до места быстрей, если бы сменил гребцов, но я не мог лишить своих проводников столь желанного для них заработка. Всегда отрадно видеть, когда здесь люди стараются что-то сделать и заработать честным трудом, тогда как в Финляндии, напротив, зачастую приходится умолять и упрашивать, обещать двойную плату за перевоз, прежде чем уговоришь кого-либо грести те же две мили. Но до Вуоккиниеми нам так и не удалось дойти тем же ходом — возле маленькой деревушки Пирттилахти мы встретили лодку, в которой везли инвентарь для мельницы в Кёупяскоски. Я попросился к ним в лодку и отпустил своих гребцов. Был уже вечер, а до Вуоккиниеми оставалось еще с полмили, и мы решили переночевать в одном из домов в Пирттилахти. У хозяйки дома была манера ругаться через каждые три слова. По характеру она была добродушной, но, видимо, ругань стала у нее привычкой. Порою она крестилась и вслед за этим тут же ругалась, иногда ругалась даже крестясь. Вечером она крестилась по крайней мере четверть, а может, и целых полчаса. Вероятно, замаливала какие-то грехи. Рассказывали, что хозяин дома отменный певец, но петь мне он отказался.
На следующий день рано утром с людьми, едущими на мельницу, я добрался до села Вуоккиниеми. Я пошел в дом Лауринена, потому что встреченная мною на берегу Кёунясъярви в плачущей толпе провожающих молодая хозяйка этого дома просила меня во что бы то ни стало остановиться только у них. Тотчас же сюда пригласили двух женщин, чтобы они спели мне свадебные песни. У меня было ранее записано немало вариантов этих песен, но далеко не таких полных, как эти. Пять имеющихся у меня более полных свадебных песен называются:
1. Песня-зачин (Alkuvirsi); 2. Песня зятя (Vävyn virsi); 3. Величальная, или песня-приглашение (Kutsuvirsi); 4. Провожальная (Lähtövirsi) и 5. Песня прибытия (Tulovirsi).
В качестве примера я здесь приведу отрывки из этих песен. Песня-зачин звучит следующим образом[67]:
Вот летит орел с востока
над землей под небесами,
крыльями касаясь неба,
море бороздя когтями:
озирается, кружится,
в воздухе парит, летает,
на мужской садится замок,
по стрехе колотит клювом.
Замок был с железной крышей —
он не смог туда проникнуть.
Вот летит орел с востока
над землей под небесами,
крыльями касаясь неба,
море бороздя когтями:
озирается, кружится,
в воздухе парит, летает,
сел орел на женский замок,
по стрехе колотит клювом.
Женский замок с медной крышей —
он не смог туда проникнуть.
Вот летит орел с востока
над землей под небесами,
крыльями касаясь неба,
море бороздя когтями:
озирается, кружится,
в воздухе парит, летает,
на девичий замок сел он,
по стрехе колотит клювом,
в замок с крышей полотняной —
он сумел туда проникнуть.
На окошко опустился,
светлоперый сел на стену,
на угол слетел стоперый.
Лучшую нашел из стаи,
присмотрел с косой погуще
среди тех, кто носит косы,
среди тех, кто носит перстни,
у кого и пух нежнее,
у кого помягче перья,
вот кого орел хватает,
забирает длинный коготь,
кто лицом был покрасивей,
кто и станом был прекрасней.
«Осенью уже сказал я,
говорил весною этой,
строя тайную избушку,
косяки окошек тайных,
где бы мог девицу прятать,
длиннокосую лелеять.
Нелегко девицу прятать,
укрывать с косою длинной».
«Как же ты узнал, счастливчик,
яблочко ты золотое,
о рожденье этой девы,
повзрослении девицы?»
«Так вот я узнал, счастливчик,
яблочко я золотое:
сажа густо поднималась,
черный дым валил из дома,
дома славного девицы.
Так рожденная весною
вдруг заблеяла овечка:
«Время дать мне веток свежих».
Это песня-зачин. Под орлом подразумевается либо сват, либо жених, высматривающий себе длинноперую пташку (невесту) и хватающий ее. Последние строки произносит сват или жених.
В песне зятя сначала изображается приход жениха и его провожатых. Приход их сопровождается таким грохотом, будто надвигается ураган или падает высокая поленница дров:
Что за шум на горке слышен,
что за гром в конце проулка?
Думал: ветер расшумелся,
повалил костер поленьев,
может, камни покатились.
То не ветер расшумелся,
не костер поленьев рухнул
и не камни покатились.
Женихи к нам подъезжают,
приближаются толпою,
сотни две подходят к дому.
Затем следует ряд наставлений присутствующим: чтобы они позаботились о черном скакуне зятя, достоинства которого описываются очень подробно и которого сравнивают, в частности, с летящим вороном и танцующим ягненком. Жеребца следует вести за шелковую уздечку, дать вываляться на золотом покрывале, а потом отвести на молочный родник. Когда же он в лучшем стойле будет привязан к дубовому столбу, то его надо накрыть медоносными травами и накормить пропаренным ячменем и овсом. Если так заботливо предлагают ухаживать за лошадью, то ясно, что и зятя [жениха] не забывают. Обычно его изображают таким большим и высоким, что он едва проходит в двери. Тут свекровь начинает осматривать его поближе и говорит:
Дайте, женщины-голубки,
огонька мне из бересты,
света-пламени из воска,
из лучины из смолистой.
Пламя бересты трескуче,
дым смолистый очень черен,
вычернит глаза у зятя.
Дайте, женщины-голубки,
дайте огонька свечного,
света-пламени из воска,
чтоб глаза увидеть зятя:
иль темны они, иль сини,
иль белее полотна —
белые, как пена моря,
светлые, как травы моря,
как морской тростник, прекрасны,
Чтобы не утомить читателя, пропущу на этот раз песню для гостей и весь обряд оказываемого им гостеприимства.
