Сальваторы защищали все миры, до которых могла дотянуться их магия, и это означало, что Пайпер была сальватором своего мира, Земли. Третий был сальватором Диких Земель. Но теперь всё стало иначе. На них обоих легла ответственность за миры, которых они не знали, но которые должны были уберечь от тварей и их нашествия.
Если Лерайе сумела спастись и нашла сальватора на Земле, могли ли сделать так же Рейна и Ренольд? Что, если у Второго мира больше сальваторов, чем все думают?
Киллиан был выдернут из рассуждений громким хлопком из глубины покоев. Тяжёлые шаги и лязг металла вкупе со скрипом кожи могли принадлежать только Магнусу. Лишь он позволял себе не таиться, когда оказывался в этих комнатах, и шагал далеко не тихо. Стелла всегда бежала, радостно подвывая, а Эйкен ещё не научился быть незаметным.
Эти дети сводили Киллиана с ума.
— Ох, какая встреча, — театрально выдохнул Магнус, проходя вглубь столовой. Он поставил найденную где-то бутылку вина на стол и грозно посмотрел на Третьего. — А я-то думал, что ты опять пропадёшь где-нибудь, совершенно забыв о моём отчёте!
Явившись в зал совещаний, Магнус не застал Третьего, хотя отчёт о выбранных охотниках уже был готов. Киллиану пришлось выслушать его с особой тщательностью, а после отправить Магнуса к целителям. Рыцарь был недоволен не только этим, но и тем, что Третий опять исчез, никого не предупредив. Киллиан не стал говорить, что предупреждение всё-таки было.
Третий запретил кому-либо говорить с Пайпер о сальваторах, потому что считал это исключительно своей обязанностью.
Пока Стелла и Эйкен рассаживались, почему-то пытаясь соблюдать все приличия, расположившийся напротив Клаудии Магнус, недолго думая, откупорил бутылку и сразу приложился к ней, будто не заметив расставленных чаш.
— Я устал, — заявил Магнус, сделав несколько больших глотков, хотя никто не просил его объясняться. — Я мечтал об этом с той самой минуты, как мы закрыли брешь.
— Пей больше, — посоветовал ему Третий.
Магнус сразу же насторожился:
— А есть особая причина? Помимо Золотца, разумеется.
— Меня зовут Пайпер, — выдохнула девушка.
— Пей, чтобы никто не поверил тому, что ты увидишь после.
Киллиан сложил пальцы шпилем. Стелла, уже вцепившаяся в баранью ногу, переглянулась с Эйкеном.
— Вы знаете, — невозмутимо продолжил Третий, ненавязчивым движением теребя серёжку-кристалл в левом ухе, — почему о сальваторе Лерайе пока никто не должен знать?
Ответ лежал на поверхности, но никто так и не озвучил его. Даже Киллиан, потому что знал — Третьему нужен не очевидный ответ, а чтобы все поняли, для чего он вообще завёл этот разговор. Если речь заходила о сальваторах, они могли полагаться на свои ограниченные знания и веру в богов, в то время как Третий говорил, полагаясь на опыт.
Однако он молчал, кончиком тонкого пальца очерчивая грань серёжки-кристалла, и медленно переводил взгляд льдисто-голубых глаз от одного присутствующего к другому. То ли проверял, действительно ли его слушают, то ли просто поддался воле Арне, порой любившем демонстрировать своё превосходство над смертными. Киллиан не понимал, как сакри, уверенный, сильный, знающий себе цену и не брезговавший напоминать, насколько он уникален, сумел выбрать Третьего, никогда не ставившего свои интересы выше чужих. И не понимал, когда грань между ними стёрлась до того сильно, что не осталось даже лёгкого следа.
— Сила раздроблена, — наконец произнёс Третий без всякого предупреждения.
Магнус подавился вином. Клаудия, всегда сохранявшая лицо, удивлённо округлила глаза и даже открыла рот, не способная выдавить ни звука. Стелла мгновенно принюхалась, будто могла почувствовать запах магии. Эйкен вжал голову в плечи и пробормотал молитву.
