Господи, как это хорошо — любить и быть любимым!
— Самое главное сокровище вручаю тебе, граф, — строго проговорил боярин. — Береги ее как зеницу ока!
— Обещаю! — кивнул я.
Отец отошел в сторону и украдкой, думая, что никто не замечает, вытер ставшие влажными глаза. Нормально: бояре — тоже люди и, как все мы, грешные, имеют право на чувства.
Жаль, с тещей пока не свиделся. Сами понимаете, не последний человек в семье.
Надеюсь, боярин больше не держал на меня камень за пазухой. Я давно уже выбросил из головы обстоятельства нашего знакомства. Что было, то было. Зачем ворошить прошлые обиды?
Он думал то же самое и, улучив момент, подошел и шепнул на ухо:
— Ты прости меня, ежели что… — Настин отец замялся, не зная, как продолжить. Чувствовалось, что ему трудно даются эти слова. На скулах вдруг заалели пятна. Надо же — смущается!
Я пришел тестю на выручку:
— Все забыто, Александр Алексеевич. Будто и не было ничего. Мы ведь теперь роднёй друг дружке приходимся. Вместе держаться станем.
Довольный боярин кивнул, выпятил губу. Вот оно как бывает — самое именитое российское дворянство уже начинает гордиться близостью с худородным «немцем».
Потом было венчание, хор певчих в нарядных кафтанах, дородный батюшка с поистине армейской выправкой. Не удивлюсь, если выяснится, что когда-то ему довелось «трубить» в гвардии до выхода в абшид по болезни или ранению.
А вот и последняя часть обряда. Мы обменялись кольцами. Невеста откинула фату, подставила алые губки.
Ах, этот сладкий медовый вкус поцелуя! Прикосновение нежных пальцев, волшебный аромат счастья по имени Настя!
Толпа гостей на выходе, море цветов. Свадебный пир, сама императрица в высоком кресле — довольная и веселая, разрумянившаяся так, будто сама сегодня замуж выходит.
Мы подошли к ней, встали на колени:
— Благослови, матушка!
— Поднимитесь, дети мои, — ласково сказала Анна. — Благословляю вас. Любите друг друга, ибо в любви и есть назначение высшее. — Она с улыбкой тронула руку стоявшего возле кресла Бирона, перевела взгляд на меня: — Что скажешь, граф, хорошую я тебе невесту сыскала?
— Лучшую на свете, ваше величество!
Настя заворочалась во сне, повернулась ко мне спиной. Я приобнял ее за тонкую осиную талию, нежно провел рукой, гладя.
Тихо заиграли часы. Я отдернул шелковый полог алькова. Пора, служба зовет.
— Куда собираешься, Митюша? — сонно жмуря глазки, спросила Настя.
— В полк, — сказал я, целуя ее в лобик. — А ты досыпай.
Недавняя «революция» лишила преображенцев трех сотен личного состава, причем гренадер — самых отборных солдат, отличающихся не только хорошими физическими данными, но и особой подготовкой, включающей в себя как метание гранат, так и штыковой удар. Потеря была восполнимой, но на все требовалось время, которого я не имел. По приказу императрицы Преображенский полк в ближайшие дни выдвигался в поход, и забот по подготовке было по горло. Требовалось решить вопросы с обеспечением боеприпасами, провиантом, обмундированием, фуражом. Сотни мелких проблем превращались в одну большую.
Кроме того, были и офицеры, и солдаты, которые посматривали на меня косо. Я прекрасно понимал, что мне предстоит завоевывать авторитет, несмотря на громкую славу недавних событий. Как ни крути, я был чужаком, а для некоторых, кого мое возвышение отодвинуло, — вообще «моментом», который просто воспользовался удачно сложившимися обстоятельствами.
Отношения между новой и старой гвардией были натянутыми. Основной костяк Измайловского полка составляли потомки казненных при Петре московских стрельцов. Они недолюбливали семеновцев и преображенцев, а те отвечали им взаимностью. Такова была введенная при Анне Иоанновне система противовесов в гвардии, которая не давала гвардейцам превратиться в подобие турецких янычар. Постепенно противоречия сглаживались, однако мой старый измайловский мундир (новый еще шился) не добавлял мне обожания в глазах солдат Преображенского полка. Тем не менее я понимал, что война все расставит на свои места.
И вот пришел назначенный день. На этот раз мне было гораздо труднее отправляться в поход. Все-таки семейный человек, а брачные узы удерживают на одном месте не хуже гирь. Настя плакала, раскусив мою показную браваду.
С этим надо было что-то делать. Давать пустых обещаний я не стал, но заверил, что подставлять голову под пули не собираюсь.
