сравнению с большинством представителей вашей профессии, – сказал он. – Вы проявляете искренний интерес к нашей истории и актуальным проблемам страны. Вы – наша надежда.
Ямин спросил, известно ли мне о проекте «Цветущая пустыня»[53].
– Шах считает, что наши пустыни некогда представляли собой плодородные долины и густые леса. По крайней мере, так он утверждает. Во время правления Александра Великого, согласно этой теории, многочисленные армии прошлись по нашим землям, с миллионами коз и овец. Животные уничтожили всю траву и другую растительность. Это привело к засухе, и в конце концов весь регион превратился в пустыню. А теперь, как говорит шах, надо высадить миллионы деревьев. И тогда – сразу же – вернутся дожди, и пустыня снова зацветет. Конечно, придется потратить на это сотни миллионов долларов, – он снисходительно улыбнулся. – Такие компании, как ваша, неплохо заработают.
– Как я понимаю, вы не верите в эту теорию.
– Пустыня – наш символ. Ее озеленение – вопрос не только сельскохозяйственного значения.
Несколько официантов подошли к нам, неся подносы с красиво сервированными иранскими блюдами.
– Разрешите задать вам вопрос, мистер Перкинс. Что уничтожило культуру коренных народов США, индейцев?
Я ответил, что факторов было много, включая алчность и более совершенное оружие.
– Да. Это тоже. Но разве главная проблема заключалась не в уничтожении экологии?
Затем он стал рассуждать о том, что, когда уничтожили леса и животных, таких как бизоны, а людей переселили в резервации, рухнули сами основы культуры.
– Видите ли, здесь происходит то же самое, – сказал он. – Проект «Цветущая пустыня» грозит не чем иным, как уничтожением нашей сущности. Разве мы можем это допустить?
Я сказал ему, что, насколько я понимаю, идею этого проекта предложил его народ. Он ответил циничным смехом, добавив, что идея была внушена шаху моим правительством, чьей марионеткой он является.
– Настоящий перс никогда бы не допустил ничего подобного.
И он прочитал мне целую лекцию о тесной связи между его народом – бедуинами – и пустыней. Он подчеркнул, что многие горожане ездят отдыхать в пустыню. Они ставят шатры на всю семью.
– Мы, мой народ, – часть пустыни. Люди, которыми шах якобы правит своей железной рукой, не просто из пустыни. Мы и есть пустыня.
Он рассказал мне о своем личном опыте жизни в пустыне. Когда вечер подошел к концу, он проводил меня до такси, ожидавшего снаружи. Он опять отметил мой молодой возраст и мою открытость и что, раз я занимаю такую должность, это дает ему надежду на будущее.
– Я был очень рад побеседовать с вами, – он все не выпускал мою руку. – Я хотел бы попросить вас еще об одном одолжении. Поверьте, в моих словах нет ни капли легкомыслия. Я делаю это только потому, что после сегодняшнего разговора уверен, вам это будет полезно. Вы многое почерпнете для себя. Я хотел бы представить вас своему дорогому другу, человеку, который расскажет вам много интересного о нашем Царе царей. Возможно, встреча с ним поразит вас, но уверяю, вы не потратите время зря.
Глава 21. Исповедь измученного человека
Несколько дней спустя мы с Ямином покинули Тегеран и поехали через пыльные бедняцкие трущобы, вдоль старой верблюжьей тропы на самый край пустыни. Когда солнце садилось за городом, он остановил свой автомобиль возле группы крохотных глинобитных хижин, окруженных пальмовыми деревьями.
– Очень старый оазис, – объяснил Ямин. Затем он проводил меня к одной из хижин. – Человек, который живет здесь, является доктором наук одного из ваших самых престижных университетов. По причинам, о которых вы скоро узнаете, я не стану называть его имени. Обращайтесь к нему просто Док.
Он постучал по деревянной двери, – раздался приглушенный ответ. Ямин толкнул дверь, и мы вошли внутрь. В крошечной комнате не было окон, ее освещала лишь масляная лампа, стоявшая на низком столе в углу. Я заметил призрачный силуэт мужчины. Он сидел перед лампой так, чтобы черты его лица оставались в тени. Он был завернут в одеяла и чем-то обмотал голову. Он сидел в инвалидном кресле, и, кроме стола, это была единственная мебель в комнате. Ямин предложил мне сесть на ковер на полу. Сам он подошел к мужчине и бережно обнял его, шепнув несколько слов ему на ухо, затем повернулся и сел рядом со мной.
– Я рассказывал вам о мистере Перкинсе, – сказал он. – Для нас обоих большая честь навестить вас, сэр.
– Мистер Перкинс, добро пожаловать. – Голос, с едва заметным акцентом, был низким и хриплым. Мне пришлось наклониться вперед в этом крошечном пространстве, чтобы расслышать его. – Перед вами сломленный человек. Я не всегда был таким. Когда-то я был сильным, как вы. Я был близким и доверенным советником шаха. – Последовала долгая пауза. – Шахиншаха, Царя царей, – в его голосе я уловил больше печали, чем гнева.
– Я лично знал многих мировых лидеров. Эйзенхауэра, Никсона, де Голля. Они верили, что я помогу привести эту страну к капитализму. Шах доверял мне, и я доверял шаху. Я был уверен, что Иран возглавит мусульманский мир и приведет его в новую эпоху.
Инвалидная коляска чуть повернулась. Я увидел очертания его профиля, взлохмаченную бороду – а над ней ничего. У него не было носа! Я вздрогнул, едва не вскрикнув.
– Что скажете, мистер Перкинс? Писаный красавец, не так ли? Вы бы видели меня при дневном свете. Незабываемое зрелище. Но уверен, вы понимаете, что я должен сохранять полную анонимность. Конечно, вы могли бы выяснить, кто я, если бы захотели, хотя вам наверняка сообщили бы, что я мертв. Официально я не существую. Но, надеюсь, вы не станете ничего выяснять. Вам и вашей семье лучше не знать, кто я. У шаха и его шпионов из САВАКа длинные руки.
Стул вернулся в свое изначальное положение. Я вздохнул с облегчением, будто, если я не вижу его профиля, это каким-то образом отменяет страдания, пережитые этим человеком. Тогда я еще не знал об этом обычае некоторых исламских культур: людям, навлекшим бесчестье на общество или его правителей, отрезали нос. Это пожизненное клеймо, о чем свидетельствовало лицо этого человека[54].
– Я уверен, мистер Перкинс, что вы гадаете, зачем мы пригласили вас сюда. – Не дожидаясь моего ответа, он продолжил: – Видите ли, этот человек, который называет себя Царем царей, – на самом деле исчадие ада. Его отца свергло ваше ЦРУ – к сожалению – с моей помощью, поскольку говорили, что он сотрудничал с нацистами. А потом произошла беда с Мосаддыком. Сегодня наш шах собирается превзойти Гитлера своими злодеяниями. И
