Через неделю Брюллов записался на курсы по подготовке к сдаче кандидатских экзаменов.
Директора УМЦ Ежикова двойное подчинение, тем более какому-то ГКНТ, сильно тяготило. Не желая губить собственные нервные клетки, он контакты с госкомитетом и все, что было связано с экспериментальными заказами, перепоручил Брюллову. По этой причине как минимум раз в квартал Юра посещал столицу. Когда он впервые оформлял командировку в Москву в качестве главного экономиста, то не задумываясь заказал гостиницу. Независимость дороже всего!
Ирину Воронову последний раз он навещал месяца три назад. Примерно раз в неделю кто-нибудь из них звонил другому. По праздничным датам происходил обмен открытками или телеграммами. Теплыми. Но не пылающими. Наиболее реалистично их отношения описывались словами популярной послевоенной песни: «Словно замерло все до рассвета».
В связи с этим ответ на вопрос, извещать или нет Ирину о своем приезде, потребовал от него некоторого напряжения ума. Консервативный принцип «от добра добра не ищут» входил в противоречие с холостяцкой тягой к новому и неизведанному. На этот раз победила тяга.
С Курского вокзала, на который его поезд прибыл утром минута в минуту, Брюллов заехал в гостиницу и уже в десять вошел в подъезд госкомитета. О том, что жизнь состоит не только из работы, он вспомнил лишь в восемнадцать сорок, выходя из кабинета начальника финансового управления. В уже опустевших кабинетах и коридорах неизведанных существ женского пола, достойных его внимания, не обнаружилось.
К уличным знакомствам Юра относился брезгливо. Можно было еще успеть купить «с рук» билет в какой-нибудь театр поблизости, но идти в храм культуры и искусства одному было не только неуютно, но и унизительно. Так же как и в одиночестве коротать московский вечер в гостиничном номере.
Брюллов огляделся вокруг и направился к таксофону.
Телефон Ирининой кельи ответил длинными, безответными гудками.
«Пижон! Мало ему синицы в руках, подавай журавлиху в небе», – сурово подумал он о себе в третьем лице.
Уже не надеясь на успех, Брюллов отыскал в записной книжке телефон родителей Ирины и снова стал терзать диск таксофона. Похоже, что черная полоса окончилась. Трубку взяла она.
– Меня срочно вызвали в ГКНТ, я даже не успел тебя предупредить, – не очень ловко соврал он. – Если не нарушил твои планы и при наличии хоть толики желания, готов предстать перед очами. И перед всем остальным.
По тому, как зазвенел ее голос, было понятно, что молодой женщине одной родительской любви все же было недостаточно:
– Юрик! Сама удивляюсь, но желание есть. И очень, очень, очень даже большое!
Командировка была оформлена со вторника по пятницу. Четверо суток для общения двух неравнодушных друг к другу молодых людей – срок не то что небольшой, а и просто никакой. Тем более что и он, и она не бездельники и тунеядцы, а люди, каждый при своем деле. Что уменьшает число часов на приятное общение как минимум на девять единиц в день.
Уже в четверг Юра получил подтверждение еще одной истины: «Аппетит приходит во время еды». Три месяца он особо не задумывался о перспективах вялотекущего романа с Ириной. Скорее, не романа, а связи. Для романа их отношениям не хватало романтики того, что именуется процессом обольщения. Не случись этой командировки, не окажись Ирина в эти дни в Москве, их изрядно усохшая за три месяца интимно-производственная связь безболезненно могла прерваться в это самое время и на том же самом месте.
Но сейчас, когда максимальный разрыв между любовниками в пространстве вписался в габариты однокомнатной квартиры, соединяющая их веточка не только ожила, но и расцвела.
Собираясь на работу, Ирина спросила, как бы он предпочел провести сегодняшний вечер. На людях? В ресторане? В компании бывших ее однокурсников? На концерте ансамбля «Дружба» с Эдитой Пьехой? На хоккее? Или вдвоем – «по-домашнему»?
Неожиданно для себя, даже не задумываясь, Юра ответил:
– Конечно, вдвоем. Хотя… Ты меня не приняла за жмота? Может быть, наоборот, ты хотела бы выйти в люди?
Ирина расхохоталась.
– Юрка! Какой из тебя жмот? Насчет этого не беспокойся. Я тебя выпотрошу и в домашнем варианте, который хорош уже тем, что ты не будешь пялиться по сторонам на семнадцатилетних дурочек. Итак, леди и джентльмены! Сегодня в программе шампанское под икорку при свечах! И сладкое на десерт!
– На десерт предлагается стриптиз, – внес он свою весомую поправку в ее дельное предложение.
