— это имя, которое запомнится. Вениамин, конечно, получил прекрасный шанс и будет за него цепляться руками и ногами. И будет днями и ночами придумывать что-нибудь необыкновенное. А Маргарита днями и ночами станет порхать рядом, оберегая Венечкино драгоценное вдохновение и озираясь, как бы кому ещё не пришли в голову его светлые идеи. Конечно, она мечтает втиснуться в первую группу показа, но я не думаю, что это ей удастся.
Губы растянулись в весьма ехидную улыбку, и Казик понял, что в эту самую "первую группу" втиснуться намеревается как раз Ольховникова.
— А зачем надо втискиваться? — Вот этого он как раз не понял.
— О! Это очевидно, — одарила Казика покровительственной улыбкой Клавдия Григорьевна. — Есть разные виды показа. В данном случае это совсем не концерт, где самое вкусное приберегают на десерт. Это своего рода конкурс идей, где в выигрыше будет тот, чья идея не только понравится больше, но и раньше. Представьте: вы демонстрируете наряд, где присутствует, к примеру, оригинальный покрой воротника. Устроителям и публике очень нравится. А через десять минут кто-то другой демонстрирует пусть не в точности такой, но похожий покрой воротника.
Уверяю вас, интерес будет уже значительно ниже. Сливки, так сказать, уже сняты.
— Но ведь это в некотором роде плагиат? — осторожно предположил Аркадий Михайлович.
— Отнюдь. В нашем искусстве многие идеи витают в воздухе, существуют общие тенденции, те или иные особенности моды, а потому определенные пересечения неизбежны. И весь вопрос: кто-то пересечётся с тобой или ты пересечёшься с кем-то. Поэтому на данном фестивале самое удачное — это попасть в первую группу показа.
— То есть жребий?
— Увы. — Лицо Ольховниковой приобрело кислый вид. — Это определяют сами организаторы. Как захотят, так и сделают. И понятно, что участники здесь заранее будут наступать друг другу на подолы. Вениамин, конечно, это и в голову себе не берет. Он ведь мнит себя неповторимым творцом! А вот Маргарита…
"Её госпожа Ольховникова явно намеревается как следует подвинуть могучим бедром, — подумал Аркадий Михайлович, — и, похоже, не только её". Вслух же произнес, придав голосу максимум доверительности:
— Я пока не знаком с этими господами, но буквально перед визитом к вам краем уха услышал, что в салоне Феклистова какие-то серьезные проблемы.
— Да?! — Черные глаза сверкнули искрами, а тонкие губы превратились в кольцо, сквозь которое полыхнуло пламя. — Неприятности? Какие?! — И тут же искры погасли, а губы сомкнулись, словно створками прикрыв горячую печь. — Довольно неожиданно… А в чем всё-таки дело? — произнесла Ольховникова таким тоном, каким спрашивают о чём-то в общем любопытном, но не слишком принципиальном. К примеру, о засухе где-нибудь в Африке.
— По правде говоря, не знаю. Может, это вообще всего лишь слухи, — пожал плечами Казик.
— Наверное, не могут заплатить за показ всех моделей на фестивале. Эти москвичи три шкуры дерут! — добавила Клавдия Григорьевна довольно искренне.
Салон Ольховниковой Казик покинул через час с небольшим и тут же позвонил Борисевичу.
— У меня странное чувство, Вадим Юрьевич. С одной стороны, эта дама хоть и тщательно скрывает, но явно боится Феклистова. Боится не вообще, а применительно к фестивалю в Москве. Вы бы видели, как она обрадовалась, узнав, что в его салоне возникли проблемы. Клавдия Григорьевна не самая хорошая актриса, хотя, безусловно, умеет очень быстро взять себя в руки. А с другой стороны, именно потому, что она не самая хорошая актриса, мне показалось, она понятия не имеет о действительной проблеме, которая возникла в салоне. Так что я, пожалуй, зря потратил время.
— А вот я не зря, — откликнулся Борисевич. — Мои ребята нашли в примерочной Феклистова "жучок", причем довольно мощный. Он был припрятан за батареей, куда уборщица почти никогда не заглядывает, особенно когда отопление отключено. Судя по пыли, стоит он там не больше недели.
— Очень интересно! — обрадовался Казик.
— Ещё бы. И особенно интересно: почему его оттуда вовремя не забрали? Не смогли или не захотели?
— Н-да, интересно… — пробормотал Казик. — Особенно последнее.
ГЛАВА 20
Уже где-то на десятой минуте разговора Вадиму стало тошно.
Упёртый буквоед. Педант и зануда. Ходячий свод правил, установленных единолично и не подлежащих пересмотру. "Наперстки" в виде кофейных чашек, одноразовые тапочки у порога, карандаши с обязательной резинкой на конце… И эта придуманная им дурь в виде семейного совета. Видите ли, он так договорился со своими домочадцами, и теперь Вадим вынужден отчитываться о проделанной работе не только перед начальником, но также перед его женой и матерью. И чувствовать себя садистом, измывающимся над женщинами.
Конечно, женщины стараются проявлять выдержку, но они отнюдь не супергерои. И периодически впадают если не в истерику, то в состояние довольно близкое. И никогда толком не поймешь, какая муха окажется для них наиболее кусачей.
Лидия Сергеевна вдруг панически отреагировала на "жучок", найденный в кабинете Феклистова. Оказывается, она только сейчас по-настоящему осознала, насколько серьезные люди похитили её дочь. А прежде она надеялась, что это залётные воришки, которым вдруг подвернулась удача?
Екатерина Иннокентьевна неожиданно всполошилась по поводу Казика. Специально засланный шпион, который хочет выведать все тайны и, разумеется, нанести непоправимый вред. Какой именно вред? Неважно. Самое главное — непоправимый.
У женщин свои страхи и своё мнение по поводу этих страхов, а Вадиму приходится вести с ними успокоительные беседы. Ничего страшного, не стоит волноваться, всё под контролем. Он что, психолог? Он начальник службы безопасности, который занимается расследованием, и в этом расследовании любая зацепка — возможность сделать шаг вперед. А умиротворяющие сеансы пусть проводит муж и сын. Но он вместо этого устраивает коллективные обсуждения чужой работы. И при этом помалкивает, как добывает чёртовы два миллиона долларов. По крайней мере Борисевича он в известность не ставит. И домочадцев, вероятно, тоже. Ну как же, будет он распространяться о своих финансовых делах!
Эмоции грибановских родственниц, конечно, действуют на нервы. Хотя эти эмоции — жалкие всхлипы по сравнению с истерикой, которую закатил Феклистов, узнав про "жучок". Вот уж когда заместитель Вадима Попов наслушался про тайные происки врагов, мечтающих, судя по всему, выведать секреты покроя штанов! Пересказывая Борисевичу эту бурную сцену, обычно мрачноватый Попов аж рассмеялся. Но при этом воздал должное Еланцевой, которая прицыкнула на дорогого друга, напомнив, что украли не его творческие фантазии, а вполне конкретную девочку.
Нет, Маргарита и Вениамин в этой истории явно ни при чём. "Жучок", приткнутый за батарею, — их волне надежное алиби. Им этот "жучок" совершенно не был нужен. Слушать самих себя? Глупо. А уж оставлять его после похищения — ещё глупее. Вполне
