Войдя в больничный корпус, я увидела интересное зрелище. В фойе сидели, как я поняла, родители Елены. Рядом с ними я заметила Михаила. Почему-то присутствовала Катя…
Около нее сидел мой начальник Владимир Львович.
Я подсела к бывшему помощнику бухгалтера, пока меня не увидел Михаил, и у нее поинтересовалась:
— А почему здесь так много народу?
— Сыну Высоковской срочно нужен донор. У него редкая группа крови. Поэтому тут собрались все потенциальные отцы.
Потенциальные отцы… Что-то кольнуло меня в области груди. И мой взгляд упал на Михаила. Черт! Не хочу верить грязным сплетням!
— А ты тут при чем? — отвлекла себя я.
— Мой брат имел с ней связь.
— А что он сам не явился?
— Он мертв, — глаза Кати заблестели.
Я ее чувств совсем не понимала. Она так холодна. Но почему тогда находится тут?
И внезапно она словно прочитала мои мысли и ответила:
— Хочу всем доказать, что не он был отцом ребенка. Пусть заткнут свои рты.
— Вокруг Высоковских всегда много сплетен, — вспомнила я слова Кристины.
— А ты что тут делаешь? — вдруг спросила она.
— За женихом приехала, — брякнула я.
Ну а что ей сказать: «Меня Гущин притащил зрелище посмотреть»?
— Ревнуешь, — усмехнулась она.
— Вовсе нет, — старалась я улыбаться.
Но понимала, что выгляжу жалко. Михаил здесь. И, наверняка, давно уже сдал кровь… Теперь ждет результата, который я вряд ли узнаю… Ведь не на передаче же Малахова нахожусь!
Мои черные мысли перебила, появившаяся в фойе Рубинова, мать Михаила. У меня даже поджилки все затряслись. Мои, так сказать, почти родственники рядом. Видимо, приехали поддержать родителей Елены…
Боже мой! Я так боялась, что она меня увидит… Уж, ну, никак не хочу перед ней оправдываться. К счастью, она меня тоже не заметила. Гущин, кстати, загородился газетой и пил кофе из автомата. Он отлично слился с интерьером и словно сделался невидимым для всех.
После появления Рубиновой прошло всего минут пять, когда вышла медсестра. Все родственники поднялись со своих мест и подошли к ней. Медсестра растерянно посмотрела на толпу, затем на отца Елены и дрожащим голосом спросила:
— Я… наверное, должна вас вызывать?…
— Говори уж, — отмахнулся мужчина. — Все равно через час все будут все знать.
— Хорошо, — медсестра сглотнула и стала листать ответы анализов. — Кровь Михаила Высоковского не подошла… Он не является ребенку даже дальним родственником. Соответственно, Марина Рубинова тоже, как донор, не подошла. Екатерина Ефимова, вы тоже не можете ничем помочь ребенку, — Медсестра снова перебрала бумагу и сказала: — Бонцев является на девяносто девять и девять десятых процента отцом малыша. И его данные, возможно, спасут мальчика. Просим… — пригласила она его войти в кабинет.
Мой начальник красный, словно брюква, поплелся с виноватым видом следом за молодой медицинской работницей.
Все стояли в шокированном состоянии. Я увидела, что Михаил совсем этому не удивился. Он положил руку на плечо матери, но она отстранилась, и, не сказав ни слова, вышла из больницы. Мне трудно было представить, что у нее на душе творилось…
Каково это узнать, что твой супруг изменил тебе со снохой?! Да ещё заделал ребенка!
Только после ухода Рубиновой я подошла к Михаилу. Увидев меня, он только лишь вяло взглянул на Гущина и, словно все поняв, меня поцеловал.
— Переживала? — спросил он.
— Ты надолго исчез, — сказала я, заметив, что его голос какой-то больно низкий и хриплый. Неужели плакал из-за Высоковской?
— Такие обстоятельства, — Михаил закашлялся, и тут я поняла, что у него температура! Он простыл!
— Ты болен! — сказала я.
— Ничего, выпью терафлю.
— Сереж! — позвала я Гущина.
Он неохотно приблизился.
— Только не заставляйте меня вас розами засыпать, — съязвил он.
— Повези нас домой. Пожалуйста, — добавила я, увидев его гримасу.
