Ни для кого не было секретом, что текст составлял Марти. Эмигранты воодушевились снова, приток денег усилился, и от комитета ждали новых сообщений, призывов и распоряжений. Люди хотели побед, оптимизм побеждал равнодушие, хотя никто и не мог точно сказать, что же происходит на Кубе в действительности.
ПОРАЖЕНИЕ
Когда Марти писал «Обращение 13 мая», он знал, что сама по себе высадка Гарсиа еще ничего не решает. Генерал мог рассчитывать на успех, лишь приняв командование повстанческими отрядами. Для этого горстке его храбрецов нужно было отыскать в горных лесах Орьенте группы Хосе Масео, Гильермо Монкады и Кинтина Бандераса, а потом соединиться с мамби в центре и на западе острова.
Однако и этого было мало для победы. Долгожданная, полная и всеобъемлющая, она могла прийти лишь в случае всенародной поддержки вновь начатой войны.
Тянулись недели, полные надежд и разочарований. Слухи с Кубы противоречили один другому, новые ссыльные сообщали о боях и арестах, о предательской тактике либералов-автономистов, которые слали к повстанцам своих эмиссаров, чтобы убедить их сложить оружие. Восстание только мешает реформам, кричали автономисты, преступно платить жизнью патриотов за то, что испанцы обещают дать стране в случае мира.
Марти становилось все труднее поддерживать бодрость духа среди единомышленников.
1 июня прекратили борьбу мамби Орьенте. Хосе Масео, Монкада и Бандерас так и не встретились с Гарсиа. Не зная даже о его высадке, без патронов и продовольствия они вступили в переговоры с испанцами. Мамби просили одного — возможности покинуть остров. Испанцы согласились. Но едва перегруженная шхуна с кубинцами вышла в открытое море, ее настигли испанские канонерки. Повстанцев отправили на каторгу.
Бригадный генерал Грегорио Бенитес, который должен был поднять Камагуэй, также оказался в плену. Разобщенность и неподготовленность восстания приносили свои горькие плоды.
Что мог поделать Марти? Страна не поддерживала повстанцев, это было ясно. Но он продолжал убеждать маловеров и подбадривать нытиков. В конце концов все еще могло измениться, ведь Гарсиа был на Кубе, а в Лас-Вильясе по-прежнему сражались отряды Франсиско Каррильо, Серафина Санчеса и Эмилио Нуньеса. Он говорил так всюду и только вечером, дома, позволял себе снять маску оптимиста.
Может быть, ему было бы легче, если бы не Кармен. И без ее упреков он видел, что семья на грани нищеты. Заказ от журнала «Аур» на три большие статьи под общим заголовком «Впечатления нового испанца» пришелся весьма кстати. Прислушиваясь к дыханию спящего сына, Марти исписывал лист за листом, и трагичность бежавших дней накладывала свою печать на неровные строки: «Соединенные Штаты — действительно надежда мира. Но им недостает всех тех духовных факторов, которые необходимы в качестве устойчивого прибежища для правды, свободы и человеческого достоинства».
Нью-Йорк мерцал за окном тысячами бледножелтых и голубых огней. Марти вспомнил грустную песенку негра, натиравшего недавно пол у Кармиты:
Негр сеет хлопок на холме,Негр уберет его.Белый возьмет себе деньги,А негру не даст ничего.Сидит на ветке дятел,Он учится считать.Всё белые забрали,А негр ни с чем опять.
Он спросил тогда у негра, откуда тот родом. «С Миссисипи», — ответил негр. Он уехал на север потому, что ударил белого, который приставал к его дочери. «Нас пятеро в семье, доктор, — говорил негр, — и все мы уехали через час. До утра бы нам там не дожить…»
Да, вот она, Америка, надежда мира. Негр бежал с Юга, а владельцы плантаций именно к южным штатам хотят пристегнуть Кубу. Нет, никогда! Только свобода и полная независимость! Америке еще далеко до совершенства. Так и нужно написать: «Не направляется ли вся плодотворная энергия страны исключительно на материальные цели? Когда наступят тяжелые дни, какое богатство, если не богатство духа, сможет помочь этой стране в ее колоссальном несчастье?»
Статьи были опубликованы и оценены по достоинству. Но скоро их отодвинули на задний план другие, грозные и печальные события.
Генерал Гарсиа не смог встретиться с мамби Орьенте, и 3 августа, измученный скитаниями в горах, он сдался испанцам вместе со своими едва идущими бойцами. Спустя две недели генерал-губернатор Кубы[33] Бланко докладывал Мадриду: «Я обошелся с ним хорошо и посылаю его в Испанию». «Хорошее обращение» означало арест, а «посылаю» — ссылку.
Следом за Гарсиа прекратили бои отряды Франсиско Каррильо и Серафина Санчеса. Один Эмилио Нуньес продолжал дерзко сражаться, считая, что выдвинутые испанцами условия примирения «хуже, чем в Санхоне».
Испанцам пришлось потрудиться, чтоб окружить горстку последних повстанцев в одной из долин центральной Кубы. Но и тогда отчаянный Нуньес решил сдаваться, лишь предварительно связавшись с комитетом в Нью-Йорке. Бланко мог, конечно, просто раздавить мамби силой своей артиллерии, сконцентрированной вокруг их лагеря. Но он решил не будоражить общественное мнение такой «победой» и согласился. Нуньес послал офицера в Нью-Йорк. Гонец вернулся с письмом, подписанным Марти и Ламадрисом. Комитет разрешал Нуньесу сдаться.
Прочитав письмо, Нуньес длинно выругался. Собственно говоря, он не ожидал иного распоряжения, но все же было горько отправляться в плен, ничего не добившись и потеряв столько храбрых товарищей.
— Это еще не все, — сказал вернувшийся из Америки капитан. — Вот личное письмо от Марти.
Нуньес вскрыл конверт, злясь еще более. Вечно эти поэты размазывают то, что можно сказать в двух словах.
«Считаю бесполезным для вас и для нашей родины дальнейшее пребывание ваше и ваших товарищей на поле сражения».
Ну, чтобы сказать это, незачем было писать еще одно послание. Что дальше?
«Такие люди, как вы и я, должны желать для нашей родины радикального освобождения. Оно необходимо, и пусть оно придет с помощью силы сегодня, завтра или когда бы то ни было, но — лишь когда оно станет возможным, в единственно нужный и безошибочно избранный момент. И у нас должен быть тщательно обдуманный, величественный план строительства новой страны».
Нуньес смягчился. Марти прав.
«Наша честь, наше дело требуют, чтобы мы покинули поле боя. Мы не заслужили и не должны заслужить репутацию таких профессиональных революционеров, которые способны жертвовать благородными жизнями ради своих целей, — пусть даже неоспоримо честных! — целей, триумф которых сейчас невозможен».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
