— Для него наступили трудные времена, — поясняет Ванесса, показывая мне фотографию, где они оба, счастливые, стоят у входа в какой-то сельский кабак. — Ему нужно обязательно находиться со своей семьей. — Она ставит снимок на место. — С детьми. И с ней. Но он с ней уже давно не спит. Правда не спит.
В эту ночь с Ванессой сплю я, и это ее немного приободряет. Не из-за того, что я обладаю головокружительной техникой секса, а потому, что ей кажется забавным, что она оказалась со мной в одной постели. Физически она ничем не напоминает ни Йуми, ни Хироко. Все у нее другое. И волосы, и грудь, и бедра, и кожа. И это новшество возбуждает меня (да и сам я очень «возбудительный»), и я уже готов наговорить ей кучу всяких глупостей. К счастью, ее полуулыбка останавливает меня от произнесения ненужных слов. Я понимаю, что эту ночь она не принимает всерьез, ведь ее сердцем уже владеет другой мужчина, потому совершенно не обижаюсь.
Чуть позже Ванесса начинает плакать в подушку, а я просто молча обнимаю ее. Я не задаю дурацких вопросов: «Что с тобой, дорогая? Что случилось?» Я знаю наверняка: что бы там ни было, оно никак не связано со мной.
Я лежу с открытыми глазами в темноте на чужой кровати и вспоминаю Йуми. Потом Хироко. Потом начинаю думать о Ванессе. Затем о том, как бродил по залам прибытия в Хитроу. И еще о том, как понял, что никогда не буду снова одинок.
Более того, я догадался, почему меня так притягивали девушки, прибывшие в Англию. Нет, вовсе не потому (как мог бы предположить психиатр), что мне нравятся случайные связи и я боюсь иметь постоянную партнершу.
А потому, что все они находятся далеко от родного дома. И даже если здесь они заведут себе множество новых друзей и подруг, если они почувствуют себя счастливыми в этом городе, все равно наступит время, когда им станет по-настоящему грустно. У этих юношей и девушек нет в Лондоне человека, который всегда был бы рад их компании. И им не нужно постоянно торопиться домой к кому-то близкому и желанному. В каком-то смысле они здесь остаются удивительно одинокими.
И, как это ни забавно, в этом они чем-то напоминают меня самого.
17
Я остаюсь верен своей жене.
Даже когда нахожусь в постелях других женщин, которые иногда разговаривают во сне на незнакомых языках, я все равно храню ей верность. Потому что никто другой меня не трогает. Никто даже близко не напоминает мне Роуз.
Я начинаю понимать, что для меня такое состояние является чем-то вроде благословения. Любить без любви — это нечто уже не столь страшное, как казалось раньше. Находиться где-то за пределами боли, там, где тебя никто не обидит и никто у тебя ничего не отнимет, — разве это плохое место для существования? Многое можно рассказать о не имеющих большого смысла и ничего не значащих отношениях. По большей части многие их просто недооценивают.
Во время таких свиданий никто никому не лжет. Эти своеобразные «сделки» проходят абсолютно честно, без обмана. И между прочим, съемные комнаты, где все происходит, вовсе не холодные пустые коробки, скорее наоборот. К тому же в наших отношениях нет тоски и занудства, никто из нас не находится в постоянном поиске выхода из создавшегося положения. Мы здесь, потому что мы сами того захотели. И нам не грозит смерть от тысячи ранений, которые человек получает, находясь в браке. Нет, нам опасаться нечего. Да и кто сказал, что в таких отношениях нет смысла?
Вы мне нравитесь, вы очень милый.
Неужели и в этих словах не улавливается некое разумное начало?
Или, может быть, это как раз и есть весь тот смысл, который мне требуется?
Все идет кувырком с того момента, когда Ванесса решает преподнести мне яблоко.
В дверь учительской кто-то стучится, и Хемиш идет открыть ее, чтобы впустить посетителя. Через пару секунд он поворачивается и вопросительно смотрит на меня. Его идеально выщипанные брови удивленно приподнимаются. На красивом лице появляется кривая усмешка. За его плечами я вижу улыбающуюся блондинку. Это Ванесса. В руке она держит блестящее красное яблоко.
Что ж, такой подарок весьма наглядно демонстрирует характер Ванессы.
Здесь проявились и ее искренняя страсть, и чуть насмешливый тон.
— Я хочу передать яблоко своему учителю.
— Как это мило!
Затем она нежно целует меня в губы, и со стороны это кажется лишь безобидной шуткой. Впрочем, для нее это так и есть.
