— Да что с тобой? — перепугалась подруга. — Побледнела как простыня и на ногах не держишься. Тебе плохо?
— Это он, Ритуль, — пересохшими губами пролепетала Зоя. — Это он. Я узнала…
— Кто — он? — встревожилась Рита. — Ты о ком?
— Хозяин… Это тот самый Карел, помнишь? Ну у которого порезали колеса…
— А ты не спутала? — Маргарита осторожно довела подругу до мягкого низкого диванчика. — Откуда тут быть тому Карелу? Да и общалась ты с ним всего ничего. Пару минут. Как узнала?
— По бровям, — обреченно выдохнула Зоя. — Ты сама сказала, как у Брежнева. Все.
— Что — все? — встревожилась Рита. — Что нам этот Карел? Ты его раз в жизни видела, сейчас случайно — второй. Больше и не встретитесь никогда.
— Да нет, Ритуль, — грустно усмехнулась Зоя. — В этом мире случайностей нет, сама знаешь. Вторая встреча и ровно в тот день, когда мы с тобой все задуманное осуществили. Цикл закончился. Понимаешь? От полного уничтожения до полной победы.
— И что? — Рита настороженно вглядывалась в подругу, плохо понимая, о чем она говорит. И сама Зоина реакция, странная, необъяснимая, и теперешние ее слова, а главное, выражение лица — потерянное, жалкое, жалобное… — Зойчик, родная, что с тобой? Ну хочешь, сбежим прямо сейчас? Ну их к черту, этих немцев с их партнерством! Нам заказов и так хватает. Пошли?
* * *
— Что значит «хватает заказов»? Как бизнесмен бизнесмена, я вас не понимаю!
— Нам хватает, — хмуро повторила Рита, глядя мимо мужчины, застывшего темным бревном на фоне светлого окна. — Не для того мы создавали собственное агентство, чтобы ложиться под кого-то.
— Заяц, — мужчина нежно и осторожно провел вытянутым пальцем по женскому плечу, — неужели ты до сих пор не привыкла к законам природы? Каждая женщина рано или поздно под кого-нибудь ложится.
— Так, — ноздри у Риты побелели, глаза сузились, превратившись в две полыхающие оранжевым горячим огнем доменные щели, — а ну пошел отсюда! Давай-давай! И чтоб ноги твоей больше тут не было! Если еще раз явишься, я на тебя охрану натравлю!
— На меня? Охрану? — Мужчина оглушительно расхохотался.
— Не веришь? — Рита сняла телефонную трубку, щелкнула три раза по кнопке «3». — Срочно! Номер шестьсот четырнадцатый!
Охранники — два молодцеватых рослых мужика с черными дубинками и расстегнутыми кобурами — прибыли довольно быстро, минуты через три-четыре. Все это время Рита металась по кабинету и шипела, как рассерженная кошка, а мужчина с веселым любопытством наблюдал за ней, явно любуясь ее резкой и гневной грацией.
— Вызывали? — застыли охранники в двери, внимательно и профессионально оглядывая кабинет. — Наткнулись взглядом на сидящего мужчину, вытянулись по стойке смирно:
— Какие будут указания?
— Это у меня указания! — постаралась переключить их внимание на собственную персону Маргарита.
Охранники не отреагировали, продолжая преданно жевать глазами Ритиного гостя.
— Вы по чьему вызову явились? — крикнула рассерженная женщина. — Быстро выведите этого мужчину и больше в центр не пускайте.
Охранник, стоящий ближе, вдруг покрылся крупной испариной. Второй, переминаясь с ноги на ногу, опустил глаза.
— Слышали? — повторила Рита, для верности топнув ногой, обутой в изящный новый сапожок.
— Ребята, — поднял глаза на охранников мужчина, — в чем дело? Почему не выполняете распоряжения заказчика? У вас в инструкции что сказано?
Секьюрити громко и недовольно засопели.
— Ну? — Рита пошла на застывших мужчин тараном. — Ну? Я долго буду ждать?
— Идите, ребята, — махнул рукой гость, — обычная проверка. Все правильно сделали.
— Что? — взвилась Маргарита.
Но за охранниками уже закрылась дверь.
— Вот так вот, — развел руками гость. — Кофе бы, что ли, налила. Сколько шипеть можно? Не змея ведь… А все укусить норовишь.
— Слушай, Лева, чего тебе от нас надо? — тихо спросила Рита, отводя глаза в сторону, чтобы не видны были выступившие в них слезы обиды. — Чего ты прицепился как банный лист?
— Заюшка. — Мужчина пересел за стол и оказался против Риты глаза в глаза. — Ну что ты с собой так борешься? Просто войну объявила на уничтожение. Два месяца за тобой хожу, как телок на веревке, вздохнуть боюсь, чтобы тебя не потревожить. Я ж не мальчик…
— Это видно, — согласилась Рита.
— Да и ты не девочка…
— А вот это не твое дело.
— Не мое, — согласился гость. — Девочки вообще — не мое. Я к девочкам совершенно равнодушен. У меня жене — двадцать три. Я с ней уже пять лет живу! Так что теперь меня больше зрелые женщины влекут. Поумнел.
— Неужели? — усмехнулась Рита. — После десерта соленого огурчика захотелось? Так зрелых женщин вокруг — только свистни!
