Постучал по ней уже погромче. Прислушался. В ответ тишина. Странно. Я точно видел там какое-то движение. Вернулся к единственному оконцу и попытался заглянуть в щелку, где край газеты чуть отошел. Нагнулся, приложив ладони козырьком ко лбу. Ни хрена не видно. Блин.
Сзади раздался шорох. Я уже хотел было отругать Быкова, что тот поперся за мной, а не стал дожидаться в машине, но не успел повернуться. В спину уперлось что-то твердое. Я почувствовал холод металла даже через ветровку.
— Тихо, не дергайся, — прошипел хриплый голос. — А то шмальну. Руки подыми!
— Э-э, мужик, — я послушно поднял руки, пытаясь определить, что за оружие упирается мне в спину, явно что-то большое. Ружье, скорее всего. — Ты чего, не дури…
— Говорил я вам сюда больше не наведываться? Теперь на себя пеняй.
Из машины вылез Быков:
— Эй, мужик, убери ружье! Совсем охренел?!
— А ты рот закрой и в машину обратно полезай, иначе в твоем дружке дырки будут.
— Оружие убрал, — холодно приказал я. — Статья 191 Уголовного кодекса. Посягательство на жизнь работника милиции. Загремишь по полной. Срок до пятнадцати, а при отягчающих — смертная казнь.
— Какого сотрудника? — голос незнакомца растерял уверенность.
Теперь было слышно, что это старик.
— Удостоверение в нагрудном кармане. Спокойно. Я сейчас медленно достану его и покажу тебе. Смотри не пальни сдуру. Понял?
— Так что же вы сразу не сказали, что вы из милиции? — ствол отлип от моей спины. — Я же вас за этих раздолбаев принял!
Я повернулся. Передо мной стоял вылитый дед Щукарь. Седая борода и густые белые усы. Хитрый прищур. На голове помятая казачья фуражка с красным околышем. Одет в телогрейку, непонятного вида штаны и сморщенные кирзачи.
В руках у деда одностволка, похожая на старенький “ИЖ”.
— Что же, уважаемый, гостей так встречаете? — я вытащил ксиву и ткнул ей в лицо “Щукарю”. — На оружие разрешение имеется?
— А как же, товарищ милиционер, – дед не прочитал даже, что ксива прокурорского формата, – в домике, сейчас принесу.
— Не надо, — отмахнулся я. — На слово верю.
— Вы уж простите меня, дурака старого. Я думал, опять бесы в огород лезут.
Вот блин… У него что? Кукуха свистит? Черт… Придется ружьишко у него забрать. Если официально изымать, то полночи потеряем. Пока участковый приедет, пока все оформит. Да и вызвать участкового неоткуда. На дачах телефонов не предусмотрено. Лучше отниму ружье и боек ему сверну. Только топорик нужен или что-нибудь вроде стамески.
Пока я размышлял об акте вандализма над ни в чем неповинном ружье, дед, увидев мое замешательство, оживился:
— А знаете что? Вы проходите в дом. Я вас чаем с медком угощу. На травах заварил. Сам собирал. А мед сосед принес. У него пасека небольшая. Три улья прямо на участке.
— Хорошо, — кивнул я, косясь на ружье.
Пока он угощать нас будет, ствол я у него и заберу. Я махнул Быкову, и мы зашли за стариком в хибарку.
Внутри оказалось не так уж и убого. Даже стены оштукатурены и побелены. Из мебели только пружинная кровать, кухонный стол допотопных времен (такой с выдвижным ящиком) и такого же архаичного вида массивный комод из облезлого дерева с позеленевшими медяшками ручек.
— Садитесь, — дед вытащил из-под стола еще два табурета, а ружье повесил на стену. — Меня дед Арсений зовут.
— Андрей, — изобразил я улыбку. — А это Антон.
— Он тоже из милиции?
— Нет, он мой друг. А что за бесы у вас в огороде?
— Так с соседней улицы приходят. Кусты садовые поломали. Абрикосы жалко. Цветы подергали. Каждые выходные повадились пакостить. Мне даже ружьишко пришлось свое сюда притащить.
— Какие-такие цветы? — удивился я. — Октябрь же.
— Ну, цветы это раньше они драли. А сейчас за засохшими приходят.
— А как они выглядят?
— Известно как. Стебель и листья пожухлые.
