нахмурились, а губы задумчиво сложились трубочкой. И Марк, не медля, рывком потянулся к ее губам. Это было лишь мгновение, длящееся не больше секунды, но он запомнил его надолго, как и то, что было после него.
Резкая боль, отчетливо слышимый хруст – она зарядила ему кулаком прямо в нос. Марк согнулся от боли, и чуть склонившись над ним, незнакомка произнесла:
– Тебе следовало обокрасть кого-нибудь другого.
Откуда ни возьмись, появился уже позабытый мальчишка. Он прибежал, и совсем запыхавшись, оперся ладонями на коленки, пытаясь отдышаться.
– Мы так не договаривались! – воскликнул он, жадно хватая ртом воздух.
И опять на ее лице вспыхнуло удивление: нахмуренные брови и губы трубочкой.
– Не договаривались?! – повторила она, уставившись на мальчика. Тот не ответил, а только смущенно опустил взгляд в пол.
Марк Кассель рассмеялся: глупый мальчишка, замечательная ситуация, но как жаль, что все подошло к концу. У него был переломан нос, и алая струя крови проворно бежала к подбородку. Он попытался остановить кровь и зажал ноздри пальцами, и из рук у него резко испарилась сумка. Силой выхватив ее, девушка окинула строгим взглядом обоих – его и мальчика, и, развернувшись, поспешно пошла обратно в сторону рынка, не обронив напоследок ни слова.
– Скажи хоть, как тебя зовут! – крикнул ей вдогонку Марк.
Она не обернулась.
– Ее зовут Ева Гордон, – раздосадовано протянул мальчишка,– и мне снова не удалось с ней познакомиться.
Беженцы
С тех пор, как с горизонта исчез Волчий Ручей, а за ним и Эйвери, исчезли и высокие горные вершины. Впереди распростерлись холмы, густо устланные белым снегом.
Без особых происшествий выдалась поездка в Верес, однако не совсем радушным был прием в покрытом пеплом Аппере – пустынный город встретил своим одиночеством. Мертвое место. Сплошь и рядом разруха, развалины да истлевшие дома – вот и все, что осталось от былого бурления жизни.
Так ли сейчас выглядел Город Гор?
Двигаясь дальше уже к глубокой ночи, люди, чьи домом теперь стал белый автомобиль, очутились в Мерибеле. На Рори Аллена поездка начинала действовать неблаготворно – Верес, Аппер, в котором около полугода тому назад он чуть не погиб во взрывах, Мерибель – все эти города невольно нагоняли на него тоску, и теперь он все чаще начинал думать о своей пропавшей матери и о том, как попытки найти ее потерялись где-то между названий этих городов.
Следующий день был дорогой в Волот. Проведя здесь одну ночь, обитатели белой машины наутро понеслись в Осово. Миновав поделенное надвое широкой рекой Красноводье, а затем, проехав и Багнелл, они, наконец, очутились на равнине, которая устремляла их путь далеко на север, к сущему холоду и лютой зиме.
Марк Кассель, сдавшись силам скверной погоды, решился все же поверх любимой им кожаной куртки набросить что-нибудь потеплее. Раздобыв на одном из рынков Выгора черную медвежью шубу, он убил сразу двух зайцев: укрылся от вездесущего холода и в который раз вызвал гнев Рори Аллена.
– Ты хоть понимаешь, что в Северном Аркаде медведь – это священное животное?
– Аллен, а ты серьезно думаешь, что мне есть хоть какое-то дело до этих чокнутых фанатиков?
– Они снесут тебе голову, как только ты ступишь в этой шубе на их землю.
– А как тебя касается эта проблема?
– Она касается всех, если ты едешь с нами.
– А может, есть другая причина?
– Например?
– Тебя самого бесит, что я в этой шубе. Гордон, сколько месяцев ты сказала твой дружок провел в Аркаде? Около полугода? Присмотри за ним. Меня настораживают его интересы.
Не самая благоприятная атмосфера царила в те дни в автомобиле: Кассель с Рори вечно собачились по любому поводу, а чаще – вовсе без него. Марку это доставляло какое-то особое удовольствие, а Рори просто не мог пройти мимо его подколок и, будучи по натуре вспыльчивым, он с умелой подачки Марка взрывался на ровном месте.
Устав разнимать их перебранки, Ева, в конце концов, оставила глупую затею, хотя бы временно, но примирить их, и во время поездок, по большей части сидела насупившись и отвернувшись к окну; сверлила недовольным взглядом стекло.
Артур не участвовал во всеобщем переплетении страстей – он молча таращился на страницы своего блокнота и увлеченно водил карандашом по строчкам, царапая беглые неровные буквы.
– Что ты делаешь? – спросила его в один из таких дней Ева.
– Веду дневник: описываю наш путь и все, что с нами происходит.
– Ты никогда раньше не вел дневников.
– Раньше в этом не было необходимости.
– А теперь разве есть?
– Теперь я должен записывать нашу историю.
– Артур, она не такая уж и интересная.
– Она важная. Ты только представь: наш путь в Большую Медведицу – это начало новой человеческой истории, а время, в которое мы живем – переломный момент вирусной эры, и когда-нибудь в будущем на основе этого дневника люди будут сочинять книги и писать учебники.
– Ох, Артур. Мы всего лишь едем – едем неведомо куда…
Артур кивал ей, словно не вдумываясь в смысл ее слов, и продолжал писать.
Когда выезжали из Волчьего ручья, Ева рассказала Артуру и Рори о разговоре с Марком, о том, что приемник нужен Большой Медведице. Рори об этом ничего не знал, а тем более не был в курсе, что кому-то в ордене было известно имя Артура Дюваля или что кто-то из ордена хочет с ним поговорить.
«Я думаю, Кассель просто врет нам, – сказал тогда Рори.
– Но зачем? – спросил Артур.
Артур на секунду задумался – мысли потекли в его голове рекой. Неужели его приемник кому-то показался полезным? Нет, ну он ведь просто ловит понтарексийские сигналы для телевизоров на большом расстоянии. Хотя, при определенных условиях… Артур выдохнул и решил, что рискованно для самого себя об этом думать. Уловить частоту понтарексийского купола? Ему только казалось. И это были всего лишь неудачные проявления его богатого воображения.
Вид у Рори был напряженный.
– Я не знаю, что он задумал.
– Но он просил меня поговорить с тобой, Артур, – сказала Ева. – Он хочет, чтобы по приезду в Аркад ты встретился с этой Урсулой.»
Они продолжали путь, не будучи уверенными, что на самом деле ожидать от этой поездки.
Но Ева Гордон уже начинала догадываться.
Чувство непривычной беззвучной пустоты, зародившееся в ней во время отъезда из Города Гор, усиливалось по мере того, как они покидали очередной город.
Эта пустота была похожа на тупую ноющую боль, или же на тягучее липкое разочарование, от которого
