В начале наших отношений я пытался привить ей собственный вкус к жизни: живи так, как хочешь, пока не мешаешь другому, живущему так же.
Если бы все люди могли бы позволить себе это, жизнь заиграла бы другими красками, а довольных, пусть не счастливых, но просто довольных, стало бы больше.
Неприятие непрошенной жертвенности было во мне всегда. При этом я был строг как к самому себе, так и к другим, близким. Если ты хочешь быть с человеком, то ты остаешься с ним именно поэтому, а не потому, что у вас общие друзья, даже дети.
Они, кстати, от этого страдают больше прочих и впитывают зачатки этой дурнопахнущей жизни «за ради счастья семьи». По иронии судьбы, именно в таких семьях несчастлив каждый, но боится в этом сознаться, будто с самой тяжёлом преступлении.
— Знаешь, меня Настя Дмитриева позвала в театр, — произнесла Вика с надеждой в голосе.
— Значит, ей что-то от тебя надо, — тут же ответил я, приподнявшись на локте. — Ты разве любишь театр, куда пойдёте?
— На «Чайку».
Настя, моя мачеха, приятная говорливая птичка на длинных ножках, простая, как пятьдесят копеек, мало интересовалась театром, современным арт-хаусным кино или выставками, но посещала всё, будто доказывала сама себе: я стала лучше, умнее, интеллигентнее.
А спроси её, о чём та или иная скульптура, заморгает и улыбнётся так, будто ударили наотмашь. «Это авангард», — скажет она выученное модное слово, которая носила с собой и предъявляла по первому требованию, как диплом о постижении высоколобого искусства.
Так вот, классические пьесы ранее мою бывшую мачеху не интересовали. А раз она пригласила Вику, с которой едва ли перекинулась десятком фраз, значит, её попросили, да так, что Настя искренне считала всё это своей гениальной идеей. И я даже догадывался, кто.
— Так зачем ты согласилась? — спросил я, заглядывая в светлые глаза своей девушки.
Меня бы устроил любой правдивый ответ. Например, «чтобы тебе понравиться», хотя это бред, но вместо этого услышал:
— Почему бы и нет? Чехов — это всегда модно. И пообщаюсь с Настей, мы же почти родственники.
Вика посмотрела на меня с затаённым страхом, вдруг я стану возражать, мол, какие родственники, в своём ли ты уме, но я не стал.
— А знаешь что? Когда деньги поступят на мой счёт, я хочу сделать тебе подарок.
Видеть вспыхнувшую радость в глазах любимой женщины того стоило, она не торопилась с вопросом, но я видел, как ей хочется его задать.
— Можешь пока присматривать однокомнатную квартиру. Миллионов на пять с половиной-шесть. Документы оформлю на тебя.
—Я не просила, — радость сменилась настороженностью. — Зачем? Что это означает?
Только сейчас до меня дошло, что Вика посчитала сей жест за прощание и чуть не кинулась в слёзы.
Я привлёк её к себе и поцеловал. Дотронулся до губ, и в памяти всплыл вчерашний поцелуй, совсем другой , с оттенком грустного сожаления. Усилием воли, я отогнал от себя навязчивое воспоминание.
— Я виноват перед тобой, всё понимаю, четыре года не малый срок. Пусть у тебя будет своя квартира, мне так хочется. И так будет справедливо. А теперь иди, мне надо кое-что порешать, не обижайся.
Вика провела рукой по моей щеке и снова мягко дотронулась губами до моих.
— Я понимаю.
Мягкий ответ, всегда меня устраивавший, теперь резанул слух. Чёрт побери эту Герду и её психологические штучки! Ведёт себя, будто знает всё на свете!
Пока я провожал Вику, в голове крутилась фраза девушки-жены: « Фальшивая». И не в том дело, что так считала Герда, моя мать и все на свете, никто не знал Вику лучше меня.
Возможно, она и сама верит, что притворяется, но убери у неё такую возможность, оторви от меня и привычной жизни, ей будет больно, будто руку отрезали. Ничто так не вяжет по рукам и ногам, как привычка любить и быть любимой.
Я чувствовал за неё ответственность, хотя никому никогда такого не говорил. И почему теперь эта мысль вызывает такие противоречивые чувства?!