— Да я про бесов. Рога, копыта? Что там у них имеется?
— Да какие рога, товарищ милиционер? Это балбесы из дачного дома, что богато из кирпича сложен. Приходят покуражиться. Развлекается там молодежь каждую пятницу и субботу. Пьют, курят и другие непотребства творят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тьфу, блин! Я думал, вы про настоящих бесов!
— Настоящих же не бывает, — дед перекрестился на всякий случай. — Вы что такое говорите?
— Я, грешным делом, подумал, что вам черти привиделись.
— Да как же привиделись, пойдемте, я вам все покажу, если хотите. И следов там уйма от ботинок. Такой мак красивый был.
— Мак?
— Ну да. Красный, как флаг наш. А эти ироды и вызреть ему не дали. Коробочки подрали еще зеленые.
— У вас рос в огороде мак?
— Ну да, люблю булочки с маком. Бабка моя стряпает — пальчики оближешь. И цветет красиво.
— Так они за маком к вам и приходили. Не садите больше его, и будет у вас все в порядке с участком.
— Вот я тоже думаю, что, наверное, мак им нужен был. Видать, булочки, ох как любят. Но, негораздки, не понимают, что вызреть он должен. Срывают, когда млечным соком они набухли. Толку-то от такого мака.
Эх… Привадил дед наркоманов. Сейчас мак не запрещен. Плантации по всему союзу раскиданы. Самый большие, конечно, на югах, где нибудь в Киргизии и Казахстане, где посуше и пожарче. Но и у многих дачников он в почете. Только в восьмидесятых его запретят культивировать. В двухтысячных так вообще статью введут за выращивание мака. Много потом огородников погорит по незнанию.
А сейчас невдомек простым советским гражданам, что млечный сок этого прекрасного растения – самое что ни на есть настоящее сырье для опия и героина. Если с последним надо еще в лаборатории поколдовать, чтобы получить, то опий вообще добыть просто. Высушенный млечный сок и есть опий-сырец.
— А что за молодежь в кирпичном доме собирается?
— А кто их знает. Видно, что избалованные и при деньгах. На машинах подъезжают. Я почему на вас с ружьем-то и накинулся — не ездят у нас дачники на “Волгах”. Максимум, некоторые на мотоциклах да жигулях попроще. Вот и подумал, что вы из их компании.
— Ясно, но ты, отец, ружьем-то не слишком на гостей махай. Еще пальнешь ненароком.
— Да оно даже не заряжено. Это я так. Припугнуть хотел.
— Засохший мак собери и сожги. И не сади его больше. Серьезно говорю, - я даже брови свел, чтоб посерьезней казаться, потому что никакой статьей ему перед носом помахать не мог. – Как нам дом тот найти?
— Как на улицу соседнюю свернете, — старик махнул рукой, указывая направление. — Потом направо и прямо. Мимо не проскочите. Один такой дом на всю округу. А вы с ними разобраться приехали? Наконец-то ими органы заинтересовались. Докучают всем соседям. Сколько раз жаловались участковому, но все без толку. Говорят, дача это кого-то из шишек из области.
— Спасибо, нам пора, – я шагнул на порог.
— А как же чай?
— Некогда, отец. Служба.
***
Найти нужный “коттедж” оказалось легко. Машину мы оставили в темном переулке за несколько участков до нужного места.
— План такой, — инструктировал я Антона. — Идем туда, представляемся друзьями Зинченко-младшего. Говорим, что он нас пригласил на дачу эту. И выведываем, где наш друг ситцевый запропастился.
— А если он там окажется? С ними? — обеспокоено спросил Антон. — Раскусят нас. Сколько их там? Не справимся.
— Вряд ли он там. Сейчас ему не до веселья. Да и на людях не резон появляться. По городу дружинники расклеивают его рожу чуть ли не на каждом столбе. Завтра обещали по центральному каналу ролик показать о помощи в розыске. Если он хоть маленько с головой дружит, то не будет так светиться. А друзьям таким, сам понимаешь, что потоп, что пожар…
— Ладно. Только как нам за дружков его сойти? — Быков демонстративно оглядел свой наряд, состоящий из простенькой тканевой куртки и брюк, давно потерявших стрелки. — Они все там модные, наверное, а мы больше похожи на работяг.
— Не дрейфь, могут же у Женьки быть в друзьях фабричные парни?
