в Бостоне и целая орава консультантов из других подразделений и офисов MAIN, разбросанных по всему земному шару. Я стал самым молодым партнером за столетнюю историю фирмы. Помимо должности главного экономиста меня сделали менеджером по экономике и региональному планированию. Я читал лекции в Гарварде и в других учебных заведениях, а газеты ссылались на мои статьи о мировых событиях[49]. Я стал счастливым владельцем парусной яхты, пришвартованной в Бостонской бухте по соседству с историческим фрегатом «Конститьюшн», или «Железнобокий старина», как его называли, прославившимся победой над берберийскими пиратами вскоре после Войны за независимость. Мне платили отличную зарплату, и у меня был акционерный капитал, обещавший вознести меня на заоблачные высоты и превратить в миллионера задолго до моего сорокалетия. Да, мой брак распался, но я приятно проводил время с женщинами по всему миру.
Эти преимущества, а также воспоминания о том, как я рос сыном учителя частной школы для богатых и всегда робел в отношениях с женщинами, удерживали меня на моей работе. Теперь я понимаю, что из-за моего цвета кожи, пола и национальности у меня были возможности, доступные лишь мизерному проценту человечества. Я был эгоистичен и отказывался видеть, что люди, похожие на меня, пользуются незаслуженными, незаработанными привилегиями. И долгое время я принимал эти привилегии как должное.
Вскоре мне представилась новая возможность. Мой босс Бруно придумал инновационный подход к прогнозированию: эконометрическую модель, основанную на трудах русского математика начала века. Эта модель предполагала присвоение субъективной вероятности прогнозам роста тех или иных секторов экономики. Чем не идеальный инструмент для оправдания завышенных темпов роста, необходимых для получения крупных кредитов? Бруно попросил меня доработать эту концепцию.
Я взял в свой отдел молодого математика из МТИ, доктора Надипурама Прасада, и выделил ему бюджет. За шесть месяцев он разработал метод Маркова для эконометрического моделирования. Вместе мы состряпали ряд технических работ, где метод Маркова был представлен как революционный метод прогнозирования влияния инвестиций в инфраструктуру на экономическое развитие.
Получилось именно то, чего мы добивались: инструмент, научно «доказывающий», что мы оказываем странам большую услугу, помогая им влезть в долги, которые они никогда не смогут выплатить. Более того, только высококвалифицированный эконометрист, располагающий значительным количеством времени и денег, мог разобраться в хитросплетениях метода Маркова и усомниться в наших выводах. Работы были опубликованы несколькими престижными организациями, и мы официально представляли их на конференциях и в университетах ряда стран. Эти работы – и мы – стали известны во всей отрасли[50].
За это время Омар Торрихос и я продолжали соблюдать наше тайное соглашение. Я следил за тем, чтобы наш экономический анализ соответствовал истинному положению дел и чтобы наши рекомендации учитывали интересы бедняков. Хотя до меня дошли слухи о недовольстве начальства – якобы мои прогнозы по Панаме не дотягивают до привычных завышенных стандартов и даже отдают социализмом, MAIN продолжала получать контракты от правительства Торрихоса. Среди этих контрактов был заказ на инновационный генеральный план, охватывающий сельское хозяйство, помимо более традиционных секторов инфраструктуры. Я также наблюдал со стороны, как Торрихос и Джимми Картер вели переговоры вокруг Панамского канала.
Переговоры вызывали колоссальный интерес и бурные эмоции всего мира. Жители всех стран ждали развязки: сделают ли Соединенные Штаты то, что все считали правильным – позволят панамцам контролировать свой Канал, – или попытаются реанимировать доктрину «Предначертания судьбы», заметно пошатнувшуюся после Вьетнамского фиаско. Многие радовались, что как раз в этот момент пост президента США занял благоразумный и сострадательный человек. Однако консервативные бастионы Вашингтона и кафедры религиозного права кипели от возмущения. Как мы можем отказаться от этого оплота национальной безопасности, символа прозорливости Соединенных Штатов, полоски воды, связывающей богатства Южной Америки с прихотями коммерческих интересов Соединенных Штатов?
– Форд – слабый президент, его не переизберут, – предсказывал Омар Торрихос в 1975 году. Он обращался к группе влиятельных панамцев. Я был одним из немногих иностранцев, приглашенных в элегантный старинный клуб с жужжащими потолочными вентиляторами. – Вот почему я решил ускорить решение вопроса с Каналом. Сейчас самое удачное время начать полноценную политическую битву, чтобы отвоевать его обратно.
Речь Торрихоса вдохновила меня. Я вернулся в свой гостиничный номер и набросал письмо, которое затем отправил в газету Boston Globe. Когда я приехал в Бостон, в мой офис позвонил редактор с просьбой написать обзорную статью. Я знал, что затея рискованная, но мне хотелось непременно высказаться по поводу Панамского канала, и, оглядываясь назад, я вижу, что это помогло мне справиться с растущим разочарованием в своей работе. Более того, я убеждал себя, что Торрихос оценит мой шаг, и я смогу использовать это, чтобы обеспечить MAIN еще больше контрактов в Панаме.
Статья под названием «Колониализму в Панаме не место в 1975 году» заняла почти полстраницы напротив колонки редактора в номере от 19 сентября 1975 года.
В статье были названы три конкретные причины, обосновывающие передачу Канала Панаме. Во-первых, «сложившаяся ситуация несправедлива, и я бы назвал это самой веской причиной». Во-вторых, «существующее соглашение создает гораздо более серьезный риск для безопасности, чем передача Канала панамцам». Я сослался на исследование, проведенное Межокеанской комиссией Канала, в котором было сказано, что «бомба, заложенная в плотине Гатун, – теоретически это под силу и одному человеку – остановит движение на два года», и об этом генерал Торрихос сам публично заявлял. И, в-третьих, «текущая ситуация создает серьезные проблемы для и без того непростых отношений между Соединенными Штатами и Латинской Америкой». В заключение я написал:
Оптимальный способ обеспечить непрерывную и эффективную работу Канала – передать панамцам контроль и ответственность за него. Таким образом, мы смогли бы гордиться, что инициировали шаг, подтверждающий нашу приверженность идеалам самоопределения, которым мы посвятили себя двести лет назад…
Колониализм был в моде на рубеже веков (в начале 1900-х годов), как и в 1775 году. Возможно, ратификацию подобного соглашения можно рассматривать в контексте того времени. Сегодня этому нет оправдания. Колониализму нет места в 1975 году. Мы, празднуя свое двухсотлетие, должны понимать это и поступать соответственно[51].
Эта статья была смелым шагом с моей стороны, особенно учитывая то, что меня недавно сделали партнером MAIN. Партнеры должны были избегать прессы и, безусловно, избегать публикации обличительных речей на первых страницах самой престижной газеты Новой Англии. По внутренней почте я получил массу злобных, в основном анонимных, сообщений, прикрепленных степлером к экземплярам статьи. Почерк одного из них я узнал – это был Чарли Иллингворт. Мой первый проект-менеджер работал в MAIN уже более десяти лет (в то время
