Я выразил сомнение в этом. И сообщил через Вихорька, что Париж – это еще не вся Франция.
– Предлагаешь сдать город? – несколько напряженно поинтересовался беллаторе. – Отступить в Сен-Дени, как предлагают трусы?
Я вновь пожал плечами.
– Уж лучше дать норманам то, что они хотят. Дать им денег – и пусть уходят. Ты был прав, когда предложил это на совете.
Я энергично кивнул.
Я был шпионом Рагнара, но мои симпатии были на стороне французов. На стороне парижан и черноногих крестьян. Даже – алчных монахов. В конце концов не все они такие, как парижский епископ. Хватает и подобных отцу Бернару.
– Но стоит ли прикармливать волков? – возразил Арман. – Тогда они наверняка вернутся!
Мне вновь пришлось прибегнуть к помощи Вихорька. Да, вернутся. Но мы успеем подготовиться. Попросим помощи у братьев короля, по крайней мере у того из них, с кем в настоящее время – мир. Кажется, на совете речь шла о Людовике Немецком? И мы сумеем подготовиться куда лучше, если у нас за спиной будет земля, заселенная людьми, а не мертвая пустошь, которую оставляют за собой язычники.
Арман внимательно слушал сбивчивую речь Вихорька и по-моему очень старался услышать и то, что я шепчу мальцу на ухо… Это вряд ли. Я наловчился шептать практически беззвучно. Выслушал, поглядел на меня очень странным взглядом. Будто пытался влезть в мою голову и прочитать мысли…
– Мне пора! – внезапно произнес Арман. – Вижу, ты уже сидишь в седле?
Я кивнул. И показал пальцами: только шагом.
Беллаторе кивнул. Похоже, он больше никуда не спешил.
– И пажа своего возьми. Нам надо поговорить.
Не вопрос. Надо – поговорим. Но что-то в тоне беллаторе Армана еще сильнее меня насторожило. Да и само предложение… Почему бы не поговорить здесь, у меня дома? И зачем ему сопровождающий? Ночные парижские улицы – не самое безопасное место. Для женщин, детей, стариков…
Но королевскому рыцарю ночных грабителей бояться нечего. Даже вусмерть пьяный беллаторе «на автопилоте» дюжину ночных воришек нашинкует. Те, впрочем, на него и не полезут. Науке не известны случаи нападения шакалов даже на спящего тигра.
Оказавшись в седле, я украдком попробовал, удобен ли в доступе засапожник. Мало ли что… В тесноте парижских улиц короткий нож – наилучший вариант. Ну не кистень же мне в рукав совать, верно?
Вихорек пристроился позади седла, ухватился за мой пояс. Коню лишний наездник не в тягость. Он и десять пудов понесет без проблем. Прав был мой раб Хавчик: отличные у франков лошади.
– Слыхал, твоя любимая сука Диана ощенилась? – неожиданно поинтересовался Арман, когда мы углубились в уличное ущелье.
Я хрюкнул утвердительно, хотя и понятия не имел ни о суке, ни о ее интересном положении.
– Я бы купил кобелька, – сообщил Арман.
– Я его тебе подарю, – пообещал я через «переводчика».
– Именно кобелька! – уточнил Арман.
Я закивал энергично. Подарю, без вопросов.
Арман некоторое время молчал. Наши лошади шли так тесно, что мы время от времени касался коленом Арманова жеребца.
– Жанет сказала мне, что твои раны не сделали тебя худшим любовником, – наконец произнес Арман после двухминутного молчания.
Я никак не отреагировал. Мою подружку зовут Филиси.
– Жанет – это кто? – озвучил Вихорек.
– Моя возлюбленная, – последовал ответ.
Это что – шутка такая?
– Мой господин клянется, что даже не прикасался к ней! – озвучил Вихорек.
Неужели дело в ревности? Жанет… Что за поклеп?
– Они с Филиси – сестры, – сказал Арман. – И очень дружны – всё друг другу рассказывают. Мы не раз обсуждали их болтливость… – Он чуть придержал коня и оказался на полкорпуса позади моей лошадки.
– У меня появились подозрения, когда ты схватился с де ла Брисом, – произнес он после долгой паузы. – Я поговорил с Жанет. А она поговорила с Филиси. А сегодня приехал и расспросил рабов… – еще одна долгая пауза.
Я тоже придержал коня, догадываясь, к чему он клонит, лихорадочно пытаясь отыскать подходящие оправдания. Сотрясение мозга? Проблемы с памятью?
