– Шон…
– Посмотри, как он открывает глаза.
– Это… Это ты.
– Посмотри на него, Марсия. Смотри на своего сына.
Воздух застревает у нее в легких.
– Это…
– Увидеть его…
Марсию рвет струей желтой желчи. Она извергается внезапно, но вместо того, чтобы упасть на пол, изгибается вверх и закручивается над нашими головами. Тонкая полоска эктоплазмы сворачивается в пучок. Такая маленькая, как корчащийся новорожденный, скользкий от призрачного последа.
Марсия задыхается, когда остатки вязкой субстанции соскальзывают с ее губ и, извиваясь в воздухе, превращаются в пуповину эктоплазмы. Ее глаза распахиваются, чтобы увидеть пульсирующий узел, парящий над ее головой, но они полностью остекленели. Ее сознание витает где-то далеко, хоть тело и приросло к полу. Эйфория на лице нервирует, выражение удивления настолько ошеломляющее.
– Шон, – Марсия отпускает мою руку, чтобы дотянуться до своего новорожденного из эктоплазмы, взять его на руки, обнять своего мальчика.
– Шон, малыш, малыш… мама здесь… – Марсия ложится на спину, опускает своего сына, как облако с неба, и прижимает к груди.
– Мама здесь, – она улыбается, по-настоящему улыбается, экстаз отражается на ее лице, пока она укачивает своего сына.
Влажный комок эктоплазмы бьется в ее хватке, колеблющийся клубок напоминает мне личинку, которая борется с любящими объятиями Марсии. Но она не отпускает.
– Шон…
Затем виток эктоплазмы разрывается и растекается по всему лицу Марсии – теперь это не что иное, как желчь, частично переваренные остатки ее последнего приема пищи. Но выражение экстаза на лице так и не исчезает. Марсия все еще блаженно погружена в свои навязчивые мысли, руки держатся за отрицательное пространство ее сына.
– Шон, малыш мой…
Тобиас поворачивается ко мне. Это первый раз, когда он смотрит на меня во время сеанса, на его лице играет улыбка, которая прямо-таки кричит: «Я же говорил».
– Приберешься, Эрин?
Секретный соус
– Ты его видела? – остекленевшие глаза Марсии все еще полны слепого удивления. Я даже не могу не задаться вопросом, понимает ли она, с кем разговаривает. – Видела моего сына?
– Да, – я вытираю последнюю каплю рвоты с уголка ее губ и убираю волосы с лица, но она не замечает. Она в восторге смотрит в потолок, ничего не видя. Розовые и черные граффити Адриано покрывают стены.
В этом доме у каждого есть свои обязанности. На данный момент моя – уложить Марсию. Ее спальный мешок натянут до груди, пальцы сжимают нейлоновый бортик. Но она не здесь. Ее взгляд устремлен в какую-то далекую точку за крышей, в небо, может, даже в открытый космос.
– Я… я его держала… на руках. Он был здесь… в моих руках. Я его чувствовала.
Я оставляю Марсию летать в космосе с ее призраками.
– Шон, – слышу я ее голос из-за своего плеча, когда выхожу из спальни. – Я здесь… Я здесь, малыш… Останься со мной…
Стефани дежурит у двери. Я слышу, как она спрашивает: «Хочешь увидеть призраков?» каждый раз, когда кто-то стучится, чтобы забрать Призрака с собой. Если бизнес продолжит расти такими темпами, нам придется установить окошко.
Адриано раскрашивает гостиную. Бам-бам аэрозольного баллончика разносится по комнате эхом, как выстрелы в пинболе. На этот раз символ похож на вращающееся по спирали солнце.
Кто-то нашел обшарпанный диван и притащил его сюда. Тобиас развалился на потрепанных красных бархатных подушках, перекинув ноги через подлокотник, как король на троне. Он совсем как скелет: глаза ввалились, кожа посерела. Такой бледный, хотя даже бороду отрастить не может.
Мелисса сидит на полу у его ног, голова откинута на подлокотник, она явно не в себе. Тобиаса теперь не застать одного. У него почти каждый час есть сеансы. Тогда никому нельзя заходить в гостиную, только если нас не приглашали.
– Марсия спит, – говорю я. – У тебя есть минутка.
