Я попал в ловушку. Мне хочется расплакаться, завыть, броситься бежать куда глаза глядят, но я ничего не могу поделать. Нужно немедленно вырваться отсюда, но мне некуда деться, и выхода в ближайшее время не предвидится.
Жуткий, леденящий душу страх. Глаза щиплет от смеси пота и слез. Я задыхаюсь. Мне кажется, что еще миг — и я упаду. И при этом все вокруг внимательно смотрят на меня. Холодная равнодушная толпа словно уставилась прямо в мою надтреснувшую душу. Я морщусь, закрываю глаза и чувствую, как подгибаются колени. А поезд оглушающе ревет, и я с такой силой цепляюсь за кожаный ремень-петлю, что белеют костяшки пальцев.
Каким-то образом мне удается взять себя в руки, и я доезжаю до следующей станции. Пошатываясь и спотыкаясь, выхожу из вагона, поднимаюсь вверх по эскалатору и вырываюсь на свет, к свежему воздуху. Я глубоко дышу, набирая полные легкие животворящей свежести. Проходит несколько минут, дрожь в теле унимается, и я отправляюсь домой пешком. На это уходит очень много времени, потому что я забрался слишком далеко. Улицы полны горожан, спешащих на работу или в школу, и все они идут мне навстречу.
Дорога домой пролегает через парк, и на газоне я замечаю Джорджа Чана.
Его лицо кажется одновременно и старым, и юным. Он высоко держит голову, спина прямая. Он не видит меня. Похоже, он вообще не замечает никого и ничего вокруг. Я стою тихо и наблюдаю за его медленным танцем: руки движутся, как при ударах, но в них не чувствуется агрессии; ноги тоже совершают такие движения, что на первый взгляд может показаться, будто он бьет невидимого врага, но и тут не ощущается никаких особых усилий. В каждом движении старика сквозит удивительная легкость.
И тут я понимаю, что никогда в жизни не видел человека, настолько комфортно чувствующего себя в собственном теле.
— Я хочу, чтобы вы занимались со мной, — говорю я Джорджу Чану. — Я хочу научиться искусству тайчи.
Мы сидим в ресторане, в «Изысканной кухне Теннесси генерала Ли» на Холлоуэй-роуд. Джордж завтракает. Он выбрал себе хрустящие куриные крылышки с жареным картофелем. Конечно, можно было бы предположить, что такой человек, как Джордж Чан, должен избегать заведений, где продается фаст-фуд. Джорджа легче представить сидящим на корточках перед миской дымящегося риса. Но это ошибочное мнение. Джордж считает, что еда у «генерала Ли» простая, и его это устраивает. Более того, он обожает такую пищу.
— Заниматься с тобой тайчи, — произносит он так, что я не могу понять: вопрос это или утверждение.
— Мне нужно что-то предпринимать, Джордж. Я серьезно. Мне кажется, что я начинаю разваливаться на части. — Я не говорю ему о том, что ощущаю. Не объясняю, что хочу чувствовать себя уверенно в своем теле и желаю быть таким же, как он. Умалчиваю, что устал быть самим собой, причем настолько, что в это невозможно поверить. — Мне нужно стать более спокойным, — говорю я. — Я сейчас даже не в состоянии расслабиться, не сплю по ночам. А иногда начинаю задыхаться.
Он только пожимает плечами.
— Тайчи помогает расслабиться. А еще контролирует стресс. И все другие проблемы современного мира. Жизнь очень беспокойная.
— Это верно, — тут же соглашаюсь я. — Жизнь исключительно беспокойна. А я уже ощущаю себя стариком. И у меня болит буквально все, Джордж. Во мне нет никакой энергии. Я чувствую страх, самый настоящий страх, но при этом не понимаю, что именно со мной происходит. Все вокруг как будто давит на меня.
— Ты все еще тоскуешь по жене.
— Да, это так, Джордж. Но любая неприятная мелочь, которая происходит в моей жизни, кажется настоящей трагедией. Вы меня понимаете? Я уже не могу сдерживаться. Мне хочется плакать. — Я пытаюсь выдавить из себя смешок. — Я попросту схожу с ума, Джордж. Помогите мне! Пожалуйста.
— Тайчи помогает при всех этих неприятностях. Снимает напряжение. И усталость тоже.
— Это как раз то, что мне нужно.
— Но я не могу обучать тебя.
Я совсем падаю духом. Я так долго набирался мужества, чтобы подойти к нему с этой просьбой, что мне и в голову не приходило, что он может отказать. Потрясенный услышанным, я молча наблюдаю, как Джордж расправляется с крылышками, и надеюсь услышать от него дальнейшие объяснения. Но трапеза не прерывается. Очевидно, он уже все сказал.
— Но почему? — не выдерживаю я.
— Это займет слишком много времени.
— Но я видел, как вы обучаете других людей. Очень часто рядом с вами занимается еще кто-то.
Он смотрит на куриные крылышки в своей тарелке и улыбается.