– Мне не хотелось верить, – продолжал между тем беллаторе, – но только что ты сам дал последнее доказательство. Мой брат Жофруа очень любит Диану. Когда она в прошлый раз разрешалась от бремени, брат всю ночь провел рядом с ней… А ты даже не знаешь, сколько она принесла щенков. И то, что в живых остались лишь двое. И обе – суки…
Шелест выходящего из ножен меча я услышал бы в шумном трактире, не то, что в тишине ночной улочки. И одновременно с этим зловещим звуком ощутил, как пальцы левой руки Армана мертвой хваткой вцепились в мой рукав. Это было нетрудно, ведь мы ехали – колено к колену.
– Вихорек, вниз! – крикнул я по-словенски.
Мой собственный меч покоился в ножнах, но в моей левой руке уже был засапожник.
Парировать коротким кривым ножиком добрый франкский меч – бессмысленно. Я и не стал. Резко наклонился, почти свесился седла. От арманова клинка это меня не спасало: левая нога – в стремени, падать – некуда… Но на долю секунды приостановило удар… Тем более, что сам беллаторе, на рефлексе, потянул мою руку вверх, не пуская…
Вжик!
Бритвенной остроты засапожник легко рассек ремень подпруги, полоснул по боку Арманова жеребца и на выходе из дуги – самого Армана – по пальцам.
Тем не менее, еще полсекунды Арман удерживал мой рукав… Достаточно, чтобы обожженный болью жеребец унесся вперед и великолепный наездник беллаторе Арман вылетел из седла.
Седло, впрочем, тоже слетело со спины коня, так что Арману бы по-любому не удержаться.
Вихорька за моей спиной уже не было. Молодец! Хорошая реакция.
У Армана – тоже хорошая. И подготовка вполне достойная королевского рыцаря. Приземлился на ноги. С мечом наизготовку.
Я тоже спешился. И тоже с мечом наголо.
Луна светила мне в спину, и я видел как с левой кисти Армана медленно падают черные капли.
Насколько сильно я его резанул?
Рыцари в бою предпочитают сражаться верхом, но и пешие стоят многого. Такие, как Арман – бойцы штучные. Воинская элита. Один на один не уступят норманскому хольду. Так что я не обольщался насчет своего превосходства. Никогда не обольщался. Глупо думать, что народ, умеющий делать такие клинки, как мой Вдоводел, не умеет ими пользоваться.
Луна за спиной – небольшое преимущество, но – именно небольшое. Настоящий воин прекрасно сражается, даже если солнце светит ему прямо в глаза.
Мы двигались очень медленно. В тесном (от стены до стены – три шага) ущелье улочки пространства для маневра практически не было. Прям-таки фехтовальная дорожка…
Короткий выпад… Мечи даже не соприкоснулись.
Арман в моем доме порядочно принял, но на его боевых навыках это не сказалось. Чувство дистанции идеальное. Еще один пробный финт. Уже Арманов. Я попытался связать клинок и контратаковать… Не вышло. Прошла минута, а мы всё еще прощупывали друг друга. Это было так непохоже на норманскую манеру, к которой я успел привыкнуть, что я забыл о том, что настоящий поединщик должен обладать выдержкой снайпера, и совершил ошибку. Неподготовленную атаку. Арман случая не упустил. Едва я «провалился» в слишком длинном выпаде, он обводом увлек мой меч еще дальше и нанес удар.
Счастье, что у него был меч, а не шпага. И что франкам, так же как и скандинавам более привычна рубящая техника…
Тем не менее он меня достал. Доворотом туловища я уклонился насколько мог, но самый кончик Арманова меча просек железную пластину на моем плече и вспорол мышцу.
Рукав поддоспешника тут же набух от крови.
Арман не дал мне времени оценить опасность раны. Он решил меня немедленно добить. Удары сыпались со всех сторон и на всех уровнях. Брат Жофруа де Мота был стремителен и непредсказуем. А я практически прижат к стене и лишен свободы маневра. Счастье, что левая рука пока что слушалась и в ней был засапожник, которым можно было отводить более слабые удары, хотя даже слабые удары отдавались болью. Шансы мои уменьшались с каждым мгновением. Кровь уже омочила кисть, сделав скользкой рукоять ножа. Очередной удар – и засапожник звякнул о стену.
Отчаянная попытка контратаки оказалась неудачной. Я снова был прижат к стене, отбиваясь почти наугад, интуитивно. Промельки вражеского клинка, удары, которые я не столько видел, сколько предугадывал по силуэту противника…
И вдобавок я занервничал. Почувствовал, что смерть подступила ко мне ближе, чем во время моего поединка с Торсоном-ярлом…
Что-то темное пролилось сверху. Арман успел отпрыгнуть. Мне было некуда отступать и зловонные брызги попали на сапоги. Но я был не в обиде на того, кто опорожнил ночной горшок. Потому что он меня спас. Два быстрых шага – и я обрел некоторую свободу.
Банг!
Я не видел, что именно угодило в шлем Армана, но видел, как дернулась его голова. Дернулась так, что я понял: «подарок» прилетел не сверху, а сзади.
Подарок – мне.