– Стриптиз так стриптиз. В половине шестого я тебя жду у госплановского «стола заказов». Пропуск закажу…
Два часа разницы между московским и камским временем дали о себе знать. Несмотря на то, что «ужин при свечах» завершился около двух, Брюллов без всякого будильника легко проснулся в шесть утра. Стараясь не потревожить свернувшуюся в комочек Ирину, он аккуратно повернулся, чтобы улечься удобнее. До прихода такси часок можно было себе позволить понежиться… и подумать.
В первую очередь о теме, ранее для него немыслимой. О позитиве домашнего уюта. Уюта «взрослого», совсем не того, что бывает в родительском доме. До сих пор домашний уют и праздник жизни воспринимались Брюлловым как антиподы. Он был уверен, что праздник обязан быть ярким, шумным, многолюдным. Так ли это? Может быть, яркость оставить, но в другом комплекте? Вместе со спокойствием, теплом и надежностью. С неподдельным интересом ее к тебе и твоим к ней?
Поразмышляв, Брюллов аккуратно выбрался из постели, мысленно похвалив качество югославской мебели: даже не скрипнула. Его хорошее воспитание, умноженное на проросшие только что мысли, дало о себе знать в виде совсем неплохой идеи – подать любимой женщине кофе в постель…
Позвонила диспетчер такси:
– Машина у подъезда.
– Давай присядем на дорожку, – предложил Юра.
– Я провожу тебя в Домодедово, – вдруг решила Ирина.
– Зачем такое самопожертвование?
– Никаких жертв, просто захотелось. Я вернусь этой же машиной.
Как только автомобиль двинулся, она сразу прижалась к нему под расстегнутым пальто.
– Если тебе это интересно, то и в моей беспутной голове порой наблюдается какой-то «сдвиг по фазе». Непонятные импульсы серьезности намерений и осуждения легкомыслия. Даже в народ не тянет. Хотя народ попадается вполне ничего: широкоплечий, рослый и не совсем умственно отсталый. Впрочем, все закономерно: девушка разменяла четвертак и почувствовала опасность остаться неохваченной официальным мужским вниманием. Когда, сто лет назад, Воронов предлагал мне прибыть в гарнизон и там нарожать ему будущих генералов, мне эта идея показалась «за гранью». А сейчас кажется вполне правдоподобной. Брюллов! Ты что напрягся? Расслабься. Девушка шутит…
Брюллов. Февраль 1971
Ирину разбудили пронзительные звонки «межгорода». Разбудили не сразу, и это было неудивительно: стрелки будильника криво раскорячились внизу циферблата на шесть и двадцать.
Ей очень хотелось зарычать в трубку:
– Что за идиот звонит в такую рань!
Но осторожность и приличное воспитание победили.
– Я слушаю.
– Иринка, это Юра. Извини, что разбудил. Через десять минут оперативка, потом разборка со сварщиками. Ранее тринадцати по-нашему позвонить не смогу. А вопрос срочный.
Ирина постепенно приходила в себя.
– Срочный хороший или срочный плохой?
– По-моему, хороший.
– Тогда задавай, – благосклонно разрешила она.
– Три месяца назад одна девушка сказала, что созрела покинуть Москву и уехать в дальний гарнизон. Девушка не передумала?
Ирине словно дали понюхать нашатырный спирт. От сна ничего не осталось.
– Все зависит от того, к кому ехать в этот гарнизон.
– К лейтенанту запаса Брюллову.
– Юрка! Чтобы сформулировать этот вопрос, тебе понадобилось всего-навсего три месяца?
– Три месяца не такой большой срок, чтобы разобраться, шутит девушка или говорит всерьез?
– Девушка говорила всерьез, но делала вид, что шутит. Но чтобы это узнать, совсем необязательно будить ее в такую рань.
– Не сердись, тебе это не идет. Все прозаичней… и серьезней. Вчера госкомиссия приняла наш новый жилой дом. Первый за последние три года. Ежиков предложил мне квартиру. Холостому – «однушку», женатому – «двушку». Следующей сдачи придется ждать как минимум столько же. Заседание профкома послезавтра. Юристы все это называют «вновь открывшимися обстоятельствами», а химики – катализатором.
– Юрка, я уже точно проснулась и вроде бы все понимаю. И, конечно, этому лейтенанту запаса говорю «да». Но не соображу, то ли мне при этом радоваться, то ли обижаться.
– В основном радуйся. Но обижаться тоже имеешь право. За предложение руки и сердца по расчету. Всего-то за одну комнату. Целую! Вечером позвоню, и поговорим подробнее.
Второй раз за эти сутки Брюллов набрал телефон Ирины около десяти вечера.
