— Получается, что не он.
Саныч посмотрел куда-то вдаль, хлопнул меня по плечу и отошел.
После тренировки я наконец заполучил Быкова.
— Здорово, Андрюха! — радостный, подскочил он ко мне. — Сто лет тебя не видел! Как-то звонил тебе пару раз, мать сказала, что ты на работе. Ты вообще дома, что ли, не бываешь? Я даже тебе новости свои не рассказал.
— Какие новости?
— С Лизкой мы встречаемся. Вот думаю предложение ей сделать. Как считаешь?
— Ого! Это которая Сонькина подружка? Шустрые вы. Она же еще студентка. Сколько вы с ней знакомы? Месяц?
— Шесть недель, — расплылся в улыбке Быков. — А чего тянуть. Влюбился я. Понимаешь?
— Рад за вас, потом расскажешь подробнее. А сейчас дело есть, — Мы вышли на улицу. — Садись в машину, переговорим.
— Это что? Твоя? — Быков вытаращился на “Волгу” и даже обошел ее по кругу.
— Нет конечно, для служебных целей использую. Садись, говорю.
Я рассказал Антону про Зинченко-младшего. Тот сразу помрачнел:
— Не думал, что Жека на такое способен. Я же дружил с ним в школе. Мы за одной партой сидели. Не могу поверить…
— Странностей много, — согласился я. — Но изловить нам его - кровь из носу надо. Город перекрыли, отсюда он никуда не денется, даже на попутке. На выездах все машины проверяют. За гаражом его, где “Волга” батина стоит, тоже наблюдают. И отца самого в поле зрения держим, но пока все без толку. На дно Женька залег.
— А от меня что требуется?
— Как что? Сам сказал, что за одной партой девчонкам косички дергали. Ты его лучше меня знаешь. Чем дышал, чем жил. Где он сейчас может быть?
— Ну так-то мы с ним только в школе общались. Я даже дома у него за все время ни разу не был.
— Думай, Тоха, думай. Может, рассказывал о дружках своих, или где время проводил?
— Да не было у него друзей особо. Так, приятели. С которыми портвейн пили и девчонок клеили. Не вхож я был в их компашку. Модные они все были. При деньгах. Думаю, что Зинченко даже стеснялся перед ними дружбы со мной.
— Во как… Другого от Жени я и не ожидал. А где они портвейн-то пили?
— Да, может, и не портвейн вовсе, это я так, к слову сказал. Но как-то он говорил, что на даче собираются частенько. Дескать, там есть что-то покрепче алкоголя и поинтереснее курева. На какой – точно не знаю, но что-то про “Черемуховый лог” говорил. Это километров пятнадцать от города.
— Знаю это место, — закивал я. — Молодец, Тоха! Погнали, посмотрим эти дачки. Сегодня как раз пятница. Думаю, тусовка там сегодня точно соберется.
— Что соберется?
— Я говорю праздник там будет знатный, потому что даже если пятница – тринадцатое, это лучше любого числа понедельника.
— А как мы дачу эту найдем? Там же целое садовое товарищество?
— Дача не иголка, в сене не спрячешь. Поехали…
Глава 19
На выезде из города нас тормознул гаишник. Рядом на обочине красовался желтенький в синюю полоску милицейский “Урал” с коляской. Инспектор махнул рукой, облаченной в крагу, сжимавшей полосатую деревянную палку. Второй инспектор стоял чуть поодаль на подхвате, с автоматом на шее, важно демонстрируя нам свой калаш.
Сейчас в милиции автоматы пока редкость. Есть они, конечно, в каждой оружейке территориального ОВД, но в количестве всего лишь нескольких штук. Сотрудники смотрели на них, как на экзотику! Редко кому приходилось их использовать. Разве что пару раз в год, на стрельбах. Выдавались они в особых случаях. Как например, сегодня — для поимки особо опасного преступника, подозреваемого минимум в пяти убийствах.
Я остановился и опустил стекло.
— Сержант милиции Полозов, — к нашей машине подошел гаишник. Поджарый, как футболист, без привычного для современности мамона.
Сегодня вечер теплый, и милиционер в одном кителе, подпоясанном белой сверкающей портупеей. Инспектор заглянул в машину, рассматривая лицо Быкова.
— Ваши документы, — приблизился он к моему окошку.