Киллиан на секунду прикрыл глаза. Он знал многое, даже то, что выставляло Третьего в плохом свете и что, распространившись за пределы этих комнат, могло уничтожить все его многолетние труды. Третий доверял Киллиану, потому что был принят им в род Дасмальто, потому что Киллиан стал королём великанов, а Третий всегда был верен короне и никогда от этой веры не отступался. Он даже намёка не дал, что всё может быть настолько плохо. Именно это, а не заявление Пайпер об отношении людей Второго мира к Третьему, звучало как настоящее предательство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты им не сказал? — растерянно спросила Пайпер у Третьего.
— Нет, — с лёгкой улыбкой ответил он. — Как я мог сказать им, если это касается только сальваторов?
— Я не понимаю. — Клаудия отодвинула полупустую тарелку, поставила локти на стол и положила подбородок на переплетённые пальцы. — Как Сила может быть раздроблена?
Третий не отвечал, медленно ведя кончиком пальца по грани прозрачного кристалла в серьге. Клаудия втянула воздух сквозь зубы, демонстрируя своё отношение к очередной тайне, но всё-таки выжидающе уставилась на сальватора.
Он никогда не делился своими планами, только если не считал, что предложенные кем-либо изменения могут быть лучше его собственных идей. Третий знал магию Диких Земель лучше, чем кто-либо другой, даже лучше фей, веками накладывавших чары. Он всегда обладал знаниями, которые были недоступны для других, и Киллиан, вообще-то, не должен был удивиться.
Однако эта тайна, которой Третий поделился только сейчас, спустя две сотни лет, меняла слишком многое. Если Сила была разделена, значит, при Вторжении Йоннет не могла управлять ей в полной мере. Или же Сила была разделена как раз во время Вторжения, в последние минуты жизни Йоннет?
Почему Третий никогда не говорил об этом? Почему он молчал, если не раз признавался Киллиану, что связь между сальваторами была подобна узам с семьёй, которая от него отреклась?
— Третий, — Киллиан говорил строго, холодно, желая подчеркнуть, что уйти от ответа на этот раз у сальватора не выйдет. Он может пытаться сколько угодно, но Киллиан — его король, глава рода Дасмальто, и Третий по праву крови обязан был подчиниться ему. — Когда была разделена Сила?
Третий смотрел на него молча, с вызовом в голубых глазах, сиявших магией. Такое случалось редко. У Третьего просто не находилось причин, чтобы доказывать своё превосходство Киллиану, потому что они всегда были на одной стороне. Они были семьёй, которую никто больше не сможет разрушить. Однако если Киллиан начинал сомневаться в чём-то, что касалась сакрификиумов и сальваторов, Третий менялся за считанные секунды.
— Третий, — повторил Киллиан, вложив в свой голос больше стали.
— Йоннет сражалась до последнего, и ты знаешь это, — с рычащими нотками ответил Третий.
— Я не ставлю под сомнение героизм Йоннет…
— Там не было героизма, — перебил его сальватор. — Там были только смерть, кровь и боль.
Магнус с круглыми от шока глазами взял бутылку и сделал ещё несколько больших глотков. Эйкен вжался в стул и наверняка пожалел о том, что выбрал место между Пайпер и Магнусом. Только Стелла, немного оправившись от свернувшего не туда разговора, продолжила грызть баранью ногу, с интересом поглядывая на Третьего, сидящего по правую руку от неё.
— Третий, — Киллиан примирительно поднял руки. — Я лишь хочу, чтобы ты понял…
— А я хочу, чтобы поняли вы все: Пайпер оказалась в этом мире не по своей воле. Это значит, что какая-то тварь создала новую брешь, до того совершенную, что я до самого последнего момента не смог определить её. Даже не я, а Арне. Что из этого следует?
— Герцог стал сильнее? — несмело предположил Эйкен.
Третий свёл брови к переносице и поджал губы. Его вопрос был риторическим, и ответ Эйкена был неприятным вмешательством в изложение мысли, которая сформировалась в голове Третьего. Поняв это секундой позже, Эйкен ойкнул и едва не съехал со стула, пытаясь спрятаться от обращённых к нему взглядов.
— Верно, — согласился сальватор, сдержанно кивнув. — Герцог стал сильнее. Или кто-то из других высших тварей. А это в свою очередь означает, что твари станут активнее. Возможно, они даже попытаются охотиться на нас.