— Но при этом каждый раз ты видишь другого. Другого мужчину или другую женщину. Они приходят лишь на несколько занятий. Потом перестают приходить. Это потому, что у западного человека нет терпения для изучения тайчи. — Он смотрит на меня, держа в руке крылышко. — Но это не пилюля. И не наркотик. И не волшебство. Чтобы тайчи стало полезным, потребуется много времени. Очень много. А у западного человека его нет.
Меня так и подмывает сказать ему, что у меня-то как раз времени полно, но я даже не утруждаю себя раскрыть рот. Потому что неожиданно вижу себя с Джорджем в парке. Мы стоим в черных костюмах и совершаем медленные движения, больше похожие на вальс. А где-то там под нашими ногами, на глубине сто метров, мчатся переполненные людьми поезда подземки. И этот образ кажется мне смешным и нелепым.
Джордж прав. Существуют танцы, которыми вам не суждено овладеть. Сюда же относятся и спокойствие, и умиротворение, и удивительное изящество. Кого я хочу обмануть?
Ничего этого во мне нет.
16
Хироко уезжает в Японию на рождественские праздники. Мы встречаемся на Паддингтоне, под огромной елкой, наряженной цветными коробками (видимо, под ними подразумеваются подарки), и садимся в автобус-экспресс, который доставит нас до аэропорта.
Я чувствую себя как-то странно, прощаясь с этой девушкой. С одной стороны, мне грустно отпускать ее. С другой — я рад тому, что испытываю какие-то эмоции. Значит, я еще не превратился в бесчувственное бревно. Хотя, и это тоже очень важно, эмоции мои не очень-то яркие.
У входа в зал вылета мы обнимаемся, и Хироко машет мне рукой до тех пор, пока не подходит к стойке паспортного контроля. После этого я еще некоторое время брожу по терминалу № 3, потому что домой возвращаться не хочется. А в аэропорту бушуют сильнейшие эмоции. Влюбленные прощаются друг с другом и встречаются снова. Семьи разделяются и воссоединяются опять. Здесь много обнимаются, часто смеются и без конца целуются.
В зале вылета довольно занятно наблюдать за пассажирами и провожающими, но гораздо интереснее это делать в зале прибытия. Наверное, потому, что, когда вы сами прилетаете, у вас нет такой возможности. Вы не знаете, когда нужно сказать: «Здравствуй!», а расставаясь, с точностью до минуты понимаете, когда пора прощаться. Когда вы встречаетесь, это «здравствуй!» рождается само собой. Люди, в нетерпении ожидающие своих родных и близких, не знают, когда перед ними наконец мелькнет знакомое лицо. А потом они увидят его, любимого, желанного, улыбающегося, несмотря на жуткое расстройство биоритмов в связи с перелетом через несколько часовых поясов. Он будет нести чемоданы или толкать перед собой тележку с багажом, готовый принять ваши поцелуи, обнять вас до боли и все начать сначала.
Но в зале прибытия я замечаю и кое-что еще. Здесь очень много молодых женщин, приезжающих в Англию, чтобы изучить язык. Куда ни глянь — повсюду видны блестящие черные волосы и ясные карие глаза. И поток красавиц не прекращается.
Это просто какое-то чудо.
А там, за разделительной перегородкой, их уже ждут скучающие шоферы такси и жизнерадостные представители всевозможных школ иностранных языков. Последние стоят с картонными табличками, плакатами и дощечками, в нетерпении ожидая прилета очередного авиалайнера из Осаки, Пекина, Сеула или откуда-то еще. Оттуда, где Рождество практически не празднуют.
Я стою в толпе женщин и мужчин, держащих плакаты. МИСС СУДЗУКИ, КИМ ЛИ, ШКОЛА ГРИН ГЕЙБЛЗ, ТЭСУН ЛИ, МИВАКО ХОНДА И ХИРОМИ ТАКЕШИ, ОКСФОРДСКАЯ ШКОЛА АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА. МИСС ВАНТ И МИСС ВАНГ… Внезапно я понимаю, что в нашем городе очень много молоденьких женщин, мечтающих выучить английский язык.
К третьему терминалу прибывает бригада азиаток. В других терминалах, без сомнения, можно обнаружить скандинавский полк и батальоны из стран Средиземноморья. Их тут тысячи, целая армия девушек, и свежие подкрепления вливаются в их ряды каждый день.
Впервые за долгое время я осознаю, что мне нет причин чувствовать себя одиноким.
Некоторые из этих молоденьких женщин — смеющихся, уверенных в себе, стремящихся поскорее начать новую жизнь — сразу находят нужные таблички или смело отправляются в город на машине. Другим требуется время, чтобы прийти в себя после перелета и сориентироваться. Они беспомощно бродят возле ограждения и высматривают свои фамилии на плакатах, которые представители учебных заведений поднимают повыше. Прибывших девушек охватывает волнение. И я искренне переживаю за них.
