В это же время объявили, что Метелл провел успешное сражение против армии под командованием Гая Норбана. Событие происходило приблизительно в 40 км северо-западнее Равенны, в районе виноградников Фидензы. Враг попытался захватить армию Метелла врасплох, несмотря на пересеченность местности и жару (было далеко за полдень), но вынужденные отступить в виноградники, нападающие быстро были изрублены. Было убито 10 000 человек, 6 000 присоединились к Метеллу, и почти все остальные разбежались: только 1 000 добралась до Ариминия в хорошем порядке.
Это был конец мучений для Норбана: один из его помощников, Публий Албинован — ярый противник Суллы из двенадцати врагов народа 88 года — тоже потерял легион луканцев, которые единодушно решили перейти в распоряжение Метелла. Но Норбан не знал, что его помощник уже нашел общий язык с Суллой, которому он пообещал совершить подвиг, чтобы заставить его согласиться на присоединение. Итак, он организовал обед, куда пригласил всех членов штаба (в числе которых брат Фимбрия, покончившего с собой в храме Эскулапа в Пергаме), и приказал своим подручным задушить их. Один Норбан, который не смог прийти по приглашению, избежал ловушки. Но когда удостоверился, что войска его покинули и нет ни одного места, где бы он был в безопасности, даже будь это у друзей, он сел на корабль, направлявшийся на Родос. Ариминий пал, путь на Цизальпины был открыт.
Карбон все больше беспокоился и попытался снова освободить своего коллегу из западни под Пренесте: он направил два легиона под командованием Луция Юния Брута Дамасиппа — зловещей памяти претора, который приказал казнить за несколько месяцев до этого всех, кого он подозревал в переговорах с Суллой. Но ущелья хорошо охранялись, и Дамасипп не смог приблизиться к Пренесте. В это время узнали о потере Цизальпинской Галлии: в районе Фидензы, в нескольких километрах юго-восточнее Плесанца помощник Карбона Квинктий с 50 когортами осаждал 12 когорт Лукулла, брата Луция, которого Сулла оставил в Азии. Рассказывают — и Сулла не ошибся, воспроизводя этот анекдот в своих «Мемуарах», — что Лукулл колебался начать сражение, хотя его солдаты были полны большого рвения; и когда он решился, поднялся легкий бриз и принес с равнины множество маленьких цветочков, которые, порхнув, осели на щитах и шлемах его солдат, появившихся перед глазами неприятеля с венками на головах. Этот знак богов нельзя было игнорировать. Лукулл дал сигнал к бою, и сражение действительно закончилось полной победой: убили 10000 солдат врага и захватили его лагерь. В результате этой победы вся Галлия присоединилась к Метеллу, тому, чьи армии одерживали победы на всех фронтах.
Этими новостями Карбон был пригвожден к земле. Он видел себя уже взятым в клещи Суллой на юге и Метеллом — на севере. Ему не удалось освободить Мария и открыть второй фронт; и видя, как с каждым днем тают войска под его командованием, он предпочел покинуть место сражения. Итак, ночью он сбежал и отплыл в Африку. Подлость главнокомандующего ввела марианские силы в большое замешательство: оставалось, однако, еще 30 000 человек в Клусие, не считая двух легионов, которыми командовал Дамасипп, и двух армейских корпусов под командованием Карринаса и Цензорина. И были еще очень существенные войска самнитов и луканцев, пытавшихся, правда, напрасно, форсировать проход к Пренесте. Наконец, в самом Пренесте у Мария имелось еще довольно солидное войско. В этих условиях война была далека от завершения, и не все понимали, почему Карбон покинул поле боя, уверяя тех, кому он доверял, что едет подготовить в Африке плацдарм для отступления в случае поражения.
Помпей и Публий Сервилий Ватий, используя то, что войска оказались в растерянности, атаковали армию при Клусие и истребили ее: в этот день нашли свою смерть 20 000 человек, остальные рассеялись. Итак, то, что осталось от консульских сил под командованием Карринаса, Цензорина и Дамасиппа, перегруппировалось и объединилось с самнитами для последней попытки разблокировать наконец Пренесте. Ничего не получилось: проходы были тщательно перекрыты. Поэтому полководцы решили вывести Суллу на открытое пространство, где численное превосходство позволило бы им поставить его в затруднительное положение, если не поражение, прежде чем вернуться к Пренесте. Итак, они пустились в путь в ночь с 30 на 31 октября по направлению к Риму, как будто имели намерение взять его, и остановились лагерем только в нескольких километрах от городской стены.
Сулла, видя, какой опасности подвергается Рим, и думая, что перед ним все силы противника в условиях, которые можно назвать благоприятными, двинулся ускоренным маршем. Еще до его прибытия жители Города попытались удержать врага на удалении, организовав атаку конницы под командованием некоего Аппия Клавдия; но составлявшие эскадрон молодые люди были слишком неопытны, и их уничтожили. Этот эпизод вызвал настоящую панику внутри города (где уже представляли, как входит враг и занимается расправами), когда под стены города прибыли 700 конников, посланных Суллой, с Бальбой во главе.
