Днем встречаюсь с Евой, когда она гоняет Флику на корде.
– Ева! – Складываю ладони рупором, чтобы докричаться до дочери. – Ева, обедать!
– Сейчас, бегу!
Прищелкивая языком, Ева регулирует корду и пускает Флику рысью.
– Флика делает успехи, – хвалю я, намереваясь завести разговор с дочерью.
– Ага! – радуется Ева. – Рысью, Флика, рысью! Молодец, девочка!
Немного подождав, я отказываюсь от мысли побеседовать с Евой.
* * *
На кухне Мутти ставит на стол блюдо с нарезанными ломтиками помидорами и свежей моцареллой. Все очень красиво сервировано: дольки помидоров чередуются с сыром, а между ними разложены листики базилика, сбрызнутые бальзамическим уксусом.
– Где Ева? – интересуется Мутти.
– Гоняет Флику на корде. Обещала прийти к обеду. – Я иду к раковине, намереваясь вымыть руки. – Да, я уже говорила, что Ева теперь лысая?
Некоторое время Мутти молча смотрит на меня, а затем медленно движется к столу и садится.
Через четверть часа Ева вихрем влетает на кухню.
– Привет, бабуля!
– Мы не виделись пять дней, и у тебя не нашлось для меня других слов? Только «Привет, бабуля!»?
Сняв сапоги, Ева бросает их у двери и бежит к Мутти, чтобы поцеловать в щеку.
– Ну вот, уже лучше, – улыбается Мутти.
– Как тебе нравится моя новая прическа?
– Отвратительно. Кроме того, ты опоздала к обеду. Ведь обещала же матери прийти вовремя.
– Но ведь я же здесь! Просто надо было отвести на место Флику. – Ева с невинным видом усаживается за стол.
– Нет уж! – грозит пальцем Мутти. – Сначала вымыть руки!
С тяжким вздохом Ева направляется к раковине.
А Мутти уже нарезает ломтиками хлеб за кухонным столом.
Заняв свое место, Ева с неодобрением смотрит на стоящую перед ней тарелку.
– Да будет вам известно, я больше не ем сыр, – сообщает она.
Эта новость сражает Мутти наповал и на некоторое время лишает дара речи.
– Прости, не поняла? – выдавливает она наконец.
– Я теперь – веган.
– Ах вот как. Значит, веган, – машинально повторяет Мутти.
– Точно! – с сияющим видом подтверждает Ева и начинает выбирать дольки помидоров и листья базилика, откладывая в сторону сыр. – Нас четверо. Большинство девочек тоже вегетарианки, но мы круче!
– А может, лучше промыть помидоры и базилик? Вдруг они набрались скверны от сыра? Что скажешь? – с убитым видом предлагает Мутти.
– Не, и так сойдет! – великодушно разрешает Ева и, разложив на коленях салфетку, берет нож и вилку. Держит их, как принято в Европе: вилку вверх ногами в левой руке, а нож – в правой.
Мутти беспомощно моргает, а потом направляется к холодильнику за вином. Я с благодарностью принимаю бокал, размышляя о новых кулинарных пристрастиях дочери. Пытаюсь вспомнить блюда, которые употребляют в пищу веганы, но на ум приходит только арабский салат «Табуле». Хотя по поводу «Табуле» тоже возникают некоторые сомнения.
* * *
После обеда, захватив корзину с чистым постельным бельем, иду в свое жилище, что находится в конюшне, и застаю там Еву. Скрестив ноги, дочь восседает на моей кровати и угощает Фредди тунцом из консервной банки.
– Ева! – Возмущению нет предела. Пытаюсь подпереть бедром корзину.
– А, привет, мамуля! Посмотри-ка, я нашла Фредди.
– Вижу. А теперь объясни, чем ты занимаешься?
– Пытаюсь с ним подружиться.
– И поэтому кормишь кота тунцом на моем пуховом одеяле?
Ева едва заметно поднимает брови, будто нарочно хочет меня разозлить. Она гладит кота по спине, почесывает возле хвоста, и тот тает от удовольствия.
– Неужели нельзя взять тарелку. А тунец в масле или собственном соку? – Я осторожно приближаюсь к кровати.
Дочь берет в руки банку и утешает:
– В собственном соку.
Потом запускает руку внутрь и извлекает кусочек тунца, предназначенный для Фредди. Кот съедает угощение из рук и начинает прохаживаться перед Евой, сладко мурлыча и прижимаясь к ней всем телом.
– Спасибо, Господи, за твои милости! – вздыхаю я.
– Не переживай, мы с котиком такие опрятные. Только посмотри. – Ева протягивает палец, и Фредди слизывает остатки сока. – На кровать не попало ни капли.
– А я думала, ты веган.
– Так и есть. А в чем дело?
– И тунец не оскорбляет твои изысканные вкусовые ощущения?
– П-ф-ф-ф! – фыркает Ева. – Ведь коты не веганы. И потом, рыбу можно приравнять к овощам.
