Он стоял под краном и кричал «Атила! Атила!», а я смотрел в трубу на небо и не отвечал. Кортик не ушел – сел на землю, опустил голову между расставленных коленей и так застыл. Меня это всегда раздражало – он мог сидеть часами, дожидаясь, когда я соглашусь помириться.
Я слез вниз. Мы поговорили о матушке и дяде Моне.
– Отец знает, что вы живете в Надоме? – спросил Кортик.
– Понятия не имею. Он там не появлялся с того дня, когда тебя увезли.
– Завтра мы улетаем в Петербург.
– Счастливого пути.
– Я без тебя не полечу, – так категорично объявил Кортик, что я сразу понял – не полетит!
Обрадовался как дурак. И задумался. Говорить Кортику или не говорить, что сокровища могли уже достать?
– А если выяснится, что никаких сокровищ нет? – начал я издалека.
– Честно? – прищурился Кортик. – Я думаю, что их нет. Представь: Нина Гринович в сорок четвертом году подслушала какую-то радиограмму. Несколько слов и координаты. Записала на полях газеты. Принесла ее домой. В полной уверенности, что речь идет о радиоактивном веществе. Дословно на эту тему там было: «маркировка» и «радий». А моя бабушка Соль предположила, что речь идет совсем не об этом. Почему?
– Потому что на «Германике» плыл ювелир Кох. Потому что сыновья этого Коха вертятся вокруг Надома и через шофера ставят прослушки и камеры наблюдения. Представь, что ювелир, зная, что удрать из Кёнигсберга можно будет только морем – на «Германике», заранее сообщил кому-то кординаты места, где он выбросит груз за борт? Это вполне можно сделать, зная фарватер.
– Зачем? Зачем ювелиру бросать мешок с драгоценностями за борт?
– А если он знал или предполагал, что судно может потонуть?
– Не катит! – возразил Кортик. – Если бы он знал, что судно потонет, он бы на нем не остался и сам не погиб.
– Тоже верно, – задумался я. – Только если… Только если он этот мешок присвоил! – Меня осенило. – Тогда ему нельзя было прибыть в порт назначения с таким грузом – его бы арестовали!
– У кого присвоил? – скептично поинтересовался Кортик. – У этих Кохов в Кёнигсберге был свой замок. Он не жулик с большой дороги.
– А если он присвоил сокровища, принадлежащие рейху? Представь. Кёнигсберг вот-вот возьмут советские войска. Все бегут. Ювелир мог бы потом сказать, что не успел вывезти сокровища. Что они остались в захваченном городе. И тогда – прибыть с ними в порт нельзя, придется сбросить сообщнику где-то по пути, для чего этому самому сообщнику заранее сообщаются координаты места выброса. Все! Концов не найти.
– Ну да, – продолжал сомневаться Кортик, – а для конспирации он сообщает еще кое-что о радии. При чем тут радий и сокровища?
Этого я не знал.
– Атила, – вздохнул мой друг, – что такое этот самый фарватер?
– Тебе бабушка не показывала никаких карт? – удивился я.
– Она хотела впарить мне книгу на ночь, но я отказался. Может, там и были карты. Но я не чувствую ни ног, ни рук. Сплю урывками – по два-три часа. С ужасом ожидая, что проснусь с еще одной ненормальной у кровати. И главное, никогда не знаешь заранее, что будет – то ли член вымоют, то ли обольют чем-нибудь и оближут. Сегодня я счастливо избежал маникюра с педикюром в шесть утра.
– Пошли в кондитерскую, изучим книгу. Фарватер – ерунда, ей понадобятся планы минных полей в Балтийском море. Твоя бабушка не интересуется планами минных полей?
– Атила, я – копия моего деда, – вместо ответа сообщил Кортик.
– Тебе это дядя Моня уже говорил.
– Что там дядя Моня! Я видел фотографии. Не поверишь – я полный его клон. Даже родинки на груди одинаковые.
– Теперь понятно, почему она не хотела тебя видеть. Как узнала о родинке, так и сбежала куда подальше. Она знает, что Надом прослушивали?
– Она не дура, – заявил Кортик. – Ну, прослушивали. Мы много чего наговорили, но вот о фарватерах и координатах не говорили никогда.
Я сел рядом с Кортиком. Мы несколько минут помолчали, потом в озарении посмотрели друг на друга.
– А ей известно, что дядя Моня знает, куда подевался гроб с телом Нины Гринович? – прошептал я с ужасом.
– Ты думаешь то же, что и я? – прошептал Кортик. – Письмо Сталину в железной коробочке от чая! Твой дядя Моня его не находил!
– Спокойно! – Я вскочил и несколько раз подпрыгнул на месте. – Давай попробуем вспомнить, о чем именно мы в ту ночь говорили?
