полосу стрессов 1932 года. Несчастье произошло подозрительно «вовремя», как будто руку самоубийцы направляли личные враги вождя.
Известно, что Надежда Сергеевна страдала болезненной формой истерии и повышенной нервной возбудимостью. Друзья семьи Сталина (в частности, С.М. Буденный) неохотно ходили к нему в гости, поскольку им было неприятно присутствовать при ее взрывных истериках и скандалах.
Но не было ли у этой трагедии политических корней?
В период «перестройки» муссировалась версия о том, что самоубийца оставила письмо, в котором обвиняла мужа в политических преступлениях. Ни оригинал, ни копии этого письма не найдены, да и свидетельств тех, кто его читал, не существует. Однако есть сведения, что на столике рядом с кроватью, на которой застрелилась Аллилуева, лежал текст «Платформы Рютина» с резкими нападками на Сталина.
Надо иметь в виду, что Аллилуева интересовалась политическими новостями не только по «семейным обстоятельствам», но и как член партии, вступивший в нее еще в Гражданскую войну. Правда, в 1921 году она была исключена из РКП(б) во время первой генеральной чистки партийных рядов с мотивировкой «за поддержку анархо-синдикалистского уклона и неучастие в общественной жизни».
Первоначально за нее ходатайствовал перед Лениным лично Сталин. Владимир Ильич отправил в Центральную комиссию по чистке записку, в которой очень положительно характеризовал Аллилуеву и отмечал ее заслуги в 1917 году. Неучастие большевички в общественной жизни он объяснял рождением сына Василия и необходимостью ухода за ним. Более серьезным было обвинение в поддержке анархо-синдикалистского уклона «рабочей оппозиции», руководившейся А.Г. Шляпниковым. Поэтому, несмотря на заступничество Ленина, Надежда Сергеевна была восстановлена в партии только в 1924 году. Сохранились мемуарные свидетельства того, что Аллилуева впоследствии проявляла сочувствие Троцкому и Бухарину, хотя можно и усомниться в полной правдивости таких данных.
Если симпатии Аллилуевой были на стороне анархо-синдикалистов (хотя бы частично), то она никак не могла поддерживать линию Сталина на укрепление государственных структур, усиление центральной власти, введение военной дисциплины и соответствующего стиля руководства. В таком случае текст «платформы Рютина» должен был сыграть роль катализатора для ее трагического решения.
Пуля, убившая Аллилуеву, была нацелена и в Сталина. Ведь, судя по всему, причина самоубийства была главным образом политической (хотя поводом могли послужить семейные обстоятельства, в частности ревность, резкая ссора). Так проявилось либо категорическое неприятие сталинского курса перехода к коммунизму путем укрепления, а не отмирания государства, либо сознание силы и правоты тех оппозиционеров – и левых, и правых, – которые стали объединяться против Сталина в стремлении убрать его не только политически, но и физически.
Нетрудно себе представить, с каким гневом и ненавистью смотрел Сталин на текст рютинской платформы, лежавший на столике возле трупа его жены. Странно и даже удивительно, что даже после этого Рютин не был приговорен к расстрелу. Разве не мог Сталин дать соответствующее указание своим «сатрапам»?
Если этого не произошло, то, значит, не было ни чудовищно коварного и злобного тирана, ни его безропотно покорных прислужников.
(Кстати, Киров, выступивший против казни Рютина, говорил на пленуме Ленинградского обкома 9 февраля 1933 года:
«Новое, что раньше было в потенции, заключается в том, что сейчас всякое оппозиционное отклонение от генеральной линии нашей партии ведет гораздо дальше, чем в предшествующие годы… прямо и непосредственно ведет в лагерь контрреволюции. Тут дело не во фракции внутри нашей партии, а в неизбежном переходе на ту сторону баррикад…
Группа Эйсмонта – Смирнова, вступившая на путь борьбы с партией, повторила, по существу, рютинско-слепковскую платформу, с первых же шагов своей деятельности стала вбирать в себя антисоветские элементы».
А как вел себя на том пленуме Н.И. Бухарин – любимец «перестроечной» прессы, провозгласившей его «альтернативой Сталину»?
О группе Эйсмонта – Смирнова, выступившей фактически с его же прежней позиции, он сказал, что «с ней должна быть суровая расправа». И требовал действовать беспощадно, «не смущаясь никакими сентиментальными соображениями о прошлом, личной дружбе, о связях… Это все абстрактные формулировки».
Кривил ли он душой? Возможно. Но эта «кривизна» переходила все рамки дозволенного. Бухарин и не подозревал, что те же слова вскоре будут обращены в его адрес.
Неудивительно, что 1933 год начался с жестких мер против оппозиции. Были арестованы руководители троцкистского подполья Е.А. Преображенский и И.Н. Смирнов, а также большинство их сторонников. Прошла новая волна арестов рютинцев.
Выступая на январском пленуме ЦК ВКП(б) по делу группы Эйсмонта – Смирнова, Сталин сказал: «Ведь это только враг может говорить, что стоит только убрать Сталина – и все будет хорошо».
Была ли правда в этих словах? Скорее всего, была. Только на первый поверхностный взгляд все дело заключалось в личных амбициях или маниакальных идеях вождя. К тому времени имя Сталина превратилось в глазах миллионов, уверовавших в верность избранного им пути, в символ партии большевиков и советской власти (хотя, объективно рассуждая, Советы всех уровней являлись реальной альтернативой власти партийной верхушки).
Развенчание Сталина, снятие его с высоких постов или, наконец, его убийство сокрушило бы не только его авторитет. Был бы прерван путь развития страны, который провозглашался именем партии, а не Сталина. Это стало бы, пожалуй, не только расколом, но началом стремительного распада советского общества.
Дело, конечно, не в Сталине как таковом, а в той общественной системе, которая сложилась во многом вне его воли и желания: она была основана на вере в социальные идеалы, в счастливое будущее, в политику партии, в возможность построить общество социальной справедливости и высокого достоинства человека труда. Имя Сталина стало одним из символов этой веры.
Именно данное обстоятельство, как можно предположить, стало главным препятствием на пути потенциальных «российских Брутов». Ведь настойчивые призывы «убрать Сталина» (убить или снять) раздавались и «слева», и «справа» и громогласно звучали из-за рубежа. (Памятный доклад Хрущева посмертно «убрал Сталина», осуществив мечту не только троцкистов, но и антисоветчиков всех типов; так были заложены основы будущего развала СССР.)
Особо пристальное внимание Сталина привлекла к себе сравнительно небольшая по численности группа Эйсмонта – Смирнова. Объясняется это тем, что в группу входили ответственные лица, ранее работавшие под руководством Рыкова и связанные с лидерами «правых». Особо выделялся Александр Петрович Смирнов – крестьянин, затем рабочий, профессиональный революционер, один из основателей большевистской партии. Он входил в ЦК еще до революции, а затем был, что называется, на виду: долголетний нарком земледелия и заместитель Рыкова в правительстве РСФСР, лидер крестьянского Интернационала в системе Коминтерна, секретарь ЦК ВКП(б) в 1928–1930 годах.
С группой контактировали и относились к ней сочувственно некоторые члены и кандидаты в члены ЦК ВКП(б) – «двурушники», как называл их Сталин. Они всегда голосовали за
