через пустыню другие барабанщики в отдаленных поселениях, тоже празднующие Новый год.
Завороженная этим запретным миром, рядом с которым она сама вела как бы параллельное существование, никогда с ним не пересекаясь, Рене глядела во все глаза, внимая дроби барабанов, чувствуя, как текут слюнки от зрелища и запахов съестного.
Сидящая на табурете старая женщина окликнула ее по-английски, с сильным арабским акцентом:
— Маленькая принцесса! Идите сюда, присядьте на этот золоченый стул, поговорите со мной!
Когда Рене подошла, женщина поцеловала ей руку.
— Я Умм-Хассан, — сказала она, — Мать всех. — Она рассмеялась и обвела рукой деревню. — Мы счастливы видеть вас здесь. Вы у нас не бываете. Принцесса Аделаида, наша Голубка, приходила отведать с нами жаркого… для нее мы были не просто речной галькой, как для хозяина, но людьми. Я не хочу сказать, что ваш дядя не щедрый человек… только вот у него нет сердца.
— Жена моего дяди, Аделаида? — спросила Рене. — Вы знали ее?
— Конечно, — отвечала старуха. — Наша принцесса Аделаида любила Армант и любила нас. Но здесь цветок ее юности увял, и хозяин отверг нашу Голубку.
Другие женщины расселись вокруг старухи, почтительно слушали, согласно кивали головой и тихо гортанно бормотали в подтверждение ее слов, что звучало словно голос вечной крестьянской безысходности. Когда солнце коснулось Нила, раздался звук тамбурина, работники начали передавать друг другу кувшины с водой и фруктовым соком, чтобы освежить пересохшее горло, блюда с едой тоже передавали по кругу — печеные баклажаны, фаршированные кабачки, жареное мясо и рис.
Рене присоединилась к празднику, смеялась и чудесно проводила время, ела местную пищу, которая казалась ей экзотической с точки зрения ее уединенного колониального мирка и той европейской еды, что подавали в хозяйском доме.
Посреди трапезы к Рене подбежала гречанка Алинда, служанка Габриеля, перепуганная и запыхавшаяся.
— Ваш дядя ищет вас повсюду! — сказала она. — Он ужасно разгневан! Думает, вы сбежали с молодым пашой Бадром! Вам надо немедленно вернуться! Прошу вас!
Рене совершенно не хотелось уходить, но гречанка была так встревожена, что она извинилась перед старухой:
— Спасибо, что пригласили меня разделить вашу трапезу, Умм-Хассан. Надеюсь, скоро мы увидимся вновь. Мир вам.
— И вам, маленькая принцесса, — отвечала старуха. — Спасибо, что пришли к нам. И приходите снова.
Когда они вышли из деревни, Алинда сказала:
— Он побьет вас! Ужасно побьет! Убьет вас!
— Нет, Алинда, он ничего мне не сделает, — сказала Рене. — Я теперь взрослая. Он не посмеет бить меня.
— Он любит вас как безумный, — пробормотала служанка.
— А тебя он бил, Алинда?
— Нет, он бьет только тех, кого любит.
В ее голосе Рене услышала печаль.
— Ты любишь хозяина? — спросила она.
— Я служу хозяину уже десять лет, попала к нему совсем ребенком. Но он никогда не любил меня. Я для него только служанка.
Рене взяла девушку за плечо, повела в рощицу на краю деревни.
— Ты его любовница? Скажи правду, Алинда. Он не узнает, обещаю.
— Он берет меня в постель, когда ему нужно, — ответила девушка. — Но я не любовница, просто служанка. Он берет меня, а выкрикивает ваше имя. Он любит вас. И бьет, потому что любит. Любит вас как безумный. И убьет, если вы выберете другого. Он хочет сделать вас рабыней. Берегитесь, мадемуазель Рене. Пожалуйста, не говорите ему обо мне и о том, что я вам сказала. Если он узнает, чтó я вам сказала, он вышвырнет меня, отошлет подальше, в деревню посреди пустыни.
— Он так жесток? — спросила Рене. — Отошлет преданную служанку, которая была при нем с детства и выполняет любое его желание?
— Я для него лишь служанка, — повторила Алинда, — не больше.
— А ты, Алинда? — спросила Рене. — Ты ему… подходишь?
Девушка кивнула:
— Как раз поэтому паша эль-Бандерах подарил меня хозяину. Я в точности ему подхожу.
— Значит, ты тоже его рабыня, — сказала Рене.
— Служанка, рабыня, все едино.
В тот вечер по возвращении Рене во дворец Габриель, бледный от ярости, ворвался к ней в комнату и прямо на глазах у мисс Хейз отхлестал ее по щекам.
— Где ты была? — выкрикнул он. И, не дожидаясь ответа, схватил ее за волосы и выволок из комнаты.
— Господин виконт! — возмутилась мисс Хейз. — Что вы делаете? Ей же больно!
Габриель направил на гувернантку дрожащий палец.
— Не вмешивайтесь, мисс Хейз! Это не ваше дело! Оставьте нас!
По-прежнему вцепившись в волосы Рене, он втащил ее в свою комнату, захлопнул дверь и швырнул ее на пол.
— Где ты была, я спрашиваю?!
Хотя щеки Рене горели от ударов, а корни волос жгло от боли, она не плакала, ответила дяде ровным голосом:
— Я была в деревне с бедными работниками вашей жены, которые любили ее. Пила абрикосовый сок, ела их пищу и слушала о том, как их хозяин отверг их любимую принцессу, Голубку Арманта. Наверно, и я кончу так же.
— Не лги мне! Я тебя знаю! Ты ходила повидать князя, да?
— Нет, конечно.
— Не воображай, что останешься безнаказанной! Завтра в хижине я тебя до крови отколочу! Я почти обезумел из-за тебя!
— Завтра воскресенье, — заметила Рене. — Священник придет служить мессу.
— Да, верно. Тогда, боюсь, взбучка будет прямо сейчас. Тебя надо проучить. Дать тебе урок повиновения.
Габриель взял с туалетного столика большую платяную щетку, перебросил Рене через колено. Стянул с нее бриджи и отколотил, как никогда. От его методичных ударов она была на грани обморока, но держалась стоически, не плакала, не издавала вообще ни звука. Позднее, в его постели, она была не в силах уснуть от боли рубцов, оставленных на спине, на ягодицах и на бедрах. Виконт взял ее за руку.
— Спи, любовь моя, — нежно прошептал он. — Я люблю тебя. Понимаешь? Я думал, ты меня бросила.
Наутро мисс Хейз пришла в ужас, увидев синяки на теле Рене.
— Это отвратительно! Кошмар! Я не могу с этим мириться.
Собравшись с духом, гувернантка спустилась вниз и без стука ворвалась в кабинет виконта.
— Господин виконт, — сказала она, дрожа от злости и страха. — Следы вашего урока у Рене по всему телу!
Виконт с некоторым удивлением поднял на нее глаза. Открыл ящик стола, достал баночку и протянул гувернантке.
— Вот, возьмите, мисс Хейз. Доктор Лиман снабдил меня этой мазью. Натрите ей синяки. Все быстро пройдет.
Удивленная равнодушием виконта, мисс Хейз взяла баночку.
— У вас все, мисс Хейз? — нетерпеливо спросил виконт.
— Да, господин виконт. У меня все.
Вернувшись к Рене, мисс Хейз принялась смазывать ее кровоподтеки.
— Он сумасшедший, — пробормотала она, не то себе, не то Рене. И печально покачала головой, потрясенная
