сказала, чтобы он от нее обратно к Даше не ушел!
— Ну, теперь в морге все точно выяснят… А вот не стала бы обманывать, была бы жива.
— Жалко Дашу… — В отличие от Валентины, я твердо знала, что Даша подружку свою бывшую не убивала.
Схема этого преступления была такая же, как и в моем случае. Она только придумала, как эту Ольгу убить, наверняка знала про ее аллергию. А теперь все на нее свалят, других виновных искать не станут. Улики хоть и косвенные, но полиции этого хватит.
Знаю я их методы, ничего расследовать не станут, когда готовая подозреваемая имеется, вот она, и мотив у нее — сильнее некуда. И это даже удивительно, что капитан Капитонов меня отпустил, поверил моему алиби. Ох, я же Ленку забыла предупредить, что он может ее вызвать на предмет подтверждения моего алиби! Ладно, это потом.
— Жалко Дашу… — согласилась Валентина, — ой, хорошо, что ты зашла. Дело в том, что Даша звонила вчера. Просила передачу принести. Печенья там, конфет, из белья что-нибудь, кофту теплую шерстяную, а главное — сигарет побольше, они там вместо денег идут. А завтра как раз там принимают передачи.
— Ой, я не могу в тюрьму идти! — тут же соврала я. — У меня поезд ночной обратно. Тетя Валечка, я денег дам, вы уж соберите что нужно! Хотя как в квартиру попасть?
— А у меня же ключи от ее квартиры есть! Менты не спросили, а я не стала сама признаваться. С ними, знаешь, лучше ничего лишнего не говорить.
Мы осторожно отклеили бумажку на двери, Валентина сказала, что она потом печать поправит.
В квартире у Даши был, естественно, жуткий беспорядок, вещи разбросаны, окно на кухне отчего-то распахнуто, в спальне, наоборот, ужасная духота и занавески плотно задернуты. Платяной шкаф, естественно, широко раскрыт, содержимое ящиков письменного стола вывалено на пол, все квитанции, старые открытки, фотографии лежат на полу кучей, да еще видно, как прошлись по ним ботинки сорок четвертого размера.
Валентина пробормотала сквозь зубы что-то осуждающее и принялась искать в шкафу белье и теплую кофту, а я прошла в другую комнату, которая, очевидно, раньше была гостиной. Во всяком случае, стояла там мягкая мебель, только довольно пыльная, был также ковер на полу и даже большой цветок в углу.
Цветок явно доживал последние дни, потому что красивым у него осталось только кашпо. Пыльные листья грустно провисли, земля в горшке была сухой как пепел. Да, ясно, что цветком не занимались уже давно, хозяйке было не до него.
Все-таки он живой, жалко. Я принесла из кухни ковшик воды и осторожно вылила его в сухую землю. Вода ушла мгновенно, а я, наклонившись, заметила, что между горшком и кашпо торчит уголок бумаги.
Это оказалась фотография, не обычная любительская, а скорее, отпечатанный в типографии рекламный буклет. Потому что внизу затейливо вилась надпись:
«Наша программа для сильных, уверенных в себе женщин! Мы научим вас стать еще успешнее! Мы дадим вам еще больше уверенности в своих силах!»
А выше была групповая фотография.
Больше десяти женщин — все молодые, интересные, яркие — стояли рядком и белозубо улыбались. Всего их было двенадцать, но четверо стояли чуть поодаль.
Яркие, красивые, такие мимо пройдут — каждый мужчина оглянется. Потому что видно по ним, что свою красоту они тщательно лелеют, а главное — все делают для того, чтобы выглядеть очень эффектно. Только у одной из этих четверых был явно выраженный дефект: глаза на фотографии были выколоты булавкой, причем видно, что кололи с большим чувством и не один раз.
— Это она, Ольга, — сказала неслышно подошедшая Валентина, глядя на фото через мое плечо, — надо же, как Даша ее ненавидела, глаза вон проколола…
Я ничего не ответила, взгляд мой был прикован не к Ольге, я смотрела на ту красотку, что стояла рядом с ней. Высокая блондинка в красном платье, тяжелая волна волос вольно раскинулась по плечам. Моя старая знакомая Александра.
Валентина пошла разбираться с холодильником, а я незаметно спрятала фотографию в сумку. Холодильник у Даши был почти пуст, так что мы его отключили, затем взяли сумку с вещами и ушли, аккуратно подправив печать.
Когда я позвонила Мите, он был очень недоволен, что я так долго отсутствовала. Я велела ему ждать меня в кафе возле Сенной площади, чтобы как можно скорее уехать из этого района. А то Валентина пойдет в магазин — а тут мы с Митькой сидим, нехорошо получится.
Когда подъехала, он уже сделал заказ: мясной салат, и бифштекс, и еще что-то.
— Я есть хочу! — заявил он, заметив мой критический взгляд.
И я поняла, что, пока он не наестся, можно ничего не рассказывать, все равно он ни о чем, кроме бифштекса, думать не может.
Я заказала какой-то легкий салат и, пока ждали, все же показала Мите фотографию.
— Узнаешь кого-нибудь?
— Конечно, — он уверенно показал на шатенку с густо подведенными глазами и пышным бюстом, — это она, Алла, жена моя бывшая. Ныне покойная.
Так я примерно и думала. Стало быть, эти четыре девицы связаны между собой. Они что-то знают, за что их убивают. Причем таким сложным способом, чтобы свалить убийства на другого человека. И надо это выяснить, но прежде всего найти четвертую жертву, а также ее предполагаемого убийцу. И как можно скорее.
Принесли наконец заказ, и Митька стал недоступен для деловой беседы. И пока не съел все, что заказал, даже не поинтересовался, откуда у меня буклет да кто еще на фотографии. Нет, просто не мужчина, а троглодит какой-то! Хотя… наверное, они все такие.
С другой стороны, эта его Алла вряд ли кормила мужа сытно и вкусно, что-то мне подсказывает, что не стояла она у плиты, а была озабочена фигурой, потому как очень уж стремилась хорошо выглядеть. Этот пышный бюст, может, кому-то и нравился, но дальше уже увеличиваться в размерах нельзя.
Тут я вспомнила, что Митькиной бывшей жене это уже не грозит, и, вы можете мне не поверить, ни капельки не устыдилась. Раз он по этому поводу не переживает, чего мне-то париться…
Принесли кофе, и наконец Митька обратил на меня взор.
— Ну, — сказал он, — рассказывай!
И такой у него был тон, что мне захотелось выплеснуть ему на голову остатки кофейной гущи. Как будто он начальник, а я — его нерадивая подчиненная. Надо же, как это так получается: вроде бы мы вместе принялись за это расследование и пока что я сделала гораздо больше, а
