Я поднимаюсь на ноги и, прислонившись к Восторгу, с рыданиями утыкаюсь лицом в лошадиную гриву.
Глава 12
В шесть утра просыпаюсь от сигнала будильника и оказываюсь в полном одиночестве на кожаной кушетке. Хочется плакать, что я немедленно и делаю.
Однако ровно через полтора часа мне уже надо быть в Уайлдвуде и присутствовать на собрании команды перед соревнованиями. Натали недвусмысленно намекнула, что явка родителей на это мероприятие строго обязательна, так как наш долг – оказать поддержку своим чадам. Соскользнув с кушетки, становлюсь на колени и кладу голову на пропитавшиеся затхлым запахом плесени шерстяные одеяла. Ничего более достойного в качестве постельного белья мне вчера под руку не подвернулось. Снова отчаянно реву. Прошлым вечером, когда я наконец выбралась из денника Восторга, меня ждал в спальне сюрприз. Пока я наводила красоту в стремлении сразить наповал великую любовь своей жизни, а может, когда эта любовь разлеталась на мелкие осколки – точно не скажу, – Фредди надумал переселить свое потомство ко мне на кровать. И у меня, естественно, не поднялась рука, чтобы потревожить крошечных беспомощных котят с закрытыми глазками и приплюснутыми ушками. Особенно если учесть количество выпитого до этого шардоне. Вот и пришлось рыться в бельевом шкафу в ванной, что находится в моем жилище в конюшне. Ничего лучшего, кроме ужасных колючих одеял, отыскать не удалось, и я была вынуждена расстелить их на кожаной кушетке, чтобы обливаться горькими слезами в темноте. Через три часа стало ясно, что самостоятельно не уснуть, и я решила прибегнуть к помощи снотворного, сравнимого по действию с ударом резиновой дубинки.
Но едва удалось погрузиться в сон, как затрещал проклятый будильник.
Стоит титанических усилий подняться и доползти до ванной комнаты. Однако надо поторапливаться, так как впереди ждет довольно длинная дорога, а я еще даже не упаковала вещи, необходимые для четырехдневного путешествия.
Стою в дверном проеме рядом с зеркалом и любуюсь на незнакомое создание, сильно смахивающее на болотную кикимору.
Ничего удивительного, ведь почти всю ночь напролет я проревела, и вот результат: лицо отекло, нос покраснел и распух, а под глазами багрово-черные круги. Но с этим еще можно смириться. Самое ужасное, что по всему лицу пошла сыпь, похожая на экзему. Наверное, реакция на шерстяные одеяла.
От собственного отражения в зеркале хочется рыдать, что я незамедлительно и делаю. Потом долго плещу на лицо холодную воду. Иными средствами пользоваться не решаюсь, чтобы сыпь не стала еще заметнее.
В конце концов, приходится заняться сборами, так как через четверть часа надо отправляться в путь.
* * *
Останавливаю машину возле дома, чтобы попрощаться с Мутти. Мой внешний вид приводит ее в состояние шока.
– Отвратительно выглядишь.
– И чувствую себя так же скверно.
– Провела бессонную ночь?
– В общем, да. А он заходил сюда вчера вечером?
Мутти лишь пожимает плечами в ответ.
– Ведь заходил же, так?
– Я выключила свет и не открыла дверь. Полагаю, потом он направился в конюшню?
– Да.
– Ну и что дальше?
– Да ничего. Представляешь, Мутти, он хотел подарить мне серьги!
– Знаю-знаю.
Мутти меня обнимает, а поскольку я гораздо выше, чтобы положить ей голову на плечо, приходится наклониться. Мутти гладит меня по волосам, что-то ласково приговаривая. Пошмыгав носом, направляюсь к машине.
– Ты в состоянии сесть за руль? – тревожится Мутти.
– А какая разница? Все равно придется ехать. Если не появлюсь вовремя, Ева меня убьет.
– Даже если узнает о причине?
Бросаю на Мутти отчаянный взгляд.
– Да-да, ты права, – вздыхает Мутти. – Садись в машину, а я принесу кофе.
Беспрекословно выполняю распоряжения Мутти. Насколько легче становится жизнь, когда кто-то берет бразды правления в свои руки.
Включаю зажигание, а Мутти уже выходит из дома с моей походной кружкой в руках. Харриет тащится следом, семеня коротенькими лапами по наклонному съезду. Сейчас она похожа на сороконожку. Собака становится на задние лапы, пристроив передние на дверцу машины. Просится, чтобы впустили.
Я открываю окно и забираю у Мутти кружку. Она с удивлением осматривает заднее сиденье.
– Что это здесь?
– Мои вещи.
– С какой стати ты упаковала их в пластиковые пакеты для продуктов? – не верит глазам Мутти.
– Ева забрала все чемоданы.
– Господи, у нее было достаточно времени, чтобы освободить их. Непременно привези чемоданы обратно.
