не менее растерянным родителям, вбегающим в класс в последнюю минуту. Я потихоньку улыбаюсь от облегчения, когда вижу, что другие опаздывают в школу даже сильнее меня.
Я снова сажусь в машину и облегченно выдыхаю. Очередное утро, начавшееся нормально, но как всегда быстро покатившееся под откос. Я крепко вцепляюсь в руль и тихонько упираюсь лбом в прохладную кожу. Завтра все будет иначе, обещаю я себе. Каждое утро я даю себе одно и то же обещание.
Но на этот раз я сдерживаю это обещание. Назавтра все было иначе: на самом деле настолько иначе, что это навсегда изменило мою жизнь. Чувство вины грохочет у меня в венах. Я глубоко сожалею о каждом грубом слове, о каждой упущенной возможности обнять моих детей, о каждой минуте, проведенной не с ними. Намек на очень одинокое будущее, наполненное болью от упущенных возможностей, терзает мою больную душу.
– Лаура, Лаура, – зовет Эйва, дергая меня за жакет. Я отрываю взгляд от точки, на которую смотрела, вероятно, даже не моргая, довольно долгое время. Мне все-таки удается сфокусировать взгляд, и я вспоминаю, что мы в аэропорту, а утро, когда произошла авария, теперь всего лишь давнее воспоминание.
– Лаура, прекращай сейчас же, – говорит Эйва, дергая сильнее. – Ты снова замечталась.
– Прости, – быстро извиняюсь я. – Я была далеко отсюда.
– Я это вижу. Все в порядке?
– Не особо. Я думала о детях.
– О!
– Все в порядке. Я в порядке.
– Смотри, – Эйва указывает на стойку регистрации рейса перед нами. – Мы следующие в очереди и скоро окажемся за многие километры от Марка и Николь.
– И за многие километры от детей.
Эйва вздыхает:
– Ага… но это ненадолго.
Я закрываю глаза. Это ненадолго, это ненадолго. Я повторяю эту мантру, снова начиная смотреть в пустоту.
– Обожаю аэропорты. А ты? – говорит Эйва легкомысленно восторженно о нашей внезапной поездке в Большое яблоко[20].
Хотелось бы мне разделить ее энтузиазм.
– Я скучаю по ним, Эйва. Я скучаю по ним каждую секунду каждого дня.
Эйва сникает:
– Мне очень жаль, Лаура. Но убежать – единственный вариант. Ты ведь это знаешь?
– Ага, знаю, но легче от этого не становится.
– Я правда понимаю, как тебе, должно быть, сложно находиться вдали от детей, – говорит Эйва, нежно поглаживая меня по спине.
Я знаю, что она пытается поддержать меня в этой невыносимой ситуации, но это не помогает, скорее, даже наоборот.
– Не хочу показаться грубой, но прошу, не надо этого высокомерия, не говори, что ты понимаешь. У тебя нет детей – ты не можешь даже начать понимать то, через что я прохожу.
– Я… Я… Мне жаль, Лаура. Я просто не знаю, что еще сказать.
– Я понимаю, – перебивает Адам. – Я всегда хотел детей.
Я так глубоко провалилась в свое воображение, что почти позабыла, что он тоже здесь. Я поворачиваю голову и смотрю на стоящего рядом со мной Адама. Адам – высокий парень, по меньшей мере метр восемьдесят пять – метр девяносто, но сегодня он кажется ниже, как будто стресс, которому я его подвергаю, отщипнул от него пару сантиметров.
– Я правда ценю твою помощь. Знаю, это неочевидно, судя по моему поведению, но я так благодарна тебе. Но, честно говоря, как бы сильно я ни старалась объяснить, ты никогда не сможешь понять, как я себя чувствую, – настаиваю я, заставляя себя говорить как можно более спокойным тоном, несмотря на то что мне хочется орать до срыва глотки и потери голоса.
– С детьми всегда непросто, – говорит Адам. – Мы с Эйвой так долго пытались, пока не…
Я в таком шоке, что перебиваю его прежде, чем он закончит:
– Ребенок? Правда?
Эйва лучезарно улыбается и кивает.
– Это великолепные новости! – с искренней радостью и, возможно, несколько переживая о том, как повлияют гены Адама на последующие поколения, произношу я. – Почему вы мне не рассказали?
– Я хотела, но у тебя самой было полно забот. Я не хотела нагружать тебя еще и моими проблемами, – объясняет Эйва с неожиданно легкой грустью.
– Какие проблемы? – смущенно спрашиваю я.
Эйва смотрит в пол. Она отвлекается от серьезного разговора, обводя носком туфли воображаемые круги на полу.
– Ребенок – это не проблема. Небольшой шок в системе, но то же самое и с плохой стрижкой, а ты на своем веку повидала таких больше чем нужно, – дразню ее я. – Уверена, вы, ребята, просто прекрасно справитесь.
– Ну, Адам не был уверен, что хочет стать папой, – с запинкой произносит Эйва.
Я смотрю на Адама. Порой мне кажется, что Адам даже взрослым быть не хочет. Он смотрит на меня не мигая. Его явно совсем ничего не смутило. Адаму повезло, что подергивание – все, на что способна моя нога. Ей жутко хочется зажить собственной жизнью и зарядить прямо по его королевским регалиям.
Я рада, что Эйва станет мамой. Она обожает детей, и малышу повезет с такой чудесной мамочкой. Я должна забыть о своем негативном отношении к Адаму и быть снисходительнее к нему. Ведь за последние несколько дней он очень помог мне. Он доказал, что соображает, когда нужно. Может, новость, что скоро он станет отцом, помогла ему наконец повзрослеть.
– Лаура, серьезно, я не хочу это обсуждать, – огрызается Адам на удивление расстроенно. – Это… просто мне слишком тяжело.
Меня раздражает поведение Адама. Я могу обсуждать со своей лучшей подругой все, что захочу. Она не его собственность. Представляю, каким властным он станет, когда родится малыш. Я почти не удивлена, что Эйва так хочет сбежать в Нью-Йорк. Ей нужно личное пространство, быть может, даже больше, чем обычно.
Внезапно пазл в моей голове складывается.
– О боже! – с запинкой произношу я. – Так вот в чем была причина спора в домике? Ребенок?
– Спора? – повторяет Адам робким голосом.
– Я думала, причиной была помощь мне, – говорю я.
Мои щеки горят алым, и я в ужасе. Я абсолютно неверно истолковала ситуацию. Я смотрю на Эйву и какое-то время пытаюсь все это переварить. Она уходит от Адама?
– Не думаю, что побег в Нью-Йорк решит проблему, – говорю я. – Вдруг что-то случится?
– Вот именно, – с энтузиазмом поддакивает Адам. – Наконец-то ты дело говоришь.
– Я не стану слушать вас обоих. Я всего на третьем месяце. Что-то мне подсказывает, что нам не стоит беспокоиться о том, что я рожу на борту самолета.
Я улыбаюсь. Эйва решительно настроена спасти меня, и я