Михаил шмыгал носом и улыбался. Похоже, ему нравилось, что я за него беспокоюсь.
Глава 10.6
***
По дороге Сергей нам рассказывал байки про богатых тетенек, которые отжимали у своих мужей целые состояния. Уж я не знаю, к чему он эту тему завел. Возможно, думал, что Елена Высоковская могла бы так поступить с Павлом, доживи он до этого момента…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мы молчали. Миша меня крепко обнял, и мне казалось, что задремал у меня на плече. Но это только так казалось…
Как только мы подъехали к дому, он отправил Сергея за своей машиной.
Я видела, что Мишу совсем развезло. Он и не притворялся боевым. Устроился на диване, что стоял на кухне. Я еле нашла терафлю и развела теплой водой. Уж это я могу. Но увидев, как он отключается, меня охватила паника. Я ничего не умею делать, не знаю, как и чем лечить больных мужчин!
В итоге я ходила по кухне, соображая, что с Михаилом делать?… И тут мои глаза наткнулись на открытую дверь в коморку Высоковского. Я туда заглянула и увидела над монитором список телефонов «горячей линии» для охраны. И там был написан телефон семейного врача. Не задумываясь и несмотря на позднее время, я его вызвала. По телефону, я вкратце описала самочувствие больного, даже набралась наглости и попросила этого доктора привезти лекарства.
К приезду врача я уговорила Мишу лечь в мою кровать. Конечно, он ожидал иного… Но я же ждала доктора! Ведь неприлично больному хозяину валяться на маленьком кухонном диване.
Миша удивился, увидев перед собой своего врача. Но опять какой у него был сладкий взгляд, когда он смотрел на меня… Он даже мне не сделал выговор за то, что я действовала самовольно. Но так как врач привез лекарства и оставил мне распоряжение когда, чем поить и кормить пациента, то мне стало легче и не так страшно.
А с возвращением Гущина ситуация вообще улучшилась. Сергей, как нянька, носился за нами и проверял все, что я несла Высоковскому.
— Подожди, дай посмотрю… а то ненароком еще его траванешь!…
***
Гущин остался ночевать. Я сидела на кухне почти до утра и вместе с ним по старинке пила кофе. Он печатал очередную статью, а я взяла его старую тетрадь и села рисовать.
Передо мной всплывали лица.
Рубинова, мать Михаила. Такая сдержанная на вид, но с огненно карими глазами. У нее такой страстный взгляд. Она любого мужчину может превратить в пепел.
Я нарисовала ее в момент, когда она узнала результат теста ДНК. Тогда мне ее было жалко. Наверное, все присутствовавшие испытывали это чувство… И она сбежала от их сострадания.
Я ее понимала. Кому нужна жалость?
Рубинова жила во лжи. Этот скользкий человек умудрялся перед пасынками нанимать моделей в секретари.
Только Михаил это безобразие прекратил, наняв меня. Я была слишком простой для Бонцева, чтобы он мной заинтересовался. Поэтому Высоковский-младший ничем не рисковал…
Мне стало грустно. Я перевернула страницу и стала рисовать Екатерину, уходившую из больницы. И в этот момент я сразу вспомнила ее фамилию. Ефимова! Она — сестра финдира! Вот почему она там работала!
И ее-то Миша понизил?! Разве так поступают со своими?..
Ясное дело, что она на них зла. Брата посадили в тюрьму, и он там погиб, а с ней обошлись жестоко… Зачем вообще она решила прийти и помочь ребенку? Защищала имя покойного брата?..
Затем я нарисовала Гущина, спрятавшегося за газетой. Глядя на рисунок, я даже улыбнулась. Позитивный он…
И закрыла тетрадь.
Гущин еще печатал. Такой задумчивый и даже немного измученный. Поймав мой взгляд, он сразу оторвался от работы и спросил:
— Чаю?..
***
Я заснула на кухонном диване. Проснулась из-за изумительного запаха свежесваренного кофе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я заметила, что меня укрывал теплый шерстяной плед… И подумала, какой же Сережка хороший. Кому-то очень с ним повезёт…
Но открыв глаза, я увидела колдовавшего над плитой Михаила.
— Ты что встал? — спросонья я свалилась с дивана и больно ударилась коленкой.
Миша сразу подошел ко мне, сняв от огня турку, и помог мне подняться:
