- Пока, орлица дерзновенная, - ухмыльнувшись, кивнул я.
И Муша взмыла под потолок. Уже кружась под абажуром, она пронзительно жжикнула:
- Увидимся, Гомемнон! А про мечту я все поняла! Спасибо! Удачи тебе, умник, и заслуженного пьедестала почета! Пусть сразу не исполнится, так ты старайся получше!... Тогда... будет... жжж...
Глава третья. О любви к путешествиям и спринтерским бегам на марафонские дистанции
Ну что мне оставалось делать? Я вас спрашиваю. Что?! Идти за плинтус. Так? Так. И я, глубоко вдохнув и, задержав на мгновение в своей мощной груди влажный кухонный воздух, с шумом выдохнул, чтобы снять волнение со своих еще не вполне окрепших членов. А потом медленной, но уверенной походкой двинулся в сторону торчащих из-за деревяшки и чуть подрагивающих усов. Должно быть, там кто-то обедал.
Подойдя к плинтусу, я негромко, но решительно позвал:
- Эй, хозяева!
Ответом было гробовое молчание. Усы на секунду замерли, а потом из щели выглянула симпатичная девичья мордочка. Тишина становилась невыносимой, и я решил нарушить ее первым.
- Привет! - поздоровался ваш покорный слуга. - Я Агамемнон, нежданный гость с Зины Портновой. Мне бы с господином Катерпиллером повидаться.
- На тему? - заинтересованно пропищала в ответ незнакомка.
- На тему благостного сосуществования родственных индивидов в условиях жесткого химического заражения локальной окружающей среды, - ляпнул я первое, что пришло мне в голову.
- Прекрасно, - кивнула таракашка, - подобные темы Семена Обуслововича крайне волнуют. Он к вам, так сказать, представителям зеленых, питает искреннюю слабость. Господин Агамемнон, если не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, прекрасная леди, - кивнул я. - А вас как звать-величать по батюшке?
- Изольда Шестиаховна, - улыбнулась симпатяга, - можно просто - Золя.
- Очень приятно, Золя, - склонил я в почтении усы.
- Взаименно, - пролепетала Золя. - Я у Семена Обуслововича в секретаршах служу. Прошу вас следовать за мной, господин Агамемнон.
- Спасибо, - вежливо поблагодарил я и зачем-то добавил: - Можете звать меня просто Мемнон или... лучше... Агам!
С чего бы это? Никто и никогда до сих пор никакими Мемнонами и Агамами меня не называл. А тут - нате вам, выпендрился! Тоже мне, Агам! Донжуан насекомый. Хотя, если рассудить, звучит не так уж и плохо. По-простому, по-народному, если можно так выразиться. И еще - никому теперь в голову не придет искажать мое гордое имя, как, например, Муше. Гомемнон! Твою фалангу! С другой стороны, кто ведь о чем только и думает...
- Очень приятно, Агам, идемте, я вас представлю, - скромно улыбнулась Золя. - Семен Обусловович всегда рад новым собеседникам. Только просьба одна...
Девушка замялась, и видно было, что она хочет сказать что-то важное, но боится, как бы я не обиделся.
- Золя, - пришел я на помощь, - вы не стесняйтесь, излагайте свои страхи. Я с детства приучен к уважению инородных традиций.
- Вы не обижайтесь, Агам, - еще больше смутившись, тихо произнесла она, - но Семен Обусловович терпеть не может, когда перебивают его мудрые речи. Вы уж...
- Что вы! - воскликнул я. - Ваш покорный слуга - самый благодарный слушатель во Вселенной. Об этом еще мой наставник говорил, господин Сократ, может, слыхали?
"Откуда она слышала про Сократа? Простой старик с провинциальной Зины", - тут же подумал я, что сморозил очередную глупость, но Золя весело кивнула:
- Конечно! О господине Сократе у нас ходят легенды.
- Легенды? - удивился было я, но тут же решил себя вести достойно. - Да, да, несомненно. Об нем везде легенды ходят. Он у нас личность во всех отношениях эпическая и даже слегка мифологическая.
- Прошу вас, Агам, - улыбнулась Золя, - забирайтесь сюда и следуйте за мной. После беседы с Семеном Обуслововичем я приглашаю вас на ужин к себе. Если вы, конечно, не против.
Такого поворота событий я уж точно не ожидал, поэтому и промямлил что-то невнятное, на что получил вежливое:
- Спасибо, не стоит благодарностей. Нам гости всегда в радость.
Мы долго шли по каким-то узким и сырым коридорам. Странное место. В нашей хрущевской хороме все гораздо проще: залез в щелочку - и дома. А тут прямо римские катакомбы. И что еще удивительно - постоянно встречались по пути другие тараканы, но никто даже словом не обмолвился, так, кивали в знак приветствия и терлись спинами о заплесневелые стены. Я сначала здоровался, раскланивался, но когда понял, что на меня никто не обращает ровным счетом никакого внимания, перестал. Шагал гордо, неторопливо и молча за своей привлекательной проводницей и озирал по пути окрестности. Хотя, что там было озирать? Сырой полумрак?