– Да мы обо всем говорили, обо всем! – закричал Кортик. – Дядя Моня сказал, что он знает, куда девалось тело Нины Гринович. Ты сказал, что тоже знаешь. Я распсиховался и спросил, за что он мог посадить мою бабушку, он сказал – за перезахоронение! А потом мы обсудили – куда! Даже завещание жены писателя на эту тему вспомнили. Ну, блин!..
– Дядя Моня сразу после этого разговора принес сканер и нашел камеры. – Я вздохнул. – Поздно. Мы все выболтали.
– Перестань прыгать, как Улисс!
Я присел на корточки и спросил:
– Как ты думаешь, кто нас слушал?
– Конечно, этот живодер Кох! – не задумываясь, ответил Кортик. – Сын вора ювелира!
– Может, это не так уж критично, – предположил я. – Он некоторым образом… умер.
– И сразу появился его брат двойник!
– Это тоже неплохо. Значит, они по-прежнему что-то ищут.
– Да уж… – Кортик встал, посмотрел на кран.
Мне показалось, что он вдруг захотел подняться наверх. Бабушке Соль это бы очень сильно не понравилось, а я… Короче, меньше всего на свете я хотел бы огорчить эту женщину. Тогда я сказал, что написал завещание. На него.
– Зачем? – удивился Кортик и отлип взглядом от крана.
– Если я умру, ты унаследуешь все, что мне принадлежит.
– И инвалидную коляску? – в притворном восхищении воскликнул он.
– Не смейся. Мне надоело попусту ездить с дядей Моней к нотариусу, я в последний раз, до аварии, тоже написал там завещание.
– А свою подзорную трубу указал? – спросил Кортик.
Его так и тянуло посмотреть вверх!
– Все движимое и недвижимое указал.
– Что это такое – движимое? – спросил Кортик. Обратите внимание – сын адвоката!
– Дом – это недвижимое, – объяснил я, – а подзорная труба – движимое, ее можно передвинуть с места на место.
– А-а-а… – протянул Кортик, уже думая о другом. – Знаешь, если живодер Кох все подслушал, то вполне мог разрыть могилу и найти железную коробочку с письмом. И найти клад на дне моря.
– А если первым это услышал шофер Павел Игнатьевич, который ставил камеры в Надоме, то он мог найти и ничего не сказать Коху, – предложил я свою версию. – Твой прадед Готланд несколько месяцев назад продал кому-то карту, которую хочет иметь бабушка Соль. Предполагаю, дело было так. Узнав из прослушки в Надоме о перезахоронении тела Нины Гринович и о том, что Иммануил Швабер обыскал все, кроме этого самого тела, подслушивающий понял, где может быть письмо с координатами. И он нашел коробочку. И потом пошел по пути твоей бабушки – ему понадобился фарватер.
– А все из-за нас, болтунов, – уныло констатировал Кортик.
– Мой дядя – в прошлом офицер спецслужб – тоже рот на замке не держал, – сказал я.
Надо заметить, после последнего разговора с дядей Моней меня уже несколько раз посещала мысль, что он догадывался про прослушку, и болтал с нами не просто так – с умыслом!
– И на кой твоему дяде это надо? – поинтересовался Кортик, подслушав мои мысли.
– Он сам говорил, что не борец по жизни. Может, ему интересно сталкивать лбами тех, кто борется, ищет, добивается своего любой ценой. А ситуация получилась смешная. Шофер Павел Игнатьевич спелся с сыном ювелира Коха – предложил, так сказать, свою помощь в прослушивании Надома.
– Было! Он валялся на заднем сиденье в автомобиле твоего дяди, когда я первый раз заговорил о Нине Гринович, – вспомнил Кортик. – И что тут смешного?
– Представь, шофер возит тебя в тир – учит стрелять. В Надоме он как родной – может прийти в любое время, зарядить свои камеры, починить, если чего сломалось. Ювелир Кох тоже, небось, все эти годы неплохо его подкармливал. Шофер выделил из своей коллекции браунинг и даже подработал на нем номер, чтобы угодить адвокату. И что в результате? Ты научился стрелять и полез на дерево убивать ювелира из этого самого браунинга! И что мы имеем? Человека, с которым шофер наверняка был в доле в поисках сокровищ, больше нет!
– Очень смешно, – уныло заметил Кортик.
– Подожди. Я думаю, что шофер и после выстрела не зря вертелся вокруг второго Коха-близнеца. Наверняка они разрабатывали план по продолжению поисков. И в один прекрасный день ты выбегаешь на дорогу, достаешь из багажника ружье шофера и…
– Хватит рассказывать, я и так все помню.
– Если второй Кох не дурак и умеет сопоставлять, он должен заподозрить неладное в самом факте присутствия шофера или его оружия в этих двух покушениях.
– Черт с ним, с шофером, – пробормотал Кортик.
– А что, если у них по жизни такое соревнование?
– У кого?