— Помощник следователя генеральной прокуратуры СССР, — я открыл удостоверение и неспешно протянул его в окошко. — Как служба, сержант? Фотография есть подозреваемого?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Гаишник, увидев красные корки, даже вчитываться в них не стал. Времена были такие, что не расплодилось еще людей с корками. Ксива сейчас – это редкость, а ее носитель – заведомо человек честный и уважаемый. Раз показывает корочки, значит, правда за ним.
Инспектор вытянулся в струнку:
— Фотографии нет, но есть ориентировка с подробным описанием внешности.
— Непорядок, — покачал я головой. — Всем нарядам, заступающим сегодня, раздавали фотографии.
— Так мы и не заступали, — оправдывался инспектор. — Мы еще с прошлой смены остались дежурить. Личного состава не хватает. Вот нам смениться и не дали.
Я протянул ему фотокарточку Жени:
— Держи, сержант, это морда душегуба. С паспорта его перефотографированная. Смотрите в оба. Нельзя ему дать из города уйти. Натворил он делов.
— Есть смотреть в оба! — козырнул инспектор.
Я закрыл окошко и вырулил на дорогу. Проселок петлял в редколесье и спускался к реке. Сумерки сгущались, и пришлось включить фары. Толку, правда, от них было пока мало.
Машина въехала в дачный массив, что раскинулся на берегу. На столбе прибит указатель: “Дачное товарищество “Черемуховый лог”.
Дорога, стиснутая с боков заборами, совсем сузилась. Машина шуршала, раздвигая зеркалами засохшие бодалыги крапивы. Протискиваться между шестисотковыми участками с крошечными домиками на неповоротливой “Волге” оказалось не так просто. Иногда приходилось сдавать назад и искать обходные пути.
Времена массовых дачных коттеджей еще не настали, и казалось, что мы попали в поселение гномов или хоббитов. Даже крашенные заборчики здесь были какие-то игрушечные, больше для виду. Через такие даже перелезать не надо — можно просто перешагнуть.
Однако, даже эти тесные домишки были самым любимым местом для городских. Сюда можно было сбежать из человейника. Хоть и небольшая, но это была своя территория, где советский человек мог расслабиться и почувствовать себя наедине с собой и кусочком природы. Хоть и садовой, но все же.
Почти все домики с потухшими окнами. Урожай картошки и морковки собран, и хозяева законсервировали их до весны.
— Не думал, что здесь столько участков, — Быков вертел головой. — Едем и едем, а концов не видно. Там еще несколько улиц слева. Как искать будем?
— Смотри, где свет горит. И окно открой.
— Зачем?
— Музыку слушай. Молодежь без музыки не гуляет.
— Вон смотри! — Быков чуть ли не высунулся из окна. — Свет горит! На соседней улице! Поворачивай.
— Да где я тебе тут развернусь, у меня во дворе тротуар и то шире. Черт! Для кого такую дорогу делали?
— Эти дачи давно здесь, тогда и машин-то особо у людей не было. Дачники на велосипедах сюда добирались.
Я, наконец, смог свернуть в проулок и выехать на соседнюю улицу с незамысловатым названием “Ягодная”.
Я подкатил к домику с горящими окнами.
— Что-то не похоже на обитель золотой молодежи, — нахмурился я. — Маловата хибарка. И тихо, как в могиле.
— Сам сказал искать, где свет горит.
— Ладно, давай поспрашиваем. Хотя нет. Сиди в машине. Если вдвоем завалимся, еще напугаем местных обитателей. Тем более, морда у тебя, как у бандита стала. Все шире и шире. Один схожу.
— На свою посмотри. В школе совсем другим был. А сейчас, как шахтер с плаката. Еще бы отбойный молоток в руки, а лучше кувалду.
— За шахтера спасибо, — улыбнулся я. — Но я бы предпочел быть на бандита похожим. Прям как ты. Так с людьми проще договариваться.
Я заглушил машину и вышел на улицу. Штакетины со вздувшейся краской небрежно сляпаны в покосившуюся калитку, запертую на вертушку.
Я открыл калитку и подошел вплотную к домику. Маленькое оконце завешено изнутри газетой. Судя по ее желтизне, штору она заменяла все лето. Я тихонько побарабанил по стеклу.
За газетой мелькнул силуэт. Я подошел к двери. Но никто не торопился мне ее отпирать. Подождал немного и потянул за ручку. Дверь не сдвинулась, заперта изнутри.
