— Хорошо бы у нас был свой дом, только наш. Я устала от хлопот с жильцами. А ты?
Она положила ему на тарелку немного фасоли, картошку и кусочек курицы. Без затей, но они же одни, а Эду, кажется, вообще все равно, что есть.
— Наш дом здесь, — сказал он.
— Да, конечно. Просто я подумала — может, поискать другой дом, который будет... совсем наш?
— Столько труда в него вложено.
Эд принялся резать курицу. Вместо того чтобы отрезать маленький кусочек, он распилил всю порцию на две равные половинки.
— Эд, скажи, тебе здесь хорошо?
— Да.
Он сосредоточенно резал половинки снова пополам, целиком погрузившись в эту работу.
— Нет, ты несчастлив. Не зря же ты с дивана не сходишь.
— У нас хороший дом.
Впервые Эд поднял голову и посмотрел на нее. На тарелке у него красовалась мозаика из аккуратно разложенных кусочков, но он не начинал есть.
— Район превращается черт-те во что.
— Я городской мальчишка, — сказал Эд. — Пустые улицы, редко поставленные дома — это не по мне.
Он пренебрежительно махнул вилкой.
Редко поставленные дома... Об этом Эйлин и мечтала!
— Разве плохо куда-нибудь переехать? Начать все заново? И время подходящее — Коннелл с осени тоже будет учиться на новом месте. Мы довольно много денег накопили.
— Наш дом в сто раз лучше, чем тот, где я вырос.
— Да уж, — не удержалась Эйлин. — Это точно.
Ей было неприятно, что ее выставляют какой-то стяжательницей. Она же не дворец хочет купить! Просто что-нибудь на ступеньку выше их нынешнего жилья. Она все это затеяла в первую очередь ради Эда, но какие доводы привести, чтобы не выдать истинной подоплеки?
— Надоело, что все время кто-то ходит над головой.
— Поменяемся квартирами с Линой. Она будет счастлива. Ей уже не под силу карабкаться по лестницам.
Эйлин испепелила мужа взглядом. Он уже и стручки фасоли разрезал на аккуратные половинки.
— Здесь наша жизнь, — сказал Эд.
— А не хочется попробовать в другом районе, среди других людей?
— Я не хочу привыкать к совершенно новому образу жизни.
Эйлин прикусила язык и все-таки не удержалась:
— У тебя и так уже сложился совершенно новый образ жизни.
Под ее взглядом Эд наконец-то начал закладывать еду в рот и медленно, методично пережевывать, словно заново учился жеванию. Эйлин отложила нож и вилку, чувствуя, что зрелище сводит ее с ума.
— Нам не по карману такой район, куда тебе хочется, — сказал Эд, но как-то рассеянно.
Все его внимание занимала еда: донести до рта кусочек, перемолоть зубами и проглотить.
— Да ты понятия не имеешь, чего мне хочется, — горько промолвила Эйлин.
Денежными вопросами она давно уже не занималась. За состоянием их общего счета следил Эд, и весьма тщательно. Он же вел все дела, связанные с капиталовложениями. Вложения чаще получались удачными, поскольку Эд был весьма консервативен в выборе. Вложить деньги в злосчастную «Ферст Джерси секьюритиз» его уговорила Эйлин по совету одного врача на работе. Благодаря Эду их финансовое положение было прочнее, чем у многих ровесников с такими же или даже более солидными доходами. Но решение по поводу нового дома Эйлин не могла ему уступить. Если уж не удается пробудить в нем энтузиазм, ее энтузиазма хватит на двоих.
Эйлин стала подыскивать варианты в Бронксвилле.
— Смотри, это просто идеально! — Она показала Эду объявление в газете.
— Ты знаешь мою точку зрения.
— Ну сделай мне приятное! Дом будет открыт для осмотра в субботу. Съездим, развеемся...
— На субботу у меня другие планы.
Эйлин невольно улыбнулась такой бесхитростной уловке: Эд практически никогда не планировал семейных развлечений на выходные.
— Что за планы, расскажи?
— Билеты на бейсбол.
— Ты их уже купил? Именно на эту субботу?
— Коллега на работе их для меня припас. Я сказал, что мне нужно сперва посоветоваться с женой.
Лицо Эда осветилось надеждой, словно он и вправду верил, что сумел обхитрить Эйлин. У нее не хватило духу дальше спорить. На следующий вечер Эд с гордостью показал билеты — наверняка по дороге домой купил на стадионе. Четыре штуки взял — для правдоподобия.
