снова появилась злость. – А ты повёлся.
– Прекрати нести чушь!
– Нравится быть идиотом – будь, – процедила она. – Знаешь, что? Оно и к лучшему, что так всё. Я думала, ты всё поймёшь, что ты… – Она вдруг замолчала. В последний раз посмотрела на меня, махнула рукой и быстро пошла по холлу к выходу.
Её шаги постепенно затихали, а я всё смотрел ей вслед. Поймал взгляд вахтёра. Оля, будь она неладна! Приподнятого настроения как не бывало. Желание было одно: пойти в зал и как следует потягать штангу. Собственно, сделать это мне ничто не мешало. На льду потренируюсь как-нибудь в другой раз, всё равно ничего хорошего из этого сейчас не получится.
Карина
Откладывать разговор дальше было нельзя. Надо было рассказать Киру, я понимала. Пообещала себе, что скажу, как только он вернётся. Всё как есть. Но только увидела в руках Кирилла огромный букет алых роз, как язык проглотила.
Теперь этот букет стоял на низком столике в гостиной, а я сидела на полу возле дивана и, обхватив ладонями бокал, цедила вино. Терять всё равно было уже нечего. Всё, что могла, я потеряла.
Кирилл поставил старую мелодраму, но экран расплывался, а голоса героев смазывались.
Отломила кусочек горького шоколада. Пока он таял в пальцах, смотрела, как Кирилл гладит спящего возле него пса.
– Кирилл… – позвала тихо.
Он поднял голову, а у меня к горлу ком подкатил.
– Как ты хочешь назвать Вишенку? – спросил он вдруг.
Бокал в пальцах дрогнул. Я чувствовала запах шоколада и его горечь, хотя не съела ни кусочка.
Кирилл в последний раз провёл по голове пса. Встал и сел на угол столика прямо передо мной, загородив собой телевизор. Взгляд его был тёплым и задумчивым.
Я отрицательно мотнула головой. Сказать. Сказать – и всё. Как есть.
Кирилл подхватил мою ладонь и губами взял подтаявший шоколад. Я потянула руку, но он удержал. Тронул указательный палец языком, слизал остатки. Потом со среднего. Посмотрел на меня. Зрачки стали шире, глаза опасно блестели. Руку он так и не выпускал, наоборот, обхватил крепче.
Поднялся со стола и потянул меня за собой, а, как только я оказалась на ногах, второй рукой приобнял за талию.
– Мы можем назвать её Черри, как тебе?
Я молчала. Просто не могла найти слов, чтобы стереть затаившуюся в уголках его губ демоническую полуулыбку. Он вывел меня на середину комнаты, а я только сейчас поняла, что из телевизора звучит музыка.
– Не нравится Черри? – спросил он вкрадчиво, лаская большим пальцем запястье. – Если честно, мне тоже. Черри Кирилловна звучит не очень. Что, если Вика? Вика – Виктория. Не Вишенка, но тоже сладко.
Бокал, который я так и держала, казался тяжёлым, как свинец. Я бы выпустила его прямо на пол, на пушистый ковёр под ногами, но Кирилл сам забрал его и, сделав большой глоток, поставил на стол. Снова обнял меня и повёл в танце.
– Я тебе… – начала было, и тут его ладонь поползла вверх по спине.
– Оля вернулась, – вдруг сказал он.
Остановился, но продолжал смотреть в глаза. В первую секунду я не поняла, про какую Олю он говорит. Но только в первую. Меня будто столкнули с тёплого облака в ледяную воду. За эти дни эмоционально я устала настолько, что порой казалось, чувства притупились. Но нет.
Воем сирены скорой помощи по венам пронёсся страх. Как несколько дней назад, когда меня везли в больницу из салона, где я примеряла платье. Где скатилась по стене, держась за живот. Как в палате, когда вокруг меня крутились врачи. Но помочь мне они не смогли. Кровотечение было слишком сильное, а срок маленький. У Вишенки не было шансов – у нас с ней не было шансов, только признаться в этом Кириллу сразу у меня не хватило решимости.
– И что будет теперь? – спросила осторожно.
Моя ладонь снова была в ладони Кирилла, вторая его рука скользила по спине вдоль позвоночника.
– Свадьба, – ответил он, глядя мне в глаза.
Его зрачки стали ещё больше и, казалось, ещё темнее. Он собрал платье у меня на спине, и оно натянулось на груди. Мы остановились посреди комнаты, хотя из телевизора так и продолжала звучать музыка.
– Я люблю тебя, Мальцева. Всегда любил только тебя.
Он обрисовал косточку на моём запястье и, выводя узоры, стал продвигаться выше. Сперва до локтя, потом к плечу. И всё смотрел-смотрел…
Я молчала. Не сейчас. Не сегодня. После свадьбы. Оля вернулась. Красивая, самодостаточная, уверенная в себе. Я на её фоне…
Мысли оборвал поцелуй в шею. Закрыв глаза, я откинула голову, и Кирилл поцеловал меня возле мочки уха.
– М-м-м, – не сдержала я стон, когда он дотронулся языком.
Почувствовала улыбку Кирилла. Влажными нежными поцелуями он прошёлся вниз и опять начал целовать шею. Прикосновение у плеча, потом к ключицам. Сгрёб подол платья и потянул вверх. Я подняла руки, помогая ему.
Всё у нас обязательно будет хорошо. Обязательно!
Задрала его футболку и провела ногтями по животу, по рельефному прессу. Кирилл напрягся. Вскинул голову, и я вспыхнула под его горящим взглядом. Судорожно выдохнула. Порывисто он перехватил мои руки и толкнул меня к спинке дивана. Под ладонями оказалась мягкая кожа.
Кирилл сдёрнул с меня трусики. Откинул со спины волосы и, прихватывая кожу зубами, поцеловал вначале одну лопатку, потом другую. Гладил бёдра, бока, живот и продолжал целовать. Царапал щетиной, оставлял невидимые ранки и сразу же зализывал их.
– Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо видел. – Его низкий голос прошёлся по самому сознанию, задевая все чувственные струнки. – Всегда была самой красивой. Как же я хотел тебя в школе…
Поцелуи стали настойчивее и чаще. Он потёрся о мои голые бёдра. Жёсткая ткань его штанов была неприятной, хотелось чувствовать его самого. Я хотела было развернуться, но он пригвоздил меня ладонью.
– Нет, Мальцева. – Поцелуй в мочку уха. Прикусил и усмехнулся. – Сегодня я осуществлю свои желания.
– Разве до этого ты их не осуществил?
Он снова укусил меня за ухо. И сразу же обрисовал мочку языком, каждый изгиб. Внутри у меня всё свело, ноги начали подкашиваться, соски напряглись. Кирилл втиснул ладонь между моим телом и диваном, обхватил грудь и, удовлетворённо заурчав, смял.
Я застонала в голос. Выгнулась. Он опять прижался ко мне бёдрами, и на этот раз штанов не было. Я застонала ещё громче.
Взяв за волосы, он приподнял мою голову. Нашёл губами губы и одновременно с этим вошёл глубоко, одним движением и до предела.