– Хорошо.
– Что-то мне неспокойно на душе. – Мутти стоит, сложив на груди руки, и, прищурившись, смотрит на меня. – Хочешь, поедем вместе?
– Не надо, все нормально.
– Точно?
– Абсолютно. Кроме того, в отеле не разрешается держать домашних питомцев.
Мутти переводит взгляд на Харриет. Такса, свесив на сторону язык, с нетерпением ждет, когда ее пригласят в машину. Мутти подхватывает собаку на руки и прижимает к себе.
– Позвони, когда доберешься до места, – напоминает Мутти. – А еще регулярно сообщай, как идут дела у нашей девочки.
– Обязательно.
Мутти наклоняется к окну, чтобы меня поцеловать, а Харриет, воспользовавшись подходящим случаем, изгибается всем телом и лижет мне лицо.
Итак, мораторий на собачьи поцелуи отменяется.
* * *
Я приезжаю с опозданием. Около Бетлехема пролился очередной поток слез, и я пропустила нужный поворот. Заметила ошибку уже у самого Вермонта.
Парковочная стоянка перед конюшней Натали забита машинами. В центре, задом ко входу, выстроились в линию три серебристо-малиновых трейлера.
Нахожу местечко, где пристроить машину, и иду через сияющую чистотой конюшню Натали. Лошади, что едут в Страффорд, стоят в денниках, закутанные с головы до ног в специально предназначенное для транспортировки одеяние из толстого красного нейлона. В предвкушении грядущего события они беспокойно ходят по денникам.
Слышу голос Натали, доносящийся из комнаты отдыха, и направляюсь туда.
Натали сидит на белом пластиковом стуле спиной к двери, а девочки и их родители расположились полукругом перед ней, словно в студенческой аудитории.
Понимаю, что проскользнуть незамеченной не удастся.
Ева сидит сзади, а рядом с ней – пустой стул. При виде меня у дочери глаза вылезают на лоб.
Стараюсь не привлекать к себе внимания, намереваясь побыстрее прошмыгнуть мимо Натали, но терплю неудачу. Натали умолкает на середине предложения и ледяным тоном обращается ко мне:
– Рада, что вы решили присоединиться к нам, Аннемари.
– Простите, – лепечу я и, глядя в пол, пробираюсь к Еве. – Трудности на дороге.
Ева сидит в заднем ряду. С одной стороны, это хорошо, а с другой – никуда не годно. Плохо, потому что я вынуждена проходить мимо присутствующих в комнате людей, а хорошо, потому что, оказавшись на месте, вижу перед собой абсолютно всех, а меня никому не видно.
Сажусь рядом с Евой и облегченно вздыхаю. Слава богу, Натали продолжает свою речь.
– Естественно, первое, что вы должны сделать, – это разместить лошадей. И только после того как они окажутся во временных денниках и вы тщательно проверите все и вся…
– Ма! Да что с тобой стряслось? – свистящим шепотом спрашивает Ева.
– Просто выдалась тяжелая ночь.
Выпучив глаза, дочь не отрываясь смотрит на меня и некоторое время молчит.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – наконец интересуется она.
Забота Евы трогает до слез. Я-то думала, что сейчас меня назовут ведьмой с Лысой горы.
– Я… у меня… – бессвязно бормочу я.
– Аннемари! Ева! Вы меня слушаете? – громовым голосом вопрошает Натали.
Мы с дочерью обмениваемся полными ужаса взглядами, и я, словно школьница, выпрямляю спину.
– Да, мэм, – откликается Ева.
А я от страха не могу произнести ни слова.
– Вот и хорошо, – успокаивается Натали, продолжая некоторое время смотреть на нас в упор. – Машина Марго приказала долго жить, поэтому нам не хватает нескольких ремней безопасности. Так что некоторым девочкам придется догонять нас в компании с родителями. Ева, поскольку тебе с мамой не терпится поскорее отправиться в путь, будешь одной из них. А еще Крис, Колин и Даниэль.
Названные девочки вертят головами, с ужасом глядя друг на друга, а потом обиженно дуются на родителей.
Встретившись глазами с дочерью, я лишь пожимаю плечами и, запинаясь, прошу прощения. Но Ева неумолима. Сидит, повернувшись лицом к манежу. Губы поджаты, руки скрещены на груди.
* * *
В машине стоит мертвая тишина.
– Посмотри, Ева, мы проезжаем мимо крытого моста, – пытаюсь я отвлечь дочь. – Какая на нем стоит дата? Обычно наверху висит маленькая табличка.
Всем своим видом Ева выражает неприкрытое недовольство.
– В чем дело? – бодро спрашиваю я.
– Мне плевать на какой-то дурацкий крытый мост!
– Так нельзя. Мост очень древний и красивый, а кроме того, является частью нашего наследия.
