Коваля не удивило, что из тайников земляного подвала вытащили несколько канистр со спиртом.
Закончив обыск и составив протокол изъятия, подполковник Криворучко отпустил верующих домой, а Савенко увез в камеру предварительного заключения.
В управлении подполковника Коваля, возвратившегося вместе с оперативной группой, ждало тяжелое известие.
Из Виграево передали, что поздно вечером в районе Лесной дачи грузовик сбил гражданку Станкевич. Потерпевшую отправили в районную больницу. Ведется розыск.
III
Дмитрию Ивановичу казалось, что никогда еще «Волга», за рулем которой сидел классный водитель областного управления внутренних дел, не ползла так медленно. На самом же деле машина, нарушая все правила, летела по дороге со скоростью, которая разрешается только во время гонки за опасным преступником.
«Только бы жива! Только бы жива! — билось в голове Коваля. — Как это случилось? Почему?»
Самым главным сейчас было — увидеть Ружену, услышать ее голос, посмотреть в глаза. Обычная в таких случаях горечь обиды наполняла его. «Почему это должно было произойти с ней, с его женой?» Если бы его спросили: «А когда Ружена Станкевич успела стать вашей женой?» — искренне удивился бы, потому что для него это было уже решенным делом.
«Волга» шумно промчалась по тихим улицам городка и с резким визгом притормозила возле больницы. Коваль выпрыгнул из машины, взбежал на крыльцо и толкнул парадную дверь. Испуганная видом подполковника милиции, навстречу ему вышла полусонная дежурная сестра.
— Где Ружена? Станкевич! В какой палате? — выпалил Коваль. — Что, что с ней? — Он хотел быть, как всегда, сдержанным, но сейчас это ему не удалось.
— Во второй палате, второй этаж, — сказала дежурная. Коваль бросился к лестнице. — Подождите, наденьте халат! — крикнула она ему вслед.
Перепрыгивая через ступеньки, Коваль мигом взбежал на второй этаж.
Полутьма и тишина ночного больничного коридора привели его в себя. Он огляделся, стараясь отыскать нужную палату. Как можно тише ступая, подошел к белой двери с цифрой «2». Успевшая подойти дежурная сестра прерывистым шепотом сказала:
— Спят, товарищ подполковник.
— Жена тоже? — шепнул он.
— Я дам халат, подождите.
Она направилась к столику, сняла с вешалки халат и накинула на Коваля.
— Подождите, — она еще раз остановила его и исчезла за дверью.
Коваль проскользнул следом. В слабом свете ночника сразу увидел Ружену, над которой склонилась медсестра: голова не забинтована, руки лежат поверх одеяла. На него глянули большие черные глаза, и в ту же секунду он оказался возле кровати. Уже не замечая, куда исчезла сестра, не зная, как поместиться в узком проходе между кроватями, он опустился на задрожавшие от волнения колени. Боясь обнять Ружену, чтобы не причинить ей боль, лишь касаясь пересохшими губами ее руки, тихо зашептал:
— Очень больно? Все будет хорошо, не волнуйся!.. Что случилось? Почему?! Как?!
— Ничего страшного, Дима, просто упала, — прошептала в свою очередь Ружена.
— Почему? — повторил Коваль.
— Ты без допроса не можешь, — старалась она отделаться шуткой.
— Ружена! — упрекнул Коваль.
Она была счастлива, что видела своего Дмитрия, что он рядом и все обошлось.
— Все было просто и случайно. Гуляла в лесу, темнело. Ты же знаешь, дорог там нет. Я вышла на проселок между деревьями и кустами. Даже не заметила, как это произошло. Машины не слышала — они же там едут по траве тихо, особенно с горы к речке. Я задумалась. Потом вдруг меня что-то сильно ударило, и я полетела в сторону. Отошла от боли и сразу же радостно подумала: «Я жива!» Услышала шум удаляющейся машины. Вот и все. Еле поднялась, пронзала тупая боль, сама не знаю, как доплелась к дому отдыха. Оттуда меня привезли в больницу. — Ружена тихо погладила руку Коваля. — К счастью, ничего страшного, сильный ушиб. И никакого следствия проводить не нужно. Не только шофер, но и я виновата.
— Ты первый раз вышла прогуляться в сумерках?
— Нет. Я уже дважды гуляла там после ужина.
— И ты смогла бы по шуму мотора определить, какая это машина — грузовая или легковая?
— Грузовая. Меня уже расспрашивал об этом лейтенант. Даже протокол составил.
— Ну хорошо, — сказал Коваль.
На соседней койке шевельнулась больная.
