Она утонула в своих чувствах, в замечательных ощущениях, вызванных прикосновением изголодавшихся губ, рук, скользящих по ее телу. Его тело напряглось и вдавилось в нее. Ей хотелось сбросить с себя всю одежду и затащить Уэбба в океан, почувствовать воду и то, как его мужество ввергает ее в бездну, а она тонет в удовольствии. И еще она почувствовала боль желания.
Ее руки обвили его шею, притягивая как можно ближе; она отчаянно боролась с собой — напрасно!
Грохнул внезапный выстрел. Она задохнулась.
— Черт побери, женщина! Ты подстрелила меня!
— О нет! Господь милосердный, нет! Где? — Рыдая, Сахарная Энн бросила револьвер, отскочила от Уэбба и мгновенно принялась ощупывать его, лаская руками руки, грудь, ягодицы, колени.
Он схватил ее за руки.
— Не думаю, что ты пустила кровь на этот раз, но, кажется, уже можешь повесить мою шляпу над каминной полкой как трофей. — Уэбб подошел к пятну, видневшемуся в нескольких футах, и посмотрел на него — это была черная шляпа, которая еще секунду назад сидела у него на голове. Уже третья дыра зияла на ее полях.
— Удивительно, — сказала Сахарная Энн, изучая свои мишени. — Джеймс, ты превосходный учитель.
Ярборо усмехнулся:
— Верно, но я думаю, тебе здорово помогли твои новые очки.
Она тоже об этом подумала. Первый урок стрельбы с Джеймсом по результатам оказался не лучше, чем с Уэббом. Сахарная Энн просто выходила из себя — неужели она такая неумеха? Однако вечером, после того как она увидела Флору, в очках занимавшуюся вышиванием, ей пришла в голову мысль купить себе очки.
Проснувшись на следующее утро, она пошла к окулисту, доктору Дайеру, на Маркет-стрит. После серьезной проверки с помощью нескольких таблиц он заявил, что у нее близорукость. Странное дело, подумала Сахарная Энн, она никогда не замечала ничего подобного, прекрасно видела, читала, вышивала.
К счастью, у доктора нашлась пара нужных очков, как раз по размеру. К сожалению, они оказались довольно уродливыми, но, поскольку ей требовались очки только для стрельбы, она купила их и ушла, уверенная, что проблема решена.
Так и получилось. В результате Сахарная Энн оказалась очень удачливым стрелком. Научившись обращаться с оружием, которое она купила в оружейном магазине, молодая женщина почувствовала себя гораздо увереннее.
— Джеймс, я чрезвычайно благодарна тебе за помощь. Чтобы возместить силы, которые ты потратил на меня, я приглашаю тебя сегодня вечером на обед. Мэри обещала приготовить йоркширский пудинг.
— Серьезно? Ты уверена, что Уэбб не станет возражать?
Ошеломленная его вопросом, Сахарная Энн удивленно спросила:
— С какой стати он должен возражать?
— Просто мне показалось, что капитан очень нежен с тобой и смотрит на тебя, как на свою собственность.
— Свою собственность? Ручаюсь, что я не собственность ни одного мужчина на свете и уж меньше всего капитана Маккуиллана. Я вдова, и мужчины уже довольно попортили мне жизнь, так что я не стремлюсь связывать себя с кем-то снова.
Втянув воздух, она повернулась и пошла к своему велосипеду, который уже был починен и теперь выглядел как новый.
— Мужчины! — ворчала она, неистово крутя педали. — Эка невидаль — мужчины!
Его собственность. Да этот капитан не замечает ее в последние три дня — даже после того, как она нашла ему прекрасную новую шляпу в запасах Тристы вместо той, которую испортила. Он избегал ее, будто у нее туберкулез, и едва разговаривал с ней даже за столом. Уэбб обращался к Тристе, Флоре, мистеру Андервуду, даже к Вилли или Фиби, но только не к ней.
Разве несколько дырок в шляпе заслуживают такой холодности? И почему это должно ее волновать? Мужчины такие непостоянные, ненадежные существа, они ни на что не годны и только доставляют страдания.
Ее отец был хорошим человеком, думала Сахарная Энн, но он умер и оставил ее. А дедушка, холодный, презренный соблазнитель? Он отправил ее в закрытую школу, вместо того чтобы как-то утешить или поддержать. Хуже того, он заставил ее вступить в брак с настоящим негодяем. А Эдвард? У нее не было слов, чтобы описать его развращенность. Это человек без сердца, он оставил ее на поругание обществу, из-за него она потеряла уважение всех знакомых и друзей, и из-за него ее подозревают в краже!
Мужчины! Все они ублюдки, все до одного. Невозможно вычислить, когда они тебя бросят, даже те, кто так страстно целовал тебя только что. Они способны отшвырнуть тебя в сторону из-за какой-то дурацкой шляпы! Сахарная Энн вовсе не собиралась мучиться бессонницей из-за кого-то из них, и уж тем более из-за капитана Маккуиллана. Через четыре дня, в понедельник утром, она собиралась сесть на поезд, следующий в Новый Орлеан, найти там Эдварда Аллена Херндона и разобраться с ним как следует. Если он поставит ее в затруднительное положение, она выхватит свой новый револьвер с перламутровой рукояткой и покажет ему, с каким прекрасным стрелком он имеет дело! Сахарная Энн легко представила себе эту сцену. Эдвард надменно глумится над ней, когда она надевает очки; затем она вынимает оружие, целится и сбивает свечу из подсвечника, доказывая, что не шутит. Без сомнения, он самый настоящий трус и сразу покажет, где награбленное; он сделает это прежде, чем она закончит разбираться с ним и его любовницей. Сахарная Энн с нетерпением ждала момента, когда по возвращении в Чикаго с украденными деньгами увидит лицо Беа Ралстон.
Желание возмездия сжигало ее, как пожар, но она не могла приняться за дело, не получив благословение Тристы, а также финансовую поддержку от нее. Пока что-то удерживало молодую женщину от того, чтобы довериться новоявленной бабушке, но она собиралась исправить положение сразу, как только приедет домой.
— О, сердце мое, так ты осталась ни с чем? — Триста покачала головой.
— Только одежда и немногие вещи, о которых я упомянула. Чего не украл Эдвард, потребовали кредиторы. Мои друзья меня бросили, а сыщики из агентства Пинкертона пасли неусыпно, пока я не сбежала от них и не приехала сюда.
— Надеюсь, они не думают, что ты вовлечена в аферу своего мужа?
— Да, они думают именно так. Эдвард оставил в своем офисе документ, в котором обвиняет меня как соучастницу его преступлений. Он сделал это, чтобы отвлечь внимание от себя и сосредоточить его на мне, ради спасения собственной шкуры.
— И что это за документ?
— Я никогда его не видела, но он, как и другие бумаги, свидетельствует о переводе больших сумм на мой счет в банке и с моего счета за моей подписью. Подпись действительно похожа на мою, я ведь подписывала какие-то бумаги. Эдвард вел все дела, а я, дура, доверяла ему. Документы были весьма подозрительны, но полиция не могла доказать мое участие и отстала, а вот агентство Пинкертона оказалось не столь великодушным.
