за руку и приложил к своей обнаженной груди. Итиар обомлела и быстро вырвала руку.
– Мы кормим детей молоком, поэтому у женщин есть… грудь. Ну почему ты всегда задаешь такие неудобные вопросы?
– Про тело нельзя? – удивился Ондатра. – Это запрет?
– Это не запрет, но… Я же не спрашиваю тебя про жабры и не тянусь их потрогать. Разве ты бы не почувствовал неловкость?
Молодой охотник на секунду задумался.
– Нет, у нас нет запрет говорить про тело, только трогать нельзя без разрещения. Я разрещаю. Хотьещь прикоснуться забры?
Цвет кожи на ее лице изменился, она торопливо замотала головой. Это явно был какой-то сигнал, но парень так и не смог его разгадать. Какое же она загадочное создание.
Так шли дни за днями, неделя за неделей. Незаметно минул месяц с момента их первого с Итиар разговора. Лето перевалило через свою середину. Был самый обычный день, в «Гнезде чайки» стоял привычный гомон, но желающих получить от Ондатры не находилось. Он расслаблено пил холодную воду на своем обычном месте у входа и слушал переливы музыки Итиар, как вдруг раздался гулкий щелчок, и мелодия оборвалась. Гомон вокруг нисколько не изменился, но парень настороженно вслушался. Со стороны Итиар грянули гневные голоса, и все стихло. Сквозь завесу дыма парень увидел, что Итиар убирает свой леакон с помоста и исчезает за сценой. Ондатра встревожился. Это было необычно, за последний месяц девушка ни разу не покидала своего поста, и ее музыка неизменно услаждала его слух. Остаток дня он провел в нервных раздумьях о том, что же могло произойти.
Когда наступил вечер, и Керо принес неизменный кувшин эфедры, Итиар была странно молчалива. Волосы падали на ее лицо, а глаза были красными, как ее одеяние, и влажно блестели. Ондатра наклонился, чтобы как следует осмотреть ее лицо и найти на нем подсказку, что с ней происходит.
– Ты болеть? – предположил он.
Она отрицательно замотала головой, вдруг скривила губы и нос, из глаз у нее брызнула вода и потекла по щекам. Ондатра встревоженно чирикнул:
– У тебя вода!
Итиар шумно вдохнула воздух, отчего в носу у нее хлюпнуло, и сказала:
– Со мной все хорошо, но… – наклонив голову, она тихо добавила. – Я порвала струны на леаконе. Две зараз. Они были уже старыми, я разыгралась, – она снова шмыгнула носом. – Запасных у меня нет и нет денег купить новые. Эсвин пригрозил, что если до завтра я не решу эту проблему, то придется… – лицо у нее скривилось, и снова полилась вода. – Буду по-другому долг отрабатывать.
Выглядела она сейчас беззащитно, словно ее уже отломили от корешка и понесли куда-то, где она совсем не хочет находиться. Помочь ей тоже было некому. «Кроме меня», – мелькнуло в голове у Ондатры. У него не было денег, и он знать не знал, где раздобыть эти самые струны, но если он этого не сделает, что Итиар будет несчастной. Наверное, они перестанут разговаривать, а, может, она и вовсе исчезнет из «Гнезда». За месяц он успел привязаться к ней и к этим теплым разговорам по вечерам.
– Я помоть, – сказал он, положив ладонь поверх ее сжатых в кулаки рук.
Она вздрогнула от неожиданности и вдруг вцепилась в его ладонь, не испугавшись тонких перепонок между его пальцами.
– Как?
Он наклонился к ней.
– Не знать, но ты не бойся, я рещить, – шепнул он. – Мне нузно уходить, быстро. Надо успеть. Хорошшшо?
Она слегка улыбнулась, услышав теплое шипение знакомого слова, и вдруг потерлась щекой о его ладонь.
– Хорошо. Я верю, что ты поможешь.
Ондатра вынырнул на улицу и запрокинул голову в светлеющее небо. Он не знал, где раздобыть денег или купить струны, но знал как минимум двоих, кто мог бы ему помочь.
В племени жизнь начинала кипеть с самого раннего утра. Еще до рассвета дежурные отправлялись на рыбалку, чтобы с первыми лучами принести бочки свежей живой рыбы к утреннему подношению крови. Набитый соломой цветной тюфяк Ондатры давно скучал по своему хозяину. Он редко возвращался в свою норку, чтобы поспать на нем. Чаще всего дремал прямо на работе, за столом. Это его нисколько не огорчало, разговоры с Итиар были ему теперь гораздо милей сна в душной норе. Но он пришел не отдыхать, а найти своих братьев.
Он нашел их в знакомом углу, возле бочки с рыбой. Вместо приветствия сразу выловил рыбешку посочней и раскусил пополам, наслаждаясь вкусом крови.
– И тебе здравствуй, – пробормотал Буревестник.
На его теле виднелись свежие кровоподтеки. Опять подрался с кем-то не по статусу.
– Здравствуйте, – сказал Ондатра, проглотив остатки рыбы. – Я вас ищу. Нужна помощь.
Дельфин усмехнулся:
– Как старейшина работу тебе поручил, такой важный стал, перестал совсем с нами разговаривать. Мы теперь тебе не ровня?
Ондатра почувствовал едкий укол этих слов, словно под кожу впились зазубренные иглы морского ежа. Так просто не вытащить, глубоко вошли.
– Нет, – ответил он, – вы были и будете моими братьями. Я перед вами виноват, совсем с вами не разговаривал все это время. Ваша злость оправдана, и я прошу простить меня. Впредь я обязуюсь больше так не пропадать и уделять внимание своим братьям.
– Так-то лучше, – оскалился Дельфин. – Зло держать – тухлую рыбу жрать. Мы на тебя не злимся, что ты. Всего лишь избили бы тебя до беспамятства и были б в расчете.
Ондатра выпучил глаза. Буревестник разразился трелью смеха, Дельфин фыркнул сквозь зубы.
– Да ладно тебе, пошутить уже нельзя, – он толкнул друга в грудь. – Что там у тебя стряслось? Почем тебя так давно не было видно?
– Помните, я рассказывал, что встретил на пляже человеческую самку, которая странно пахла? Я увидел ее вновь, там, где работаю. Мы с ней подолгу разговариваем. Она рассказывает мне о людях, а я ей о племени. Мне очень нравятся эти разговоры, с ними я потерял счет времени, вот и не виделся с вами.
Теперь настала время братьев выпучить на него глаза. Вздохнув, Ондатра продолжил:
– Да, так все и есть… Ей нужна помощь, а помочь могу только я. Нужно купить новые струны для леакона.
– Что такое леакон? – спросил Буревестник.
– Что такое струны? – спросил Дельфин.
Они сказали это одновременно, их фразы смещались в какофонию звуков, и Ондатра понял, что объяснять им сейчас – терять зря время.
– Не важно, – ответил он. – Важно то, что это человеческие предметы, которые стоят человеческих денег. Племя тоже ведет дела с людьми, значит, где-то у нас должны быть и деньги людей. Я прав?
Братья переглянулись.
– Старейшина хранит у себя мешок желтой чешуи, – сказал Дельфин. – Однажды я залез проверить, что это, но она была твердой и несъедобной. Это оно?
– Да, – кивнул Ондатра. – Люди обмениваются желтыми кругляшками. Мне они нужны.
– Не выйдет, – шепнул Дельфин. – Старейшина у себя.
Ондатра напряженно сжал зубы, и Буревестник неожиданно
