Скрыться с глаз? Уйти в монастырь? Или… Ре-минор. Не спеша.
Уйду о дороги — таков закон.
Третий должен уйти…
Динь-динь, динь-динь — рында корабельная.
Добавляет печали.
Но позвольте! Ведь для меня она тоже — девушка из мечты. Из моей. Я вовсе не собирался красть ее из Гешкиных грез! Так получилось! Жизнь. И потом, она только что сказала, что именно я ей нужен, а не Гешка. Как бы красиво и печально ни курил он здесь, на балконе.
Вообще сцена получалась хоть куда! Ставь камеру и снимай. Двое старых друзей, готовых чуть ли не к дуэли. Того и гляди выбежит девушка, заламывая руки, охнет театрально, и прогремит где-то за кулисами выстрел из стартового пистолета. Потом, под аплодисменты, один из них начнет медленно опускаться на пол, держась за поручни балкона. Охи, ахи.
Какой конфуз! Какой конпроманс!
Или что-то в этом роде. Дамы вскрикивают в массовке.
Мы ушли.
С Витой. Остальные продолжали гулять. Илик заказывал песню за песней местным лабухам, Кырла налегал на коньяк, а Гешка бросился в объятия одной из его многочисленных поклонниц, коротавших вечерок именно в этом кабаке.
Весна бродила по городу. За это время: я почти забыл, что могут быть свободные вечера; что может не быть дороги до Черногорска, известной до бугорка, что можно просто стоять у ее подъезда и говорить:
- До завтра…
И держать ее за руки.
Я почти забыл себя таким, каким был в этот вечер. Я забыл почти все слова, которые обычно говорят в такие минуты. И потом, я не хотел врать. Поэтому молчал.
- Я все знаю, — сказала она. — Генка все рассказал.
- Когда?
- Когда мы танцевали.
Ничего особенного не произошло. Ничего не взорвалось, никто не упал в обморок, не громыхнул гром. Мы по-прежнему стояли рядом, нас не разбросало взрывной волной.
- И что ты скажешь?
- Ничего. Работа как работа, жаль только — выходных мало.
И здесь в разговор встрял тот, который молчал почти весь вечер.
- Скоро будет еще меньше, — ляпнул он.
Приближалось лето. Лето в ресторане на берегу моря — это почти как осень в колхозе. Пора косить. Собирать урожай. Он это знал. Тот, что ляпнул. И я это знал, тот, что держал ее за руки. Мы все это знали.
Потом мне стало понятно, что, начиная с того вечера, я начал терять ее. Просто я должен был что- то сделать. Жениться. Украсть. Познакомиться с родителями. Не знаю что. А я — ушел.
- Позвоню… — сказал я.
И ушел.
Наш «жучок» остановился возле ресторана, и ни мы, ни Саша не могли сдвинуть его с места. У него что-то перекосило в моторе, что-то там выбило и что-то потекло. Было решено переехать на курортный сезон в Черногорск. Директор отписал нам под жилье чердак стоящей на берегу озера шашлычной. Три дня мы приводили комнату в порядок, а затем, отпраздновав новоселье, зажили в ней размеренной жизнью. Днем мы занимались «жучком». Откручивали гайки, разбирали какие-то детали, складывали в тряпочки под руководством Саши железные внутренности. Вечером — заколачивали бабки.
Мы уже стали своими в этом городе. Знали всех посетителей в лицо и называли каждого названием песни, которую он заказывал.
Полковника — «Травы-травы».
Продавщицу мороженого — «Горький мед».
Приезжавшего два раза в год на лечение гостя с юга Леву — «Сигарета-сигарета».
Мы заранее знали сценарий каждого вечера, как Саша — составные части ступиц колес нашего «запорожца». Мы сразу выделяли наших клиентов из пестрой толпы курортников, зашедших просто перекусить. Буквально в тот момент, когда они переступали порог «Девятого вала». Мы определяли их по походке, по тому, как они делали заказ и выпивали первую рюмку. По спутнице, с которой он пришел в ресторан. Мы видели людей такими, какими они бывают только в те дни, когда приезжают отдохнуть и подлечиться на курорт.
Я чувствовал себя карусельщиком в парке.
Знал, на каком витке кому станет не по себе. Кто попросит остановить раньше времени. Кому эта карусель противопоказана. Одного я тогда не понимал, что сам катаюсь на ней, хотя давно уже должен был крикнуть:
- Остановите! Один из нас сойдет!
Карусель воспитывает чувство долга. Чувствуешь, что — долго, а сойти не можешь. Кто-то удачно пошутил, стоя на площадке аттракционов.
Уже было долго, а я не сходил.
Сидел и наблюдал.
Вошли трое мужчин. Новая партия желающих развлечься. Заранее заказали столик на шестерых. Значит, должны прийти и дамы. Сегодня их последний вечер в санатории.