— Иди, Дмитрий, — попросила Ружена, отводя от себя голову Коваля. — Завтра поговорим. Я сейчас тоже усну…
— Тебе очень больно? — еще раз спросил Дмитрий Иванович.
— Нет, не очень… Иди…
Коваль поднялся и на цыпочках направился к двери. Прикрывая ее за собой, он повернулся, и ему показалось, что увидел счастливое лицо Ружены. Даже не верилось, что в таком состоянии человек может улыбаться.
Коваль прикрыл дверь. Навстречу ему шел дежурный врач.
* * *
Приехав в райотдел, Дмитрий Иванович обнаружил в своем кабинете еще одну анонимку.
На этот раз письмо было подсунуто под дверь, и он чуть не наступил на него.
Подняв конверт, который оставил на запыленном полу заметный прямоугольник, Коваль подумал, что пролежал он тут не меньше суток.
Вынул белый листочек с наклеенными снова пинцетом буквами из газеты и прочитал: «Их было двое! Чепиков не виновен! О ч е в и д е ц».
Та же манера клеить буквы, то же самое, казалось, содержание, что и в первой анонимке, те же неровные буквы и, наконец, тот же стиль. Но сейчас было и новое, и, возможно, наиболее значительное: автор пояснял, кого именно имел в виду в первом своем послании, когда написал: «Их было только двое». Утверждая, что подозреваемый Чепиков не виновен, он давал возможность под словом «двое» понимать убитых: Марию Чепикову и Петра Лагуту. Да и тон анонимки был сейчас несколько иной — настойчивый, даже категоричный. Были наклеены даже знаки восклицания.
Но как это Чепикова и Лагута могли быть только вдвоем?
И почему в таком случае оба убиты?
Не самоубийство же это?
И почему таинственный «очевидец» решил оставаться анонимным?
Впрочем, следует ли ему вообще верить, даже брать во внимание его письма?
Подполковник подумал о том, что анонимный корреспондент знал, когда он, Коваль, не бывает в гостинице, и на этот раз подсунул письмо в удобный момент. И куда? Уже не в гостиничный номер, а в служебный кабинет, в помещение милиции!
Было чему удивляться Ковалю!
Кто мог знать, что он поехал в Черкассы? Кто следит за его действиями?
И вдруг мысль, острая и быстрая, сверкнула в голове…
А не связан ли и наезд на Ружену с его отсутствием? В лесу тогда еще не совсем стемнело, и водитель мог видеть, что перед машиной появился человек. Не умышленный ли это наезд?
Правда, в своем заявлении, переданном утром следователю ГАИ, Ружена писала, что считает происшествие несчастным случаем и просит не наказывать водителя. Сама тоже виновата: замечталась, не прислушивалась, неожиданно вышла из-за деревьев на лесную дорогу. В сумерках непросто было заметить человека.
Коваль начал анализировать подробности происшествия. Автоинспекция еще не нашла виновника. Пока только установили, что ехала старая полуторка, шедшая со скоростью тридцать километров в час, что, видимо, по счастливой случайности, машина ударила Ружену только бортом и отбросила в кусты. Водитель же не оказал потерпевшей помощи и скрылся в направлении городка.
Впрочем, что за несусветица! Какое отношение имеет Ружена к расследованию убийства в Вербивке и к подполковнику Ковалю?! Хотя к нему-то она имеет прямое отношение. Самое близкое! И это было замечено…
Убийство Марии Чепиковой и Петра Лагуты, разоблачение группы расхитителей в Черкассах, странные подметные письма и несчастный случай с Руженой — есть ли у всех этих, казалось бы, разных событий причинная связь?
Изучая письмо, вертя листок, Коваль подошел к открытому окну. Буквы как буквы. И клей как клей…
Но, глянув на свет, Дмитрий Иванович заметил под буквой «о» какую-то чернинку, словно под наклеенным квадратиком газетной бумаги была лишняя черточка или точка. Это его заинтересовало.
Он достал электрокипятильник, налил в стакан воду и включил прибор. Когда вода закипела, Коваль подержал письмо над паром и осторожно отклеил букву «о». Так и есть! Под ней, словно заноза, застряло крохотное инородное тело. Не требовалось и экспертизы, чтобы разгадать находку. Это была плоская чешуйка ярко-розового перламутра. Маникюрный лак!
Итак — женщина! Воистину — неожиданность!
Очевидец — женщина?! Ганна Кульбачка отпадает. Во-первых, потому, что давно уже находится в камере предварительного заключения, а во-вторых… Впрочем, это уже и неважно. Руки у нее неухоженные, да и вообще вряд ли знали маникюр. Женщина… Женщина…
Почему сама не приходит эта неизвестная женщина, почему посылает письма таким таинственным путем? Может, боится чего-то?