— Да не нужен мне никто, — терпеливо, как ребенку, объяснил мужчина. — Никто, кроме тебя.
— Ну, извините, Лев Давыдович, — ернически развела руками Рита, — тут у вас обломчик вышел.
— И не надейся, — ласково усмехнулся тот. — Я терпеливый. Но только в том, что касается тебя лично. А вот по поводу фирмы ты все же с Маргаритой посоветуйся. Она — женщина разумная, спокойная. Ну, не хочешь как структурная единица к нам идти, давай заключим контракт на обслуживание всего холдинга.
— Вот это другой разговор, — оживилась и расслабилась Рита. — А то сразу — слияние, поглощение. Договор обсуждать готова. Но при полном сохранении самостоятельности.
— Зачем она тебе? — недоуменно пожал плечами гость. — Зачем вообще женщине самостоятельность, если рядом есть настоящий мужчина?
— Ну знаешь, — горько ухмыльнулась Рита, — мужик — он птица перелетная. Сегодня в одном гнезде, завтра — в другом. Не уследишь. А нам птенцов выкармливать надо.
— Заюшка, а ведь я так до сих пор и не знаю, что у тебя с мужем произошло.
— И не узнаешь.
— Почему? Должен же я понимать, кому и чем обязан тем, что моя последняя любовь как черт от ладана от меня шарахается?
— Не стоит, Лева.
— Нет уж, извините, давно собираюсь…
— Лева. — Рита встала, подошла к мужчине. Положила руки ему на плечи, прямо и серьезно посмотрела в глаза. — Я тебя прошу: не копайся в моем прошлом. Если ты туда сунешься, а я об этом узнаю, это будет последним днем нашего знакомства. Пообещай. Если ты действительно относишься ко мне так, как говоришь, пообещай.
Черный смотрел на странно побледневшие скулы, резко проявившиеся подглазья, обострившиеся складки у крыльев точеного носа.
Эта женщина вызывала в нем совершенно необъяснимые чувства — дикую щемящую нежность и непобедимое желание уткнуться ей в колени и замереть навечно. Такого Лева Черный не испытывал ни к кому и никогда. Ни к своей первой супруге, которую после развода благополучно сплавил в Америку, ни ко второй — юной и прекрасной, как принцесса из сказки, и совсем не глупой Олечке. Но Олечка возбуждала плоть, не трогая душу. Эта же новая знакомая — наоборот. Он вполне готов был даже не прикасаться к ней. Лишь бы слышать ее голос, видеть, как забавно и мило теребит она свои пшеничные кудри, как мерцают оранжевые искорки в ее черных, без зрачков глазах, когда она улыбается. Ему безумно нравилось с ней говорить. И ее колкости, и попытки сплавить его куда подальше — все было естественным и правильным. Не обижало, не отталкивало и не возмущало.
Тогда, пару месяцев назад, он, озабоченный штатом для нового супермаркета и страшно раздраженный неповоротливостью собственной кадровой службы, случайно наткнулся в газете на зазывное объявление. И позвонил. Зачем? Никогда раньше он этого не делал. Сам не делал. Для этого существовал целый штат помощников и специалистов. Что водило тогда его рукой? Или кто? Потом он услышал ее голос и пропал. Он, Лев Давыдович Черный, бывший полковник главной спецслужбы страны, пятидесяти четырех лет, владелец нескольких предприятий, второе лицо в бизнес-иерархии города, богатый и уважаемый, глупо улыбался при одном лишь звуке голоса этой женщины. А уж если оказывался с ней рядом…
Хотелось по-офицерски щелкнуть каблуками, вытянуться, расправить плечи и сказать что-нибудь очень галантное и изысканное, типа, а не соблаговолите ли станцевать со мной тур вальса?
«Тьфу ты! — сам себя останавливал Лева. — Какой тур? Он и вальс-то в последний раз танцевал в училище, на выпуске, когда впервые нацепил долгожданные лейтенантские погоны. А с тех пор чего только не плясал — и русскую, и цыганочку, и твисты-шейки, и даже как-то ламбаду в дорогом мексиканском отеле, но вот вальс — никогда». А с Зоей хотелось именно вальса. Нежного, как весенний ветер, плавного, как ржаные поля перед жатвой, бесконечного, как море, на которое он мечтал поехать вместе с ней.
Конечно, мысли эти не то чтобы не давали ему спокойно жить, нет. Во-первых, думать об этом спокойно и мечтательно времени особо не было, большие дела требовали большого внимания. Во-вторых, кроме самостоятельного бизнеса у Левы была, так сказать, общественная нагрузка: следить за тем, чтобы в городском экономическом сообществе был порядок. Иногда его приходилось наводить силой. И тогда со своим старинным другом, Димой Царьковым, они решали, кто вмешается в ситуацию на этот раз. Хотя, по честности говоря, кто бы из них ни выступал в роли рефери, результат был одинаковый: полное решение вопросов при безусловном подчинении участвующих в конфликте сторон. То, что в полуторамиллионном городе было сравнительно тихо, по крайней мере на улицах не стреляли и заказная мокруха не тревожила умы и сердца добропорядочных обывателей, было, как официально считалось, заслугой мудрого и хитрого Царя. Лева пребывал в тени. Оттуда было и виднее, и слышнее. Да и возможностей для маневра несравненно больше.