Почему бы и не гульнуть?!
Женщины в вечерних платьях. Две из них по старинке пахнут «Красным маком». Третья — французскими духами — «Мажи нуар».
Черная магия.
Сегодня она обязательно пустит ее в ход. Буквально после второго бокала шампанского. Как она жила до этой поездки? Что видела? Старых друзей но праздникам и пьяного мужа — почти каждый день. Л оказалось, что есть другие мужчины. И другая жизнь. Вольная, легкая, в прекрасном южном климате. Здесь и шуба-то не нужна. А духи и платье, купленные в последний момент у местной спекулянтки, пригодились. Платье у нее тоже не простое, сработанное не в одном из многочисленных ателье города, а далеко-далеко за границей. О чем говорит большая черная этикетка, на которой вышито серебряной ниткой:
Made in Finland
И разговаривать с нами в течение всего вечера будет в основном она. И руководить застольем. Не явно, исподволь. Нет, водку они не пьют. Это в начале. Якобы… А потом в ход пойдет все. И водка, и вино, и мы… В том смысле, что она подолгу будет стоять у оркестра, с трудом удерживая равновесие:
- Ребята, что-нибудь для нас! Повеселее! Ну, мы же завтра уезжаем… Завтра же весь этот праздник растает!
Ну и что? Из нашего ресторана каждый день кто- то уезжает. Счастливо! Платок не забудьте. Он на стуле.
Нет, в какой-то момент мы сжалимся и Сыграем для них что-то бесплатно. Что-то очень ехидное и злое по сути, хотя в музыкальном отношении очень приятное.
Скоро осень. За окнами август…
Потом они все будут долго пересчитывать счет, пока он не попадет к той, с пышной прической, в финском платье. Она все быстро проверит и выдаст официанту деньги. Сдачи не надо! Сегодня она настроена очень решительно, и этот мужичок с грустными глазами почувствует это на собственной загоревшей шкуре. Ну, на коже… Потом они поднимутся и…
Кто как может, но с душой чтобы!
Один раз в год са-ады цвееетууут!
Больше они в ресторане не появятся.
А вот мужчина. Ждет женщину. Да, он женат. И в характеристике у него — «морально устойчив», но он на курорте. Когда еще пошлют? И она ему очень понравилась. В столовой они сидели за одним столиком. Почти месяц он ее не замечал, здоровался и все. И вдруг - вчера… Нет; это невозможно! Ведь целый месяц только «здрасть» да «спасибо». А почему бы и не в ресторан? Он занял место в углу, подальше от нас, чтобы можно было поговорить, рассказать то, о чем молчали почти месяц. Да что там месяц, всю жизнь! Конечно, официантка не разрешит ему сидеть в углу. Это место для солидных клиентов, а не для санаторских влюбленных. Вот здесь, под колонкой, свободно, а там заказано. Кем? Да не твое дело! Скажи спасибо, что вообще посадили. Под колонкой, так под колонкой. Мы специально сделаем тише, хотя он этого, конечно, не заметит. Вот почему ее нет? Может быть, передумала? Целый месяц не замечал, а тут — на тебе.
Мы вместе смотрим на дверь. Мне интересно, угадаю я сегодня, кого ждет этот мужчина? А пока он закажет сто грамм. Еще… И еще пятьдесят. Она не придет! Он откупоривает заказанную бутылку шампанского, заказанную для нее. А она…
Она влетает в зал, ослепляя циничных официанток и нас счастливой улыбкой. Она задержалась. В парикмахерской очередь. Хочется быть красивой. Ее ждут. Впервые за столько лет. В этом случае мне трудно ошибиться. Несомненно — это она. Завтра они придут снова и почти не будут есть и пить, будут только говорить, не обращая внимания на нашу убогую музыку. Потом придут опять, и она заплатит за столик. Они будут смотреть в глаза друг Другу, когда будут сидеть за столом и когда будут танцевать. Просто так, как в зеркало.
Гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения
И вижу в нем любовь свою, и думаю о ней…
Споем для них в ре-миноре. Я попрошу об этом Гешку. Все равно пока нет никаких заказов. И по их лицам будет видно, что они увидели свое отражение, такое незнакомое, что не могут оторваться от него. Где-то там, внутри, у них проснулись чувства, которые так долго спали, и пробуждение это принесло им боль. Боль, потому что сон этот вот-вот должен был закончиться. И он закончится, они разъедутся в разные стороны, ворочаясь на плацкартных полках вагонов, вспоминая наш ресторан, слова каких-то песен, под которые они смотрели друг другу в глаза. И им будет казаться, что надо было все повернуть, все изменить, сдать билет на поезд и остаться в этом городе навсегда.
