Рагнар их повесил. Повесил всех рыцарей, оказавшихся у него в плену. Наверное кого-то – уже мертвым, потому что вряд ли их было ровно столько, сколько нужно. А нужно было сто одиннадцать. «Счастливое число», угодное Одину.
Так или иначе, но любой поднявшийся на парижскую стену мог видеть островок посреди Сены, на котором конунг устроил массовое жертвоприношение. Сто одиннадцать повешенных. Добрая пожива для «птиц Одина». Впрочем, вороны и без того не имели недостатка в пище: викинги не стали утруждать себя похоронами убитых французов.
Глава двадцать первая, которая начинается с большой политики, а заканчивается смертью хорошего человека
Я еще раз поприсутствовал на Королевском Совете. Жалкое зрелище. Если в первый раз господ рыцарей буквально пучило от храбрости, а во второй – от желания за чужой счет спасти своих соратников, то теперь господ благородных франков объяло уныние пополам со страхом. Всерьез обсуждался вариант – забрать всё ценное и покинуть Париж. Укрыться в монастыре Сен-Дени, защитить который будет намного легче. Мол, жизнь короля и его казна дороже какой-то там столицы. Что характерно, никто из присутствующих (включая командира городской стражи) не собирался оставаться в брошенном городе. Пусть норманы насытятся кровью парижан. Глядишь, и подобрее станут.
Моя симпатия к средневековому рыцарству заметно поубавилась.
Правда, сам король идею бегства пока не поддержал. Даже более простой вариант: перебраться на остров Сите и отсидеться там. Не поддержал, но и не спорил. Позволил своим вассалам высказаться – и закрыл заседание.
А примерно через час собрал другой совет. Малый.
Я тоже на нем присутствовал. Не в качестве советчика – охранником. На пару с другим беллаторе мы стояли по обе стороны королевского трона, немые и грозные, дабы никто не покусился… Но уши мне никто не затыкал.
В Малом Совете тоже витала аура уныния и страха. Но статус участников был выше эмоций. Здесь собрались те, кто действительно правил Францией. Здесь не было графа Парижского, зато присутствовали дворцовый граф с сенешалем. Был здесь и монах-канселярий[12], и шамбрье (министр финансов), и еще человек пять, включая епископа Парижского.
В переложении на более простой язык общение правящей элиты выглядело примерно так.
– Помощи от Людовика не будет, – сказал один.
Обрамленная короной лысина чуть качнулась. Король был того же мнения.
– Пипин Аквитанский, – произнес другой. – Его знамена видели в войске язычников. – Это он привел их.
– Нет, – Солнечный луч сверкнул отразился от драгоценного камня и зайчиком спрыгнул на загорелую лысину. – Шакалы не правят волками. Одни лишь бегут следом. Что у нас с деньгами?
– Денег нет, – доложил «министр финансов». – И в кредит нам никто не даст, пока мы не докажем свою состоятельность. – Новый налог «на борьбу с язычниками», утвержденный Вашим Величеством, может принести существенный доход, но для его сбора требуется время.
– Что скажет Церковь? – поинтересовался король.
– Церковь готова помочь, – величественно кивнул епископ. – Но под залог кое-какой недвижимости. А еще лучше – дарственную на интересующие нас земли. Более того, мы готовы предоставить Короне беспроцентный кредит в обмен на право самим собрать вышеназванный налог.
– А жирно не будет? – язвительно поинтересовался казначей-шамбрье. – Знаем мы ваши сборы. На каждый отданный денье сдерете по три – с нищих крестьян.
– Всё в Руке Божьей, – смиренно произнес епископ. – Кто бы мог подумать, что дикие морские разбойники будут жечь церкви и монастыри на берегах Сены, а славное и великое королевство постигнет участь мелких прибрежных селений. Господь не допустил бы такого позора и унижения, кабы не грехи наши!
– Вот-вот! – подхватил сенешаль. – Ваши грехи! Не потому ли именно церкви и монастыри стали главной целью норманов, что…
– Довольно! – перебил Карл.
– Язычникам ненавистно Имя Божие и те, кто ему служит! – успел вставить епископ, но все же заткнулся под гневным взглядом короля.
– Я принимаю предложение Церкви, – сказал Карл. – Но условия будут другими…
Следующие два часа были посвящены торговле. О процентах, залогах, реструктуризации прошлого долга и гарантиях Короны по поводу будущего.
Деньги, деньги, деньги… Ни слова о долге и патриотизме. Нет, вру. Идею оставить Париж король не поддержал. Пока.
Дома – тоже о деньгах. Мой мажордом, потупясь, со всем почтением сообщил мне, что у него кончились средства на ведение хозяйства. И за конюшню второй месяц не плачено. Конечно, владелец конюшни не посмеет приставать в беллаторе по поводу долга, но лучше бы все же заплатить, не то он перестанет кормить лошадок.