Наконец, после бессчетного количества спусков и подъемов, крутых поворотов и еле заметных изгибов, мы проникли в низкое сводчатое помещение, насквозь пропитанное влажной густой взвесью, смешно щекочущей усы.
Посреди комнаты на мягком полусгнившем грибе возлежал огромный черный таракан, плоский как щит Гектора и блестящий, как избранные речи Аристотеля.
- Поздоровайтесь, - шепнула мне Золя, потому что увидела написанное на моей морде удивление. Да-а, по другому я представлял себе главу местного семейства.
- З-з-здрас-сьте, г-господин К-катерпиль-тер, - заикаясь, вымолвил я.
- Катерпиллер, - поправил меня плоский. - Вы к нам откуда пожаловали, молодой таракан? С посольством, или так, ветром надуло?
- П-простите, г-господин К-катерпиллер, - извинился я, - с Зины Портновой мы, из Сократовых.
- А-а, - улыбнулся Семен Обусловович, - Сократовы! Что ж, наслышан, наслышан. И как господин Сократ себя изволит чувствовать? Суставы не шалят?
- Да нет, - осмелел я, - суставы пока в порядке.
- Хорошо... хорошо, что в порядке... Суставы, они, молодой таракан, с возрастом костенеют и ужасную боль начинают нести... Но вам, впрочем, это пока не грозит, - улыбнулся господин Катерпиллер, а потом повернулся к Золе: - Изольда Шестиаховна, будьте добры, приготовьте нам кофию, и можете на сегодня быть свободны. Мы с молодым тараканом должны глобальные темы обсудить, а к вечеру я до вас его отпущу.
- Конечно, Семен Обусловович, - поклонилась Золя и, пятясь, покинула помещение.
Пока она готовила кофе, Катерпиллер раздувал кальян, а я осматривал экспозицию сомнительных полотен, что украшали стены кабинета (а может, это были и фрески неизвестного мастера, клоп их разберет).
- Вы, молодой таракан, простите, что отрываю от созерцания ценностей, мне еще не представились, - густым басом проговорил Семен Обусловович, выдыхая струю ароматного грибного дыма.
- Ой, извините великодушно, - смутился я, - Агамемнон. Можно просто - Агам.
- Хорошее имя, - кивнул Катерпиллер, - наше, тевтонское.
Я спорить не стал. Мол, начнешь хвалиться эрудицией, тут же тебя и выставят не попрощавшись. А такой образ поведения хозяина меня сейчас, мягкого говоря, не устраивал. Есть-то хочется, да и к Золе... а когда еще на Зину Портнову попадешь? И попадешь ли вообще?
- Ага, - кивнул я, - тевтонское. Нам Сократ так и говорит, гордитесь, тараканы, своим тевтонским происхождением. Мол, не латины какие-нибудь, а истинные славяне во всех своих четырех ипостасях (Господи, чего несу? Это все от волнения).
Но Катерпиллер, кажется, подвоха не заметил. Или сделал вид. Только кивнул и затянулся глубоко-глубоко, так, что в зашевелившемся от богатырского вдоха воздухе мои крылья затрещали. А когда выдохнул, протянул шланг мне.
- Не желаете, Агам? Первоклассный грибачок-с из Правопушкарских подвалов, соседи в обмен на белую плесень поставляют. Рекомендую.
Я отрицательно покачал головой:
- Простите, господин Катерпиллер, не курю.
- А чего так? - удивился хозяин.
- Понимаете ли, спортсмен, - пояснил я, - дыхалку тренирую.
- Дыхалку? Спортсмен? - снова удивился Семен Обусловович. - И каким же вы, Агам, атлетизмом изволите заниматься?
- Исключительно спринтерским бегом на марафонские дистанции, - объяснил я расширенно, чтоб понятней было.
- А-а, - уважительно кивнул хозяин, - спринтерский бег на марафонские дистанции я уважаю. Сам в молодости не прочь был, а вот теперь... Эх, нелегкая...
Он так тяжело вздохнул, что мне стало совестно кичиться своей непревзойденной (по внутреннему ощущению) мощью и лихой молодостью, и я уже было хотел начать его утешать, как вдруг появилась Золя. Она несла на спине поднос с кофейником и двумя ослепительно белыми чашками. Комната наполнилась ароматом свежезаваренных в проточной воде желудей. Эвона как! У них тут, на Петроградской, еще и кофе растет! Неплохо, смотрю, устроились.
- С лосьоном, Изольда Шестиаховна? - что-то уж очень сурово поинтересовался у девушки Катерпиллер.
- Конечно, Семен Обусловович, - робко кивнула та, - разрешите идти?
- Идите, дорогая, до завтрашнего утра вы свободны.
И Золя так же, как и ранее, тихонечко выскользнула из комнаты.
- Прошу к столу, уважаемый господин Сократов, - пригласил Катерпиллер.
