всегда, а женская готовность имеет
намного боольший люфт. Не добивайся женщин судорожно: пусть события развиваются словно
сами по себе. И заруби на носу замечательное, фундаментальное поучение Кости: не убеждай
женщину, а волнуй. Пример с Мариной именно это и доказал. Правда, специально он этого
волнения не создавал. Вся его заслуга состояла лишь в том, что он оказался чем-то похож на её
мужа, с которым Марина рассталась с месяц назад. Вместе они не прожили и двух лет.
– И почему же вы разбежались? – спросил её тогда Роман за домашним завтраком.
– В таких случаях говорят, что не сошлись характерами, – грустно пояснила она, – но мы-то,
если точнее сказать, не сошлись умами. Он ушёл, ничего не объясняя, чтобы не обидеть меня. Но
я знаю причину: он считает меня неумной.
Тут оставалось лишь сочувственно покачать головой. Трудно сказать: умна она или нет.
Обыкновенна – это да.
Пожалуй, эта победа похожа на подачку – доблести в том, чтобы просто быть похожим на кого-
то, никакой. Надо расти. Читать, думать и расти. Тем более что теперь этот город – свой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Фантики
Купание в женщинах – вот главное теперь занятие Романа, легко «засветившее» все его
глобальные созидательные стремления. Первая, почти случайная любовная победа, будто во всю
ширь распахивает большие ворота города, войдя в которые он оказывается перед тысячами других
уже открытых дверей. Так, может быть, кстати, он вовсе не так и плох? Чем не хороша, например,
та же его блондинчатость, которой он обычно стесняется? Модная, короткая стрижка, сделанная в
центральной парикмахерской города, сто восемьдесят роста, уверенное поведение,
распрямлённая спина и слегка циничная, намеренно равнодушная маска на лице создают тот его
46
динамитный образ, который легко взрывает женские сердца. Очень скоро его первое смущение в
городе и обидные неудачи кажутся нелепостью. Знакомства идут потоком, и он старается не
пропустить ни одной возможности. Даже удивительно до чего же быстро всё меняется. Ещё этой
весной, вернувшись из армии таким чистым и нравственным, он ужасался мысли о возможности
женщин, кроме одной единственной, которую он должен был встретить. Теперь же с
любознательным азартом ведёт всё возрастающий, так сказать, любовный счёт… Эх, наивность…
Как она сладка и приятна, но, наверное, никого и никогда не пожалел ещё о том, как легко, будто
растаявшая карамелька стекает она потом с души. В этот головокружительный период Большого
Гона (Роман специально формулирует его так, как одну из частей личной, начинающейся
биографии) он похож на постоянно включенный локатор. Даже в автобусе он не становился к
женщинам спиной, чтобы не пропустить и проблеска перспективы. Он никогда не останавливает на
улице мужчин, чтобы узнать который час. Зачем? Об этом можно спросить женщину, притом ту,
которая посимпатичней. А вдруг её голос сообщит не только время? Знакомится он и на улице, и
на работе, и в читальном зале, куда всё так же заходит иногда, хотя в библиотеке девушки больше
отвлекают. И это даже забавно – так что же для него главнее: наука обольщать, волей-неволей
совершенствуемая и при отдельном, независимом изучении психологии, или само обольщение?
В середине осени, даже чуть «зажиревший» на успехах, он ещё более упрощает метод, дав в
газету объявление: «одинокий молодой мужчина снимет комнату или квартиру». Получив с десяток
конвертов, он убеждается, что не ошибся: почти в каждом отклик одинокой женщины. Квартиры
трёх женщин – однокомнатные, и выходит, что жилище предлагается в комплекте с хозяйками.
Хитрое объявление дарит сразу целый пучок удачных, гладких знакомств, наслаивающихся, как
сладкие слои торта «Наполеон» (стоит задуматься: почему слоёный торт называется именем
великого завоевателя). Однако наслаивание даётся непросто: в душу не вмещается по две или по
три женщины одновременно. Находясь рядом с одной, с огорчением замечаешь погасание другой.
И потому-то настоящего чувства (потребность в котором всё-таки остаётся) нет ни с одной. Благо,
что всё это хоть как-то компенсируется ощущением некоего мужского веса – приятно осознавать
себя центром жизни одновременно нескольких женщин. Конечно, для этого необходимо умение
легко переключаться с одной на другую, не путая их имён, привычек, собственных уже
рассказанных историй и всего прочего. Особого комфорта в душе от этого наслоения, конечно, нет,
хотя, казалось бы, что плохого в том, что он значим сразу не для одной? Это же здоорово, что он
создаёт вокруг себя сразу несколько эмоциональных кругов!
А в общем-то, с точки зрения самокритичного взгляда, в чём доблесть его довольно лёгких
побед? Мужиков, во-первых, и по статистике меньше, чем женщин, во-вторых, мужики, к тому же,
делят женщин с алкоголем. Так что, редкая женщина на сто процентов обеспечена необходимым
количеством мужского. И он этим пользуется.
Золотая мысль Костика о том, что женщину следует прежде всего волновать, обогащается
таким её зрелым и утонченным развитием, что волновать её не следует прямо и намеренно. К
магниту всё притягивается само. Вот и стань таким, чтобы женщины липли к тебе без всяких твоих
усилий. Кстати, если для привлечения женщины тебе нужно стать магнитом, то для удержания её
надо быть магнитной горой. Лишь настоящий, самодостаточный мужчина имеет женщин как нечто
само собой разумеющееся. Если же, судорожно добиваясь женщин, ты бегаешь за ними, как
щенок, то ты щенок и есть. Впервые задумавшись об этой «магнитности», Роман ревизионно
вытряхивает для критического обозрения мешок своего интеллекта и кисло обнаруживает, что весь
его потенциал – это анекдоты, байки о службе, нелепые мечты по преобразованию Пылёвки,
познания об электромоторах (детально: о статорах, роторах, коллекторах…) и, пожалуй, всё.
Совсем немного, и уж, конечно, совсем не то. А ведь женщин-то магнитит иное: понимание
искусства, литературы, начитанность, в крайнем случае. Да понятно, конечно, что всё это лишь для
формы, для протокола знакомства. Женщина и сама физиологически нуждается в мужчине, ничуть
не страдая от ига его похотливых притязаний, как наивно думалось ещё совсем недавно. Более
того, она и сама находится в плену той же плотской жажды и ненасытности. И понятие
«целомудренность», казалось бы, защищающее её, придумано не ей. Этот колпак накинут на
женщину мужчиной для осаживания ей естественного напора. Так что за стенами почти всякой
женской крепости у соблазнителя всегда таится союзник и в какой-то степени предатель женщины
– это её собственное желание. И потому искусство обольщения, в сущности-то, элементарно:
всякий раз, имея дело с какой угодно женщиной, знай, что она, конечно же, не против того, чтобы
быть с мужчиной вообще и, возможно, с тобой в частности. Только вот эта тяга приглушена