Как только Вика ушла, я набрал номер. Мать долго говорила о пустяках — первый признак того, что прекрасно знала, зачем звоню.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я всё думаю, когда ты предложишь мне пригласить жену в театр? — первым устал я играть в материнские игры. Это могло длиться бесконечно. — На «Чайку», например.
— Делай, как хочешь, дорогой. Ты уже давно мужчина, разве я могу что-либо тебе указывать?
Я представлял, как мама улыбается и решил махнуть рукой. Все её интриги я знаю наперёд.
— Когда вы едете в отпуск?
— Через дней десять, мне нужно уладить дела фирмы, — ответил я и почувствовал, что мне надо немедленно позвонить Герде.
—Отлично, ты так давно не отдыхал, — вздохнула мама. — Сначала болезнь отца, а потом… Всё-таки присмотрись к девочке, она очень даже хороша. И речь не только о внешности.
— Всё, пока, — нахмурился я и, сославшись на занятость, повесил трубку.
Хороша или нет, но то, что началось с неприязни вряд ли способно перерасти в симпатию. И, не дав себе время на раздумья, набрал номер жены, с облегчением услышав в трубке её резкий голос.
Глава 18. Не было бы счастья...
Итак, у меня впереди десять беззаботных дней. Все хлопоты с загранпаспортами и прочими формальностями Яр взял на себя, чем безмерно меня порадовал. Я даже поймала себя на том, что чувствую к нему благодарность. Моя замужняя жизнь обещала быть лёгкой и необременительной.
И всё же я вдруг почувствовала себя безмерно одинокой, поэтому обрадовалась визиту подруги.
— Ты просто обязана со мной ездить, — возбуждённо проговорила Стася, забежав ко мне вечером после работы. — Помнишь, я говорила, что купила машину и целых три месяца брала уроки вождения? Ну, я говорила, ты просто не слушала! Так вот, завтра я хочу прокатиться сама. Поехали со мной, я боюсь до жути!
— Не знаю, чем я смогу тебе помочь? — удивилась я, на самом деле испытывая страх не меньше Стаси. Подруга всегда была импульсивной и надеялась на авось. Как бы не начать замужнюю жизнь на больничной койке!
— Ну ты же психолог, будешь мне помогать не впадать в панику! --развела руками Стася и обезоруживающе улыбнулась. — Ну, пожа-алуйста! Мне больше некого просить!
«Остальные под благовидными предлогами благоразумно отказались», — подумала я и по отчаянию во взгляде подруги поняла, что попала в точку.
— Ладно, только не лихачь, и во дворах ездить не будем, — предупредила я, предвкушая сложный день.
И оказалась права.
Стася, оказавшись за рулём, забыла все обещания напрочь. Мне пришлось потратить полчаса на увещевания и различные психологические приёмы, чтобы зарядить подругу уверенностью достаточной для того, чтобы тронуться с места. Наконец, у меня это получилось.
Ехать на переднем сиденье рядом со Стасей оказалось то ещё испытание. Она то тащилась со скоростью беременной черепахи, то гнала на поворотах, словом, за тот небольшой час, что мы катались окольными дорогами, вся жизнь пронеслась у меня перед глазами.
Я уже даже смирилась с вероятной аварией, потому как Стася тормозила в опасной близости от багажника впереди идущей машины, и приготовилась потратить остаток дня на долгое ожидание машины ДПС, как судьбы нас пожалела. На очередной колдобине Стася проколола колесо.
Эта была для начинающей водительницы настоящей засадой! Ведь ни она, ни я не имели ни малейшего представления о том, как поменять колесо, и Гугл здесь оказался не помощник.
— Надо ждать, — глубокомысленно произнесла Стася. — Сейчас кто-нибудь остановится и поможет нам.
Я только махнула рукой: видимо, подруга совершенно недооценивала пофигизм окружающих. И ни в какую не соглашалась воспользоваться сервисом «Помощь на дороге».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вот ещё, мы с тобой не какие-то там страшилищи, чтобы платить за это деньги! И не надо мне свои предлагать, не возьму, я тебе тут не бедненькая подруга с протянутой рукой, — фыркнула горе-водитель, и мне оставалось только прятать улыбку и ждать, пока подруга поймёт: никому до нас нет дела.