– Для тебя? Всегда.
– Мы можем уединиться?
– И теперь ты хочешь уединиться, – это не вопрос. Он не спрашивает. Он подкалывает. – Говори так, не стесняйся. Мы все тут друзья.
Я показываю на его грудь.
– У тебя кровь идет.
– А? Ой… – Тобиас опускает взгляд и замечает кровь. Он отрешенно хмурится, но не предпринимает попытки как-то это исправить и продолжает истекать дальше.
Там идеальный круг крови с тремя волнистыми линиями.
– Я волнуюсь за тебя, Тоби… Тебе не кажется, что все выходит из-под контроля?
– Мне кажется, что все как раз налаживается.
– Но… какой план? – даже я слышу, как пародирую в голосе родительский авторитет.
– Ты про пятилетний план? Что я планирую в будущем? – ему ничего от меня не надо. Больше нет. – Я проводник, и только… Просто открываю двери остальным.
– И что, вечно будешь играть в дом с привидениями? И все?
– А почему нет?
– А если явятся копы? И закроют все?
– Вокруг полно других пустых домов.
– Тоби, я не шучу, – я с трудом сдерживаю свое раздражение. – Как долго ты планируешь так жить? Только честно.
– Пока не закончатся поставки. – Он почесывает обросшую шею, водя ногтями по сухой коже. – Не волнуйся. Тебе всегда открыта дверь. Если захочешь закинуться – только попроси.
– Это не продлится вечно.
– Кто сказал? – в его голосе звенит жалость. «Бедняжка, – думает он, – ты ничего не понимаешь». – Я нашел свое призвание, Эрин. И ты посмотри, как все складывается! Удивительно, тебе не кажется? Новость о Призраке распространяется сама. Марсия – тому доказательство. Скоро придут и другие.
– Ты не волнуешься о неизвестном? О возможных побочных эффектах? Что, если у тебя будет рак, повреждение мозга или печень откажет? Что, если мы больше не сможем выйти из-за всех этих бездомных фантомов? Я не хочу торчать в этом доме всю оставшуюся жизнь.
Тобиас поднимает на меня глаза с вялой улыбкой.
– Ты же читала Библию? Про Иисуса и последний хлеб? «Сие есть тело мое»? А что, если… выслушай. Что, если плоть Христа была не тем, чем мы считали? Что, если его ученики ели что-то другое?
– Ты про грибы? – я говорю это, чтобы осадить его, показать, насколько абсурдно он сейчас звучит. Вот бы Амара это услышала.
– «Если вы не будете есть тела Сына Человеческого и не будете пить Его крови, – зачитывает он, – то в вас не будет и жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день».
Тобиас теперь цитирует Священное Писание. Что-то новенькое.
– Как это может не быть грибом? Что вообще есть манна небесная? – Он садится, теперь уже взволнованный. От резкого движения голова Мелиссы съезжает вниз по подлокотнику. Она почти не реагирует. Она отключилась и бродит по коридорам со своим призраком, кем бы он ни был.
Не такого я ожидала поворота в беседе. Тобиас вторгается на неизведанную территорию, и я абсолютно не представляю, как вернуть его обратно. Сайлас тут уже совершенно ни при чем.
– Тобиас, – смягчаю я свой тон, надеясь достучаться до него. – Я хочу помочь.
– Отлично. Мне тут может понадобиться твоя помощь.
– Нет, я имею в виду помочь тебе. Тебе нужна помощь. Все слишком быстро завертелось.
– Почему?
– Потому что… – потому что это безумие. Так не может продолжаться. Ты убьешь себя так же, как и Сайлас. Но я ничего из этого не говорю. Лишь стою без слов, борясь с туманом в голове, потому что не закидывалась Призраком уже…
Уже…
Сколько прошло с последней таблетки? Я чувствую тремор в руках, все кости трясутся, как таблетки в баночке.
– Идем со мной. – Тобиас с неожиданной энергией вскакивает с дивана. Мелисса не двигается.
Я следую за ним через коридор. Он плывет по течению электричества, с которым я не могу совладать.
– Нам нужно найти для тебя работу, – говорит он. – Придумать, какая будет лучше.
– Я не буду убираться, Тобиас. Я тебе не гребаная уборщица.