Деньги у меня были. Прихватил с собой пару кошелей на расходы. Однако я задумался. Понятия не имею, сколько стоит в средневековом Париже «продуктовая корзинка» рыцаря. По своей прошлой жизни помню: Париж – чуть ли не самый дорогой город Европы… Ладно, я вытряхнул из кошеля горсть разномастных золотых и серебряных монет и высыпал в ладошку домоправителя.
Глаза потомственно преданного слуги выпучились. Я насторожился.
– Мой благородный господин получил годовое жалование? – осторожно осведомился верный слуга.
Я изобразил: типа того.
Домоправитель расцвел.
– Этих денег достаточно даже для выкупа у иудеев фамильного перстня моего господина!
Я энергично кивнул. Мол, именно это я и имел в виду.
Домоправитель просто вспыхнул от счастья, склонился так, что едва спинку не потянул, и умчался. Экий он, однако, не по годам прыткий.
А я сходил к бабуле-кормилице, улыбнулся ей как можно теплее и изобразил, что намерен потрапезничать.
А после обеда мы с Вихорьком занялись фехтованием.
Через часок, когда Вихорек изрядно притомился, я прекратил урок и отправил его за лошадью. Бегом. А когда пацанчик вернулся, выдал ему набор силовых упражнений часика на два. Скажете – жестоко? Фигня! Сердечко молодое, выдержит. Сам так впахивал. Зато и результат!
Нисколько не сомневаясь, что и в мое отсутствие мальчишка будет трудиться с неменьшим рвением, я переоделся в «парадку», сел на кобылку и не спеша отправился к моей (ну теперь уж точно моей) возлюбленной Филиси. По пути раздумывая: чем я еще могу быть полезен моему конунгу.
Впрочем надо признать, что я не слишком утруждал свой ум поисками решения. Если бы речь шла о моем ярле, я бы, возможно, действовал более энергично, но Рагнар…
Впрочем, может всё и само утрясется. Команда на сбор денег уже дана. Теперь главное: убедить Карла заплатить столько, сколько требует Рагнар. Но тут всё та же проблема. Моя «немота».
Так ничего и не придумав, я подъехал в дому Филиси, спешился и решительно бухнул дверным кольцом.
* * *
Пока я развлекался со своей подружкой, мой дом посетил гость.
Братец Арман.
Упал, как снег на голову, однако мои слуги не растерялись. Тем более что вкусы «моего» родственника были им неплохо известны. Выставили угощение, выпивку, усладили слух благородного шевалье пением.
Это пение я и услышал, подходя к дому. Надо же! А я и не думал, что у Ивет такие музыкальные способности.
В мое отсутствие Арман успел приговорить литр вина и стал задумчив.
Но не успел я войти, как беллаторе собрался на выход.
Не сказать, что беседа с «безъзычным» мной – такое уж увлекательное занятие, но… Зачем тогда приходил? Вино мое пить? Так у него и своего – полный подвал. Посидеть-попечалиться о погибших? Так наших родственников в разбитом воинстве не было. А вся королевская гвардия, как и положено, находилась при короле и жива-здорова, а о чужих же здесь горевать не принято. Меньше народа – больше дохода.
Однако так вот сразу уйти я ему не дал. Захотелось выяснить, какого черта надо было ему в моем доме… То есть – в доме покойного Жофруа. Кстати, а кому он достанется, когда выяснится, что настоящий хозяин опочил. Уж не Арману ли?
Нет, глупая идея. Не тот он человек, чтобы копать под меня из-за денег. Другое дело – придавить меня как шпиона.
Хотя я вроде нигде не прокололся…
– Погоди, брат, – обозначил я жестами. И уже через посредство вихрастого переводчика сообщил, что хочу услышать его мнение о нашем будущем.
Арман без особой охоты опустился обратно на скамью, плеснул себе вина.
– Карл хочет вновь послать за помощью к брату, Людовику Немецкому, – поделился со мной информацией Арман. – Что думаешь?
Я пожал плечами.
– У нас достаточно войска, чтобы защитить Париж, – произнес Арман. – Но не разбить Рагнара. Допустим, Людовик придет… но когда? Осенью? За это время норманы успеют разграбить полстраны. И отправятся восвояси с добычей, пленниками и уверенностью, что на следующий год стоит приплыть еще разок. И зачем тогда войско Людовика? Прибрать к рукам кусок нашей земли? А будет ли лучше? Мы не сможем разбить даже одну эту армию, а ведь где-то на Луаре есть еще одно войско… Остается надеяться, что язычники решатся на штурм.
