара кавээшек застыла только в наблюдаемом секторе. Один вроде просто поврежден, а второй горит. Чем его так? Немцы вообще-то свои разработки тоже ускорили, сейчас везде и семидесятипятимиллиметровые противотанковые встречаются и «ахт-ахты» под противотанковые переделанные. Но здесь, похоже, чем-то солиднее угостили. Неужели где-то «Тигр» засел? Кажется, он. Вот еще один наш танк вспыхнул. И не просто загорелся, а бл…, взорвался, видно, снаряд в боеукладку угодил. И где же эта сволочь скрывается? Из КП не видно ни х…! Пошел я в «Рыжего».
— Товарищ полковник, разрешите вам напомнить, что я вам не подчиняюсь. И решать, откуда за боем наблюдать, могу сам.
Заботливый какой Алексей стал, сил нет. Хотя его тоже понять можно, случись что, ему основательно достанется. Кактусов тоже с похоронной рожей сидит, в танке ему места не хватило. Точно по приезде рапорт на меня подаст.
— Кузьма, давай понемногу вперед, на тот холм у окопов.
Молодец Кузьма, четко проехал, незаметно до самого холма докатил. Черт, пока добирались, эта падла еще танк и самоходку сожгла. И где же она прячется, скотина? Ведь по малейшей вспышке наши бьют, а нигде ее не видно.
— Лува, «черноголовый»!
— Орудие заряжено!
Нет, из танка все же плоховато видно. Придется рискнуть. Выглядываю и невольно опять ныряю в люк. Отвык я от фронта все же, страшновато, когда над тобой пули и осколки цвиркают. Пересиливаю себя, выглядываю. Нет, все же Кузьма почти идеально танк поставил, над холмом только кусочек башни возвышается. Так, и где же этот гад? Ага, вот он. От артиллерийских наблюдателей его дым горящего дома скрывает, из танков его почти не видно из-за маскировки, да еще и подбитый артштурм прикрывает. А он поверх этой самоходки бьет наших на выбор. Ну, фриц, держись. Сейчас прикину ориентиры. От скотина, еще одному гусеницу порвал. Бл… так на этом участке и атака захлебнется! Закрываю люк. Слышу, как облегченно вздыхает командир орудия.
— Гена, ориентир семь, правее два. Видишь подбитый артштурм? Чуть левее, заметил?
— Вижу, командир! Готов!
— Огонь!
Отвыкшие от таких звуков уши на несколько мгновений глохнут, и я не слышу, что мне говорят. Наконец в уши прорывается:
— …имо! Командир, надо добавить, уходит гад. Мы его только слегка задели!
— Поправку внес? — Угу! — Огонь! — Есть! Попали! Кто-то еще его заметил и дополнительно влепил!
Рассматриваю поле боя. Точно, наш «крестник» горит, пачкая небо жирным черным коптящим дымом. Орудие его бессильно опустилось вниз, видимо, в башню попали. Из люка на передней части корпуса наполовину вывесилось неподвижное тело без головы в черном танковом комбинезоне. Так тебе, сволочь! Наши постепенно втягиваются в город, исчезая за развалинами и чудом уцелевшими коробками зданий. Идут грамотно, сбитыми штурмовыми группами — три или четыре танка, один из которых обязательно «Ворошилов — второй», до взвода пехоты, полковушка или пара минометов, саперы. Вижу блеснувший на солнце баллон огнемета. Не сладко сегодня немцам будет, ага. Лишь бы бойцы в горячке боя не забыли о совместных действиях.
Ладно, немного повоевали, пора и честь знать. А то там Петя уже, наверное, совсем расстроился. Ну вот, уже вызывают. Радист весь напрягся, по голосу чую:
— Я, Ливень, прием.
— Ливень, говорит Третий. Приказываю вернуться на исходные. Как слышите? Прием.
— Слышу, Третий. Возвращаюсь. Конец связи.
Во, блин. Будет мне теперь головомойка. Это же новый ЧВС армии! И самое главное кто — сам бы ни за что не догадался, если бы не встретил на днях. Комиссар Кравцов! Жив, здоров и генерала получил, во как. Так что сейчас по-дружески с меня точно шкурку сдерет, чтобы зря не рисковал. Уж и не знаю, все ли ему про меня рассказали или нет, но что я — важная персона, которой участвовать в бою не положено, он знает точно.
1 января 1943 года. Юго-Западный фронт. Харьков
По проспекту Сталина, до войны одной из красивейших центральных улиц Харькова, а сейчас мешанине из мусора войны — разбитых остатков машин, сгоревших танков, подбитых орудий, трупов, окруженных остовами того, что некогда было многоэтажными домами, осторожно продвигалась штурмовая группа. Легкий колесный бронетранспортер, который время от времени останавливался и высаживал разведгруппу для проверки очередного участка. За ним двигалась небольшая колонна — три танка, один из которых был снабжен бульдозерным отвалом, и три американских полугусеничных бронетранспортера. Они быстро преодолевали разведанный участок, затем опять вперед выдвигалась разведка, и бросок повторялся снова.
Сидящий в одном из бронетранспортеров капитан рассматривал нарисованные на бумаги неплохие кроки, на которых, однако, был явно изображен совершенно другой район города, и тихо матерился. Сидящий рядом с ним пожилой старшина внимательно на него поглядывал, но молчал.
— Ну что, Борис Михайлович, мы окончательно заблудились? — обратился к старшине капитан, перекрикивая шумы.
— Так точно, товарищ капитан. Надо хотя бы кого-то из наших встретить.
— Надо, — согласился капитан и проворчал себе под нос: — Или мы встретим, или нас встретят. Не знаю, что и лучше. X… себе, заблудиться в трех кварталах!
