пренебрежет. Хотя… отношения у меня, конечно, были, с Вадимом, и не только я, но и весь коллектив считал их достаточно серьезными. Как выяснилось, сам Вадим так не считал. Но что об этом вспоминать, и тем более рассказывать…
Хотя это же Митька, я вовсе не собираюсь переводить его из друзей куда-то еще. Да сейчас и не об этом нужно думать.
Проехали мы недолго: абрикосовая дама вышла неподалеку от современного офисного здания, вписанного в длинный ряд доходных домов дореволюционной постройки. Среди этих домов офисный центр выглядел как зуб из фальшивого золота в челюсти мелкого хулигана.
Мы едва успели выскочить из автобуса следом за своим объектом.
Абрикосовая дама направлялась прямиком к стеклянным дверям офисного центра.
В это время двери раздвинулись, выпустив несколько молодых женщин. И тут же наша дама замерла на месте, как охотничья собака, заметившая дичь.
Офисные дамы распрощались и двинулись в разные стороны.
Наша абрикосовая особа на мгновение замешкалась, а потом устремилась вслед за одной из них. Эта дамочка показалась мне неуловимо знакомой. Ах, ну да, это же та, четвертая женщина с фотографии. Точно, это она.
Дама догнала ее, окликнула.
— Елена!
Та повернулась, удивленно подняла брови, что-то проговорила и прибавила шагу. Наш объект остановился, понурился и сменил направление, двинувшись к скверу. Мы с Митей переглянулись.
— Теперь я попробую… — прошептала я, — а ты не маячь тут, скройся с глаз, а то спугнем ее…
Абрикосовая дама дошла до сквера, села на скамейку.
Плечи ее были опущены, и весь вид выражал крайнюю степень подавленности.
Подойдя ближе, я увидела, что женщина заметно побледнела, тяжело дышит и потирает левую сторону груди.
Затем она попыталась открыть сумочку, но руки ее тряслись и никак не удавалось справиться с замком.
Я всерьез забеспокоилась и, уже не думая о том, как начать разговор, подсела к ней и озабоченно проговорила:
— Вам плохо? Может быть, вызвать «Скорую»?
Женщина подняла на меня взгляд и проговорила слабым голосом:
— Не надо «Скорую»… если можно, достаньте лекарство из моей сумки… там такой зеленый пузырек…
— Конечно… секунду…
Я открыла сумочку, нашарила в ней пузырек с лекарством, вытряхнула из него маленькую таблетку и протянула старушке.
Та сунула ее под язык и прикрыла глаза.
— Эй, как вы? — Я легонько тронула ее за руку. — Я все-таки вызову «Скорую»…
— Нет, не надо, мне уже лучше! — Женщина открыла глаза.
Она действительно немного порозовела и дышала теперь ровнее.
— Вам точно лучше?
— Точно, точно! Спасибо тебе, деточка! Ох, извините, что я вас так называю, но вы ведь такая молодая…
Она хотела сказать еще что-то, но вдруг зашлась сухим лающим кашлем. К счастью, у меня с собой была маленькая бутылка минеральной воды, и я поднесла ее к губам абрикосовой дамы. Она сделала несколько жадных глотков, и кашель прекратился.
Тогда она достала из своей сумочки кружевной платочек, промокнула глаза.
Только теперь я заметила, что по ее щекам из-под очков сползают слезы.
То ли они выступили от кашля, то ли у этих слез была другая, более глубокая причина…
— Как вы? — спросила я озабоченно.
— Спасибо, лучше… — Она искоса взглянула на меня и неуверенно проговорила: — Говорят, молодежь сейчас черствая, равнодушная, а вы ко мне, к совершенно незнакомому человеку, так душевно подошли… не прошли мимо…
Мне стало неловко — ведь у меня была своя, тайная цель. А старушка и правда поверила, что я такая хорошая. Но я ничем это не показала и проговорила смущенно:
— Ну как же пройти… меня с детства учили с уважением относиться к старшим. Кроме того, вы немного похожи на мою любимую тетю… мы с ней были очень близки…
Про любимую тетю я придумала на ходу, но на абрикосовую даму эта деталь произвела впечатление. Она снова промокнула глаза и тихо проговорила:
— Надо же… какие душевные люди попадаются… а я… честно говоря, я не заслужила такого доброго отношения.
— Да что вы говорите! — Я горячо запротестовала. — Сразу видно, что вы хороший, добрый, порядочный человек…
— Ох, деточка, я и сама когда-то так думала, но оказалось, что вся моя порядочность — только до первого серьезного испытания. А потом… потом оказалось, что я могу совершенно потерять человеческий облик и докатиться до чего угодно… даже до убийства.
— Что?! — Я насторожилась и огляделась по сторонам — не слушает ли нас кто. — Тише! Что вы такое говорите? Не дай бог, кто-нибудь услышит и подумает, что вы это всерьез! Я не верю! Чтобы вы… кого-то… убили?… Этого не может быть!
Тем более, добавила я про себя, что та, кого вы якобы убили, пока что жива и здорова. И очень неплохо выглядит. Эффектная такая шатенка, волосы хорошие. Подробно я ее не рассмотрела, но вроде бы все при ней: стройная, одета хорошо.
— Да нет, конечно, я никого не убила! — грустно сказала старушка. — Но была готова убить и даже продумала все детали этого убийства… и представьте себе: мне от этого стало гораздо лучше!
Тут уж я вся превратилась во внимание. Ясно было, что история абрикосовой дамы один в один напоминает мою собственную криминальную историю. И Митину. И той несчастной Даши, которая парится сейчас в камере.
Полина была не совсем права. Дело в том, что Дарью Безрогову только что вывели из камеры предварительного заключения и привели на допрос. Они долго шли по длинному мрачному коридору, стены которого были выкрашены унылой серой масляной краской, потом остановились у железной двери, конвоир постучал условным стуком, и дверь открыли, потом они поднялись по лестнице и снова прошли через дверь, за которой тоже был бесконечный коридор, но уже не такой мрачный, потому что стены были выкрашены не серой, а зеленой краской и пахло тут не так противно, как в том, нижнем.
По бокам коридора имелось множество дверей, на которых были прибиты металлические таблички. Конвоир остановился и постучал в самую аккуратную дверь, услышал оттуда негромкий ответ и пропустил Дашу первой. Она успела еще прочитать то, что было написано на двери: «Акулова В. Д.».
Кабинет был небольшой, но не казался тесным, окно чистое, форточка открыта, оттого и воздух был свежим. В кабинете был один письменный стол и шкаф с папками. Еще два стула.
За столом сидела женщина и что-то писала, наклонив голову. Она махнула конвоиру, чтобы он вышел, и, не поднимая глаз, кивнула Даше на стул.
Стул был жестким и неудобным, чему Даша не удивилась. Тем не менее это был обычный стул, а не нары