На лестнице появляется Лайза Смит, и сцена, происходящая между нами, видна ей во всей красе. Ванесса отворачивается и смеется. Она не замечает директора. А может, ей просто все равно. Но Лайза успевает испепелить меня взглядом. Кажется, что сейчас она мечтает о том, чтобы мой труп завтра обнаружили где-нибудь за городом, на обочине сельской дороги. В следующий миг она скрывается в своем кабинете, расположенном напротив учительской.
Хемиш и Ленни внимательно смотрят на меня, словно ожидая объяснений. Потом Хемиш что-то бормочет в мой адрес, но я не могу разобрать, что именно. То ли он произнес: «По-моему, ты влипнешь!» (имея в виду Ванессу), то ли «Помой его, а то влипнешь!» (имея в виду яблоко).
Ленни быстро приходит в себя после увиденного и говорит то, что думает:
— Ванесса? Но у тебя, приятель, по-моему, нет постоянной визы на ее родину, если не ошибаюсь. К тому же, кажется, ты не собираешься туда мчаться сломя голову по свежепрорытому евротуннелю.
Прежде чем я успеваю придумать какую-нибудь достойную отговорку, в учительской звонит телефон: Лайза Смит сообщает Хемишу, что хочет видеть меня в своем кабинете. И немедленно.
— Боже мой! — охает Ленни. — Она отрежет тебе яйца и изготовит из них серьги в этническом стиле, наподобие тех, что носят представители людоедского племени. Держись, приятель.
Потом он приподнимает брови, на его губах появляется злорадная ухмылка, а в глазах пляшут чертики.
«Но я ведь не такой, как Ленни, — думаю я. — Совсем не такой».
— Ничего не понимаю, Ленни. Тебе каждый раз удается благополучно смыться с места преступления, а меня схватили при первом же промахе. Где справедливость? Почему попался я, а не ты?
— Почему? И ты еще спрашиваешь! Да потому, что я никогда не трахался со своими ученицами, приятель.
— Что?!
— Это только сплетни, дружище. И причем грязные сплетни, уверяю тебя. Отвратительные. Но я бы ни за что и никогда не согласился подвергнуть опасности своего обожаемого маленького труженика. Ты что, шутишь? А если еще учитывать местный климат… Нет, все это недостойно моего великолепного причиндала.
— Никогда? — все еще с недоверием переспрашиваю я.
— Ни разу. Ну, если быть честным до конца, у нас училась одна очаровательная девушка из Хорватии, которая позволила мне на прошлое Рождество запустить руку в ее чудесный лифчик. Но это было единственным проникновением на чужую территорию с моей стороны. И более ничего.
— Не могу поверить.
— Но это правда, дружище. К тому же зачем бы этим молоденьким курочкам понадобился такой старый толстый пердун, как я? Так что не морочь себе голову. А теперь сгинь, тебя уже ждут.
Значит, это действительно так. Я в самом деле не такой, как Ленни-гуляка, а, оказывается, гораздо хуже.
Я выхожу из учительской, и откуда-то из конца коридора до меня доносится звяканье ведра. Вот и она, Джеки. Занимается своей работой. Худенькая фигурка, светлые волосы, синий нейлоновый халат и неизменная книга «Сердце — одинокий охотник», торчащая из кармана. Она моет полы в простеньких туфельках без каблуков, но мне кажется, что они все равно созданы для танцев. Безобразные тапочки уборщицы не к лицу Джеки Дэй.
И я никак не могу понять, смотрит она на меня или ее взгляд просто направлен в мою сторону.
— Это просто какой-то сексуальный империализм! — с ходу заявляет мне Лайза Смит. — Вот что это значит. Вот что все это значит.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — парирую я. При этом мое лицо начинает пылать, а жуткая боль в спине никак не утихает.
— А мне кажется, что вы все прекрасно понимаете, — снова атакует директор школы. — Сначала Йуми. Потом Хироко. Теперь Ванесса. Я же сама видела, как она вам преподносила яблоко.
Я шокирован. Хорошо, меня застали с Ванессой на месте преступления. Но как она узнала насчет Йуми и Хироко?
— Надеюсь, вы не думаете, что наши ученики вовсе не разговаривают между собой? — произносит она, словно отвечая на мой молчаливый вопрос. Теперь мне все становится понятно. Конечно, это Ванесса и ее неумение держать за зубами свой прекрасный остренький язычок. — Только не делайте вид, будто вы не понимаете, о чем я говорю. Вы нанесли оскорбление нашей школе. Пожалуйста, не оскорбляйте вдобавок еще и мою способность мыслить логически.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Но, если честно, не понимаю, что же такого неправильного я натворил.