В субботу день выдался прекрасный — самое начало мая, чудесная погода. На лишний билет Коннелл пригласил Фаршида. Вполне взрослые пассажиры в метро шумели как подростки — одежда с фанатской символикой делала их и вовсе похожими на детей. Эйлин невольно заразилась общим настроением. На стадионе ее ждала неожиданность: вместо того чтобы подняться на самый верх трибун, как обычно, они остановились после первого пролета лестницы. Отсюда игроки на поле выглядели непривычно близкими.
Мальчишки важно уселись на свои места, явно гордясь, что сидящие на верхних рядах им завидуют. Игроки еще разминались. Мальчишки тоже вытащили бейсбольные перчатки-ловушки. Коннелл свою обязательно брал на все матчи и носил, не снимая, по нескольку часов подряд, хотя поймать мяч у него не было никакой надежды — они всегда сидели слишком высоко. А вот сейчас появился реальный шанс.
Эд отправился покупать угощение, подробно расспросив, кому что принести. Без него мальчишки совсем расшумелись. Они так и сыпали загадочными бейсбольными терминами: «горячий угол», «свечка», «мазила», «билет в оба конца». Под их болтовню на Эйлин снизошла спокойная ясность. Ей лучше всего думалось на матчах или когда Эд слушал спортивные трансляции по радио. Она знала основные правила бейсбола, и Эд ей объяснил многие тонкости, но все равно Эйлин не могла понять трепетного отношения своих мужчин к игре. Муж и сын чтили старые биты и обтерханные ловушки, словно мощи какого-нибудь святого. По правде говоря, обширные познания Коннелла вызывали у нее уважение. И ведь запомнил же столько всего! Своего рода замена научным знаниям. Когда мужчины истово изучают статистику любимой команды, в этом у них, по сути, выражается тяга к истории. Им не пришлось воевать — страна еще слишком молода, ее прошлое кажется незначительным на фоне многовековых свершений других стран, бывших соперниц. О бейсболе говорят со священным трепетом, приглушенными голосами, как о чем-то неимоверно возвышенном. Коннелл с Эдом непременно изучают отчеты о матчах после того, как прослушают радиотрансляцию или даже увидят сам матч на стадионе. Кажется, эти обсуждения для них так же важны, как и сама игра.
Эд часто восхищался тем, как ярко тот или другой спортивный комментатор описывает игру. Эйлин не могла понять, о чем речь. На ее взгляд, все подобные статьи пишутся шаблонным языком, а их выдают за повествование эпического размаха. Сама она предпочитала сосредоточиться на более непосредственных, земных впечатлениях: запах тушеного мяса с квашеной капустой; щелчки сменяющихся цифр на табло и вслед за ними гром аплодисментов; ладонь сына, победно шлепающая ее по руке.
Эд что-то давно запропал. Эйлин принялась вертеть головой, высматривая его заметную куртку «Мемберс онли». Наконец увидела его в соседней секции: Эд перегнулся через поручни и озирался, приставив руку козырьком к глазам, как дозорный на мачте. Его теребил контролер, а корешок от билета остался у Эйлин в кармане. Эд, волнуясь все сильнее, сбросил с плеча руку второго контролера. Эйлин терпеть не могла выставлять себя напоказ в общественных местах, но контролеры могли вот-вот позвать охранников, а тогда уже получится и вовсе безобразная сцена. Эйлин встала и замахала рукой, окликая Эда по имени. Он встрепенулся и вырвался от контролеров. Те, видя, что все в порядке, гнаться за ним не стали. Эд, нагруженный подносами, спустился по проходу. Эйлин раздала еду ребятам.
Эд остался стоять возле своего сиденья.
— Ты где была, черт возьми?
Эйлин украдкой огляделось, не слушают ли их.
— Здесь была, — ответила она, стараясь говорить спокойно.
Пока никто вроде не прислушивался, но дело явно шло к скандалу.
— Я тебя везде искал! — рявкнул Эд.
— Понимаю, милый, но сейчас уже все хорошо.
— Я не мог тебя найти!
— Эд, — сказала Эйлин, — я здесь. И ты здесь. Давай смотреть игру.
Мальчишки, увлеченные едой, не обращали на Эда внимания. А он все не садился, вглядываясь в толпу зрителей, словно у них на затылках были написаны ответы на какие-то важные вопросы. Фаршид без особого интереса вертел в руках блестящий, словно восковой, кренделек. А Коннелл мигом проглотил хот-дог и принялся за свой крендель. В рядах за ними уже начинали недовольно бурчать. Эйлин потянула Эда за рукав. Он рухнул на сиденье и принялся разглаживать брючины с таким усердием, словно пытался согреться или отряхивал крошки с колен.
— А где наша еда?
— Я ничего для нас не купил.
Эйлин недоуменно тряхнула головой:
— Что же мы будем есть?
— Ты ничего не просила.
