спасибо большое, конечно, за доверие, – а он нарушает правила. Он зашел за черту, и за этой чертой… Думать об этом страшно.
Он нашел среди толпы Мэй, осторожно прошел мимо, коснувшись ее плечом, она обернулась, громко поздоровалась, будто бы искренне удивившись встрече – жаль, не пошла в актрисы, по ней плакал Бродвей – и, шепнув: «Все по плану, мистер Ян», отвернулась.
Ян засмеялся, выглядело все так легко и кинематографично – как будто у нее в багажнике труп бывшего любовника или его жены, и им нужно выехать куда-то в соседний штат, чтобы ночью, выйдя из придорожного мотеля, сбросить его в реку. Он вызвал такси, развязал галстук и как будто опьянел от свободы. До чего же все хорошо – ни трупа в багажнике, ни обязательств, ни осуждения.
В баре было не протолкнуться. Мэй провела его к дальнему столику за шторкой, сказала, что забронировала заранее, специально, чтобы никто не мешал, но если ему захочется потанцевать – а ей, кстати, ужасно хочется, – то можно будет и выйти, все равно здесь никто его не узнает. Яна бросило в жар от одной мысли, что она будет танцевать с ним, что это останется здесь, в этом баре, и ему не придется оправдываться.
Сначала только пили. Мэй приносила все новые и новые шоты, а он вливал их в себя, воронкой расстегнув рубашку, как будто заливать их нужно за ворот. После какого-то шота – он не считал – Мэй вдруг села к нему на колени. Ян замер и пытался сфокусироваться на ее глазах – они были так близко, что он видел только пелену из хаотично суетящихся мушек – одиночных эритроцитов.
– Я всегда знала, что будет так, – сказала Мэй, ее пьяное дыхание было теплым и сладким. – А вы знали?
– Не знал, – честно сознался Ян. Еще месяц назад он и представить такое не мог.
Мэй засмеялась, а потом упала на него, и он, ощутив ее тяжесть, отозвался.
– Давай потанцуем, ты же хотела? – предложил он, чтобы то, чего он так боялся, не произошло прямо здесь.
Мэй слезла, поправила юбку и сказала:
– Буду ждать на танцполе, профессор.
Ян выдохнул и жадно опрокинул в себя бутылку холодной воды. Надо было взять себя в руки. Надо не расслабляться. На телефоне от Мары было восемь пропущенных, и он бросил его во внутренний карман пиджака, лежащего на диване.
На танцполе кружился слэм. Ян и забыл, когда видел такое в последний раз. Сначала ему было неприятно, и он старался защитить от ударов Мэй, обнял ее и замер, покачиваясь, а потом отдался волне, закрыл глаза и только старался не рухнуть под толчками справа и слева и не уронить собой Мэй. Когда прилетел удар в челюсть, он не сразу понял, что это не просто случайность.
Открыл глаза и увидел, что все расступились.
Тяжело дыша, на него и на Мэй смотрел парень по прозвищу Бык, Ян видел его несколько раз в универе, он играл в футбольной команде. Не дав опомниться, Бык тут же нанес второй удар – на этот раз в нос. Кровь хлынула на сливочную рубашку Яна. 1720 долларов, потраченных зря. Мэй закричала.
– Ты что, идиот? – спросил Ян, непослушными руками затыкая нос салфетками из железной коробки на столе.
– Какого хера ты лапаешь мою девушку? – спросил Бык, готовый к следующему удару.
– Я давно уже не твоя девушка! – вскричала Мэй, и Бык, поморщившись, опустил руку.
– Мы просто танцуем, – попыталась она еще раз. – Мистер Ян получил премию, я пригласила его отпраздновать с нами.
– Молчи, шлюха, – Бык сплюнул под ноги Яну. – А тебе конец, старый ублюдок.
Ян инстинктивно попятился и закрыл руками лицо, но Бык больше бить не стал. Он спокойно достал телефон и начал в нем что-то искать.
– Завтра все будут знать, что ты мудак, который трахает своих студенток, – процедил Бык и сунул Яну в лицо видео – там они с Мэй стояли в центре слэма, она – в его руках, так что никаких сомнений не оставалось, что это не просто симпатия.
– Как ты нашел меня? – спросила Мэй, хватая Быка за рукав.
– Метка на твоем телефоне, дура, – сказал Бык и вырвал руку. – Хотел посмотреть, кем ты меня заменила. А тут этот хер. Но это даже лучше – разбираться буду не я.
Нет, нет, этого нельзя допустить – Ян не может. Все ведь было так хорошо, так славно. Мудак, идиот, дебил. Он клял Быка, Мэй и Мару, но прежде всего – себя. Он кинулся на Быка и, выбив телефон из рук, повис на нем, как в детстве на козле в спортзале. Бык качнулся, но удержался, сбросил Яна с себя и, повалив на пол, ударил ногой куда-то в бок – в глазах почернело. Потом поднял свой телефон, выругался и пошел прочь из бара.
Мэй кричала вслед, чтобы он не делал глупостей, но тот лишь ответил:
– Ты сделала свой выбор, я сделаю свой.
Ян попытался открыть глаза, но не мог – он ждал, что все закончится, исчезнет, растворится, что все это сон, дурной, невозможный сон, ведь они все предусмотрели, все учли и продумали. Ведь это такая нелепость, такая глупость, такая бессмыслица. И главное – он знал это наперед.
Мэй помогла ему встать, но он, поднявшись, отшатнулся.
Она, плача, пыталась его обнять, но ему было некогда жалеть ее. Он уже знал, что вот – он стоит у черты, и пути назад нет, и все это из-за нее. Хорошо бы напомнить себе, что это он ее вытащил из небытия, что сам пришел и позвал на свидание, что сам во всем виноват, что у нее тоже ведь были чувства и совсем не ее вина, что он забыл о безопасности и отдался пьянящей свободе. Хорошо бы, но он не мог. Ненависть жгла глаза, а еще бессилие – он судорожно выдумывал объяснения и оправдания – каждую секунду – вытаскивая и надевая пиджак, отталкивая Мэй, выходя, не оборачиваясь, из бара.
Сначала он просто шел, а потом сорвался и побежал, как будто можно убежать от того, что уже случилось, а дорога вертелась под его ногами, как железная тарелка для тренировки вестибулярного аппарата. Ему казалось, что он кричал, кричал в надежде, что кто-нибудь оглянется и спросит, что с ним. Но никто не оборачивался – некому обернуться. Он бежал по следам, толкал их в спины, но никто не обращал на него внимания. Они шатались и падали