— Может, я у тебя и дурак, но не до такой же степени! — смеясь, сказал я.
— Глупенький, — произнесла Настя. — Как ты можешь так говорить! Лучше возвращайся скорее! Я места себе не найду, покуда ты не возвернешься!
— Куда я денусь! Ты, главное, жди.
До границы полк двигался без «выкладки» — для скорости продвижения оружие и амуниция были отправлены обозом. Я вместе со специальной командой выехал вперед, чтобы заранее искать место для ночевок и дневок, ибо непрерывно двигаться маршем не могло ни одно подразделение.
Навстречу попадались потрепанные в сражениях части, отправленные в тыл для нового комплектования. Было довольно много раненых. Шведы, хоть и перешли в оборону, огрызались знатно, оправдывая репутацию умелых вояк.
Обычно мы останавливались возле деревенек или хуторов, но однажды мне довелось ночевать на постоялом дворе. Сон сморил меня моментально. Стоило лишь коснуться головой подушки — и все, вырубило, словно нокаутом. Долгий путь давал о себе знать.
Посреди ночи меня разбудили шум и крики. Кто-то отчаянно бранился на немецком. Голос показался знакомым. Я встал с кровати, оделся и вышел в залу, где моему взору предстала картина разгоревшейся драки.
Сразу четверо офицеров-драгун разного чина атаковали моего Мюнхгаузена, непонятно каким ветром занесенного в этот далекий от войны городишко. Вся пятерка была пьяна, но, по счастью, никто не догадался достать шпаги или пистолеты. Дрались по-простому — на кулачках, и барон демонстрировал сейчас свое умение боксировать. Судя по многим признакам, обучение в отряде особого назначения даром не прошло. Довольно скоро один из «оппонентов» выбыл из строя, пропустив сокрушительный удар в челюсть. Его товарищи, взвыв от ярости, стали наседать на Мюнхгаузена еще сильнее.
Я попробовал окрикнуть драчунов, но они были слишком распалены и проигнорировали приказы старшего по званию. Тогда пришлось вмешаться. Хорошая встряска может оказаться полезной для организма, рассудил я и, закатав рукава, ринулся в самую гущу, щедро раздавая тумаки и отпуская оплеухи. Вдвоем с Мюнхгаузеном мы в корне переломили ход этого сражения, и очень скоро к прилегшему «отдохнуть» драгуну присоединились его приятели.
Барон успел разглядеть мои новые погоны и вытянулся передо мной по струнке.
— Здравия желаю, господин подполковник! — гаркнул он.
— Вольно. Лучше расскажи, что с этими не поделил, — кивнул я в сторону усмиренных драгун.
Мюнхгаузен развел руками:
— Они мне не верили.
До меня не сразу дошел смысл сказанных им слов.
— Что-что?
— Я рассказал, как мы вместе с вами брали в плен генералов Врангеля и Будденброка. Эти драгуны не поверили мне и стали насмехаться. Я решил немного поучить их, — принялся объяснять «самый правдивый человек на свете», а я невольно усмехнулся.
Надеюсь, в его рассказе не фигурировали медведи с раскидистыми деревьями на голове и полеты на пушечном ядре над шведскими позициями.
— А здесь-то ты как оказался? — спросил я, когда Мюнхгаузен закончил свое повествование.
— За вами послали, господин подполковник. До фельдмаршала Ласси дошли странные известия о перевороте в столице, о каких-то арестах. Вот он и обеспокоился вашей судьбой.
Очевидно, последние известия еще не успели распространиться и многие действительно терялись в догадках, что же происходило в Санкт-Петербурге на самом деле.
Я забрал Мюнхгаузена, и дальше мы двигались уже вместе.
К ставке фельдмаршала Ласси, расположенной возле финского городишки с труднопроизносимым названием, мы подошли двадцать третьего февраля 1738 года. Дата показалась мне знаковой. Предчувствия меня не обманули.
Ласси обрадовался появлению свежей части и не стал держать моих преображенцев в резерве. Будущий День защитника Отечества ознаменовался короткой и яростной схваткой с двумя шведскими пехотными батальонами, пытавшимися обойти нас с флангов. Мы победили, однако почти сотня приведенных мной солдат в том бою навсегда осталась лежать в холодной земле Финляндии.
Глава 18
Оборона шведов трещала по всем швам. Мы брали крепость за крепостью. Почти вся Финляндия оказалась занята русскими войсками. Правда, оставался еще один фактор, который мог коренным образом переломить ситуацию. В отличие от армии, шведский флот превосходил наш на голову, по-прежнему господствовал в Балтике и считался «непобедимым». Возглавлял его опытный адмирал Райялин.