Бальба приказал обсушить покрытых потом лошадей, затем их снова взнуздать, чтобы бросить против неприятеля. Целью маневра было позволить основной части армии прибыть и занять выгодную позицию перед Городом.
Когда все войска прибыли к Коллинским высотам и разбили лагерь недалеко от храма Венеры Эрисинской (в каких-то 500 метрах севернее от ворот на Саларскую дорогу), Сулла посоветовался со своим штабом: некоторые из его членов были склонны подождать, пока отдохнут люди, и потом развязать сражение. Таким образом, Гней Корнелий Долабелла и Луций Манилий Торкват высказались за то, чтобы изменить схватку: нужно бороться не против Карбона и Мария, а против особенно опытных командиров, стоящих во главе самнитов и луканцев, наиболее воинственных врагов Рима. Но Сулла знал, что ожиданием ничего не достигнешь, разве что охладишь пыл солдат, знавших только победу: хотя день уже был в разгаре (между тремя и четырьмя часами пополудни 1 ноября, солнце уже начало клониться к закату), он подал трубами сигнал к атаке. Это было яростное сражение. С той и другой стороны знали, что решается судьба войны. Телезин обходил армию, разогревая ее пыл, крича, что на этот раз пришел последний день римлян, что нужно разрушить и стереть с лица земли Город. Он вспомнил одну из идей Союзнической войны: волки никогда не отдадут свободу Италии, если только не вырубить лес, их обычное убежище. Идея и монета, отчеканенная восставшими 89 года, сделали ее известной: в ней видели боевого быка, уничтожающего римскую волчицу. Со своей стороны, Сулла призывал солдат, упрашивая одних, угрожая другим, преследуя беглецов. Его правое крыло, ведомое Крассом, довольно скоро вынудило сдаться противника, правда, состоявшего, в основном, из остатков консульской армии. Зато левое крыло едва сдерживало удар. Сулла быстро устремился туда. Он вскочил на белую лошадь, которая очень ему шла. И так как находился на расстоянии полета дротика, два узнавших его самнита приготовились проткнуть его; тогда всадник стегнул лошадь, та встала на дыбы и помогла ему увернуться от двух пик. Поняв, что его чуть не убили, Сулла вынул из-под панциря золотую статуэтку Аполлона, взятую им в Дельфах, с которой он никогда не расставался и к кому взывал перед каждым сражением. Он поцеловал ее и обратился к ней с просьбой, текст ее записал Плутарх, позаимствовав из «Мемуаров»: «Аполлон Пифийский, ты, кто в стольких сражениях доводил до апогея славу и величие Луция Корнелия Суллы Счастливого, неужели бросишь его здесь у ворот Рима, куда ты привел на постыдную погибель вместе со своими согражданами?» И снова боги были с Суллой, который благодарил их и публично воздавал им должное.
Однако левое крыло начало уступать под давлением и многие солдаты бросились бежать в сторону Рима, отталкивая и давя по пути любопытных граждан, наблюдавших за сражением. Но беглецы нашли ворота закрытыми: гарнизон ветеранов, оставленный Суллой для блокады города, опасаясь, как бы враг не проник туда в случае преследования, забаррикадировал входы. На этот раз солдаты бились с отчаянной энергией, не отступая, и решение было принято: части правого крыла, ведшие преследование до Антемна на слиянии Анио и Тибра, вернулись в Рим и напали с тыла на неприятеля. Сражение закончилось в полной темноте.
На следующий день, рано утром, Сулла отправился в Антемн; по дороге ему сдались 3 000 человек, чью капитуляцию он принял с одним условием: они сами проведут операции очистки лагеря и подавления последних самнитских войск, что привело к новым убийствам, так как солдаты Телезина яростно защищали свой лагерь. В общем, это сражение было очень кровавым, потому что самые скромные подсчеты указывали 50 000 убитых для обеих армий, вместе взятых (другие источники дают цифру 70 000 убитых). Правда, особые условия, в которых проходили сражения, еще больше, чем обычно, затрудняют установление количества жертв: много солдат из обеих армий сбежало. (Впрочем, мало что знали о катастрофе, пока не достигли Пренесте первые бежавшие от левого крыла Суллы и не сообщили о поражении их партии и смерти лидера. Лукреций Офелла отнесся недоверчиво к тому, что могло оказаться лишь провокационным маневром, чтобы заставить его снять осадную группировку, и решил ждать более точной информации). Это рассредоточение вызвало преследования на довольно обширной территории и привело к цифре примерно 9 000 убитых. Нужно добавить 12 000 пленных, которых Сулла приказал собрать на Вилле Публике, этом большом закрытом участке на Марсовом поле, где цензоры проводили операции переписи. Что касается командующего, его нашли на следующий день полуживого; Сулла приказал отрубить ему голову и выставить ее на пике на земляном валу Пренесте в качестве предупреждения Марию (который, более того, рядом с собой имел брата Телезина). Другие полководцы, Лампоний, Цензорин и Карринас в их числе, сбежали.