– Интересный ход мыслей. И с какой же стати?
– И у тех, и у других практически отсутствуют мозги.
– Интересно, а индейку веганы признают в качестве пищи? У нее тоже крошечный мозг.
– Ну, что ты, мама!
Поставив корзину с бельем на пол возле туалетного столика, тоже присаживаюсь на кровать, которая жалобно скрипит под нашей тяжестью.
Фредди, радостно урча, перекатывается с бока на бок, демонстрируя на удивление толстый живот. На мощных лапах между пальцами виднеются пряди густой шерсти.
– Будешь и дальше потчевать кота тунцом, он откажется ловить крыс.
– Я завтра возвращаюсь к Натали, так что можешь всю неделю кормить его одними крысами. Только не понимаю, почему нельзя угостить его чем-то вкусненьким, пока я дома?
Пока я дома.
От слов дочери слезы навертываются на глаза. Изо всех сил стараюсь сдержаться, а потом, плюнув на все, крепко обнимаю Еву.
– Я по тебе сильно скучала, – шепчу я, уткнувшись носом в голый череп.
Забыв о банке с тунцом, Ева бросается мне на шею.
– И я скучала, мамочка!
Хлюпаю носом в плечо дочери.
Фредди с противным мяуканьем разгуливает сзади. В следующее мгновение чувствую, как чьи-то лапы карабкаются по спине. Видимо, кот решил прикончить остатки тунца.
* * *
Я благодарна судьбе за минуты близости с дочерью, однако кормежка кота на пуховом одеяле повлекла за собой ряд серьезных проблем.
Во-первых, отведав однажды тунца, Фредди больше не прикасается к кошачьему корму. Предназначенная для него миска оставалась нетронутой в течение нескольких дней, а потом ее содержимое пришлось выбросить. Тем не менее крысиные головы Фредди находит вполне съедобными. Но только головы, а тушки он оставляет в конюшенном проходе. И это вызывает недоумение. Истребление грызунов является смыслом существования котов его породы и основным ремеслом. Но я по наивности полагала, что Фредди будет съедать их целиком, а не удовлетворится отчленением голов. Обнаружив впервые обезглавленный труп с задранными вверх отвратительными розовыми лапками, я пронзительно завизжала и бросилась наутек. Рабочие смотрели мне вслед, недоуменно пожимая плечами.
Теперь тела лишенных голов грызунов валяются повсюду, что лишний раз доказывает мою правоту: без Фредди нам действительно не обойтись. Только я уже и сама не знаю, что лучше: смириться с засильем крыс и кормить Фредди тунцом или проявить настойчивость и продолжить операцию по уничтожению мерзких грызунов.
А пока я терзаюсь сомнениями, приходится следить за каждым своим шагом, дабы не наступить нечаянно на мертвую крысу. Моя признательность рабочим на конюшне не имеет границ. Эти добрые люди по мере сил уносят отвратительные тушки в неизвестном направлении, а я, чтобы как-то их отблагодарить за чуткость, регулярно приношу в комнату отдыха горячие пончики.
Стараюсь не думать о грызунах, когда Фредди забирается ко мне на колени и трется мордочкой о щеку. Чувствую его острые коготки, и совсем не хочется вспоминать, что кошачьи зубы являются оружием массового уничтожения ненавистных крыс.
Вторая, еще более серьезная проблема, возникшая после того, как Фредди отведал тунца на моей кровати, заключается в том, что он облюбовал для сна пуховое одеяло. Никакое другое место его не устраивает.
Первые неприятности начались в воскресенье вечером, через несколько часов после поедания тунца. Едва мы с Харриет улеглись в постель, как послышались жуткие, полные отчаяния завывания. Концерт продолжался ровно сорок три минуты. Это абсолютно точно, так как я следила по часам, в надежде, что Фредди, в конце концов, образумится и угомонится.
И ошиблась.
Сначала я решила не обращать внимания на раскатистые рулады и забралась под одеяло, накрыв голову подушкой. С зубовным скрежетом я возносила молитвы всем кошачьим богам, но Фредди не унимался. Теперь он стал бросаться на дверь и царапать ее когтями в стремлении проложить себе дорогу к заветной цели. Подумать только, когда я брала домой Фредди, дополнительные пальцы на лапках казались такими прелестными! А теперь они царапали о дверь с неистовой силой, и Харриет в панике закрыла морду лапами. Ну, и что мне оставалось делать? Разумеется, я впустила негодного кота в спальню.
Фредди рысью вбежал в комнату, запрыгнул на кровать и обосновался в ногах, попутно толкнув Харриет. Такса заворчала, потом закрыла глаза, и наконец-то наступила долгожданная тишина. Скользнув под пуховое одеяло, я по очереди ощупала ногами два теплых комочка. Господи, ну почему я не проявила сообразительность и не впустила Фредди сорок три минуты назад?
