всем, что знала, и собственным бессилием что-нибудь сделать. — Ваш дядя безумец. Кто-то должен остановить его.
Позднее тем вечером в кабинете Габриеля, когда ветер пустыни задувал сквозь жалюзи тонкий песок и на горизонте вспыхивали зарницы, дядя, попыхивая сигарой, работал со счетами, а Рене выполняла свои арифметические задания, словно меж ними ничего не произошло.
— Послезавтра мы едем в Каир, — сказал Габриель, — без мисс Хейз. У нас встреча со швейцарским профессором медицины.
— Зачем?
Виконт отодвинулся от стола.
— Раз ты теперь женщина, а не ребенок, я могу сказать тебе все. Как доктор Лиман пытался объяснить тебе, я не похож на других.
Они не обсуждали фотографию, и теперь Габриель пристально посмотрел на Рене, стараясь оценить ее реакцию. Она не отвела взгляд.
— Да, доктор представил мне убедительное доказательство. — Она не сказала дяде, что еще предлагал добрый доктор, боялась, дядя убьет коротышку.
— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил он.
Рене пожала плечами.
— Меня это не волнует. Я думаю, де Фонтарс должна подходить де Фонтарсу. И потому вы можете жениться на мне, с разрешения вашего швейцарского профессора или без оного.
— Ты получила прекрасное образование! У тебя теперь есть ответ на все, верно?
— У меня был хороший учитель, — ответила Рене. — И вашего… вашего приватного фото… вполне достаточно, чтобы научить даже такую дуру, как я.
Габриель рассмеялся, одобрительно кивая.
— А если профессор скажет, что я не могу на тебе жениться?
— Мне плевать. Я останусь с вами, даже если физически вам не подхожу.
За стенами дул ветер, над Нилом бушевал шторм. Виконт молча смотрел на племянницу. В самом деле, она уже не девочка, которую он знал, и он сам лишил ее детства и остатков невинности. Но ему было все равно, он черпал в этом лишь огромное удовлетворение и силу.
— Ладно, посмотрим, — наконец сказал Габриель. — Подойди поцелуй меня. — Она подошла, поцеловала, и он спросил: — Ты любишь меня?
— Безумно, — ответила Рене и вдруг сообразила, что повторила любимый ответ своей матери, которой дядя задавал тот же вопрос.
Каир
Апрель 1914 г
1
Каирская клиника утопала в цветущих бугенвилеях, которые придавали ей менее учрежденческий вид, и терзавший Рене страх немного отступил. Она боялась, что ее опять станут ощупывать и простукивать холодные, сухие и наверняка волосатые руки очередного развратного старика-доктора. Но когда медицинская сестра провела ее в смотровой кабинет, она очень удивилась: швейцарский профессор, доктор Лебедо, оказался симпатичным молодым блондином с ослепительно белыми зубами.
Габриель провожал ее по коридору, но на пороге кабинета доктор остановил его.
— Весьма сожалею, господин виконт, — сказал он, подняв руку, словно полицейский-регулировщик, — но вам придется подождать в приемной. Сюда допускаются только пациентки.
— Прежде чем выносить вердикт, профессор, — сказал Габриель, вручая доктору манильский конверт, — мне кажется, вам следует взглянуть на это фото.
— Благодарю вас, сударь, — сказал доктор Лебедо, небрежно закрывая дверь перед носом у Габриеля. Не вскрывая конверт, он бросил его на стол. — Ну что ж, мадемуазель. Прошу вас раздеться и лечь вот сюда.
— Это необходимо, доктор? — спросила Рене, густо покраснев. Она вдруг смутилась, что нужно раздеться в присутствии симпатичного молодого профессора, и все же предпочла бы, чтобы он был старый и волосатый.
— Вы пришли сюда на обследование, мадемуазель, не так ли?
— Да.
— Тогда вы, вероятно, понимаете, что мне будет весьма сложно провести гинекологическое обследование, если вы останетесь в одежде.
Рене подчинилась, сняла платье и белье, оставив все кучкой на полу. По-прежнему красная от стыда, грудь и та покраснела, она взобралась на стол. Белая крахмальная простыня похрустывала и была прохладной, когда она легла на нее.
— Закройте глаза и расслабьтесь, — сказал доктор. — Вам совершенно не о чем беспокоиться. Больно не будет. — Опытными руками он начал осмотр, сначала легонько ощупав живот, грудную клетку и подмышки. Потом взял в ладони ее грудь, слегка сжал, потер пальцами соски. И наконец, одна рука проникла между ее бедрами, а другой он осторожно их раздвинул, накрыл ладонью лобок, затем легко и ловко ввел палец в ее вагину, бережно, словно не доктор, а любовник. Она закрыла глаза и отдалась на волю невесомых прикосновений его пальцев, проворных и ловких, как у пианиста.
— Отлично, — наконец произнес доктор, заканчивая осмотр. — Одевайтесь, мадемуазель. Азатем, будьте добры, пройдите через эту дверь в мою контору. Я распоряжусь, чтобы господина виконта тоже проводили туда.
Когда Рене вошла, доктор сидел за столом, с несколько озадаченным видом изучая фото Габриеля. Тот сидел в кресле напротив.
— Я не вижу анатомических причин, — с легкой иронией в голосе сказал профессор, подняв взгляд, когда вошла Рене, — почему бы мадемуазель не вместить… э-э… сей предмет.
Эта новость принесла Рене такое облегчение, что она подбежала к доктору, обняла его за шею и поцеловала в щеку.
— Спасибо, профессор! Спасибо!
Габриель неодобрительно нахмурился, глядя на столь бурное изъявление благодарности.
— Давайте внесем ясность, господин виконт, — сказал профессор. — Записывая мадемуазель на прием, вы назвали ее своей дочерью?
— Почти дочерью, доктор, — ответил Габриель. — Это означает: я удочерил ее. Она моя племянница, дочь моего брата.
— Вот как. — Молодой врач выглядел еще более озадаченно. — Не сочтите за дерзость, сударь, но она поистине великолепный образец. Сколько ей лет?
— Четырнадцать.
— И вы хотите на ней жениться? — спросил доктор Лебедо все тем же мягко-насмешливым тоном. — На вашей племяннице и приемной дочери?
— А почему бы нет? — Отношение профессора явно раздражало Габриеля. — Я хозяин в своем доме. И поступаю как мне заблагорассудится.
— О да, я часто слышал это от здешних пашей, которые привозят в клинику для того или иного лечения юных девушек, едва вышедших из детского возраста. А вы, юная леди? — спросил он Рене. — Вы хотите выйти за вашего дядю… за вашего отца?
— Я? Конечно, прямо сейчас!
— Понятно. — Профессор задумчиво кивнул.
Повисло долгое холодное молчание.
— Ну что ж, — наконец сказал Лебедо, пожав плечами, — могу только сказать вам, сударь, что она вполне готова для вас. В прекрасном состоянии… бояться нечего, ткани превосходные, упругие, анатомически все замечательно. Мне редко доводилось видеть нечто лучшее. Признаться, мы больше привыкли видеть в клинике молодых женщин, чьи гениталии изуродованы семьей или поражены сифилисом. Вам известно, что они тут нередко зашивают девушек, чтобы гарантировать их девственность? Словно индеек. Чудовищно, сказать по правде. — Профессор встал, подошел к Рене, взял ее за плечо. — Прошу вас, господин виконт, только об одном, сделайте одолжение, не заразите этот превосходный юный образчик. Не связывайтесь со здешними наложницами, они
