Сводной ещё не было. Я знал, что идти от места, где она попросила её высадить не близко, и ни хрена не мог понять её логики. У нас была договоренность: она не знает меня, я — её. Но после всего, что я делал ей и старался сделать ещё больнее, я был уверен, когда она села в машину, что та сдаст меня с потрохами и не станет держать рот на замке.
Я знал этот тип девушек. Видел их насквозь. Но, видимо, ошибся на её счет. Эрика оставалась загадкой даже после того, как я пытался вывести её на чистую воду. Даже после того, как я был самим собой — невыносимым чертом, которому до всех нет дела. Я не молчал, когда это следовало сделать, не извинялся и не чувствовал мучений совести, когда говорил ей отвратительные вещи, а она все терпела. И всё ещё ни разу не дала повода сорваться на неё. Потому что она, черт возьми, раздражала всем своим существом, просто находясь рядом. Я ненавидел то, что начинало происходить со мной рядом с ней, и что я обрывал свои планы, чтобы…чтобы что?
Я выругался про себя, закурил сигарету и сел на ступеньки порога, уткнувшись лицом в ладони. Зачем вообще я остался дома? Зачем ждал пока она придет? Почему мои мысли вообще вертелись только вокруг неё последние дни, часы и минуты? Пришлось несколько минут сидеть, уткнувшись лицом в ладони и громко дыша, чтобы всё накипевшее, дало свободно выдохнуть, отпустив мысли.
Только я собирался встать и уйти в дом, чтобы сводная не надумала себе ничего лишнего, как из-за деревьев послышался мелодичный голос девчонки, который напевал строчки песни Бритни Спирс. Остались девушки нашего возраста, которые ещё слушали Спирс?
Я обернулся в пол оборота, засунув руки в карманы, и сам не заметил, как стал следить взглядом за Эрикой. Она, пиная кроссовкам камни под ногами, медленно плелась по дорожке вдоль деревьев, в просветах которых было видно, как падали острые лучи солнца, выбивавшегося из-за туч, на блестящие каштановые пряди девушки. В её ушах виднелись маленькие белые наушники, в одной руке телепался по земле рюкзак, а в другой она несла телефон.
Облокотившись на дверной косяк и засунув руки в карманы я, как маньяк, сдерживая смех, наблюдал, как, кивая в такт музыке головой, она подпевала BorntoMakeYouHappy, то подставляя лицо лучам солнца, то улыбаясь сама себе, то пританцовывая по пути. В школьной форме она смотрелась, как чудо, а с небрежным пучком на голове, которого в машине у неё еще не было, озабоченной пятнадцатилетней фанаткой Бритни Спирс. Впрочем, не считая возраста, в остальном так и было.
В какую-то минуту я забылся и пропустил момент, когда она завернула к дому, увидев меня и резко замолчав, остановилась на месте. Заметив её удивленный взгляд и широко распахнутые глазища, я больше не сдерживаясь, рассмеялся, но тут же замолчал.
Мы молча стояли друг напротив друга, не произнеся ни слова. Я зачарованно вглядывался в её оливковый цвет глаз, который на солнце менял оттенок, а она уставилась на меня, застигнутая врасплох, набирая воздух меж приоткрытых губ. Её круглые щеки, миловидный, слегка наивный, но чертовски проницательный взгляд, темные локоны, спадающие на лицо и этот запах её чертовой сакуры, который добрался до меня за несколько метров.
Если рубить, то сразу. Прервав наши гляделки, я с каменным лицом и раздражением на самого себя развернулся, ворвавшись в дом и громко захлопнув за собой двери. На пороге, вспомнив слова Грейс, я остановился чтобы снять обувь, но тут же остановил себя. В кого, черт возьми, я превращаюсь? Выругавшись себе под нос, я поднялся к себе, скинув рюкзак и завалившись на кровать.
Мне не нравилось то, что начинало происходить со мной. И я до последнего сопротивлялся, играя роль плохого парня, кем являлся все годы сознательной жизни, который выстроил вокруг себя барьер от окружающих. А больше всего, я ненавидел тот факт, что сводная начинала рушить этот барьер, уничтожая всё, что до неё было правильным. Она разрушала любые границы, на которые ступала её нога. На которые падал её смущенный взгляд и открытая улыбка. Она разрушала меня. Или того, кем я притворялся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 20
Day By Day — Swanky Tunes, LP
Эрика
Раньше я считала, что сумасшествие — это болезнь. Но в последнее время всё чаще убеждаюсь, что схожу с ума.
Моя жизнь превращается в ад, в котором главенствует Джеймс Сатана. А что? Ему стоит задуматься над сменой фамилии. А мне осталось смиренно выколоть себе очи, продать душу и варить её в горящем котле.
Как понять этого парня и чего он добивается? То демонически испепеляет меня взглядом, от чего страх дышать становится на первое место, то смотрит так, от чего дыхание перехватывает. Но по-другому. Не от страха. Это было что-то другое.
Я никогда такого не чувствовала. Ямочки на его щеках так четко выражались, когда он смеялся, застигнув меня врасплох, что я невольно засмотрелась, как пятнадцатилетняя фанатка на своего кумира, которого считает любовью всей своей жизни. Солнце так игриво кидало лучи на его шоколадные волосы, что во мне пробилось внезапное желание запустить в них пальцы, почувствовать насколько они мягкие или жесткие…
Черт возьми, что за мысли такие!
Но эти самые мысли каждый раз возвращались к его улыбке, смеху, а потом к резкой смене его настроения. То, с какой серьёзностью и чем-то ещё в глазах он смотрел на меня, заставляло каждый орган вздрогнуть. Я, правда, не понимаю, что это было и почему я заполняю страницы дневника мыслями о сводном, которого терпеть не могу, удушить готова и невзлюбила с первой встречи, но со мной происходит странное. Я, буквально, на грани.
Две недели я была замкнута в себе и на повторе просматривала кошмары с той ночи, когда чуть не потеряла саму себя. Я плакала, бездумно смотрела в стену, неделями не выходя из комнаты, закрылась от всех и даже от самой себя. Возненавидела мужской пол, не могла слышать о близости с мужчинами и просто тонула в своих же кошмарах.
Но стоило Джеймсу так посмотреть…хотя за полчаса до этого он говорил отвратительные вещи в моей адрес, которые заденут любую нормальную девушку. Я, правда, не понимаю этого парня. Сводный братец то обижает, как не делом, так словами, грозится держать расстояние и не попадаться друг другу на глаза, то спасает меня, смеется и даже на мгновение дает почувствовать себя в безопасности. Но я сразу же откидываю эти мысли.
Потому что с Джеймсом, моим сводным братом, демоном во плоти, я никогда не буду в безопасности.
Но есть и хорошие новости. Или плохие, если учитывать, что я не собиралась заводить новых знакомств и держаться за людей в этом городе. Только Эбигейл вошла через стены моего барьера без разрешения. Мы были слишком разными, но почему-то, проводя с ней время уже дважды, я не чувствовала неловкости, стеснения и отстраненности. Эта девушка, которая утверждает, что нелюдима и не может найти общий язык с окружающими, самая настоящая из всех, кого я узнала в новом городе. Она напоминала мне меня. Ту, которую я никому никогда не показываю. Настоящую.
И ещё у неё ужасный кузен. Настоящая заноза в заднице. Он в точности такого же склада ума, как и мой сводный. И, наверное, именно поэтому Эбигейл показалась мне настолько близкой. Я так же, как и она, вскипаю при виде сводного, бешусь от одной лишь его неудачной шутки, и мы в точности так же готовы разорвать друг друга на части при любом разговоре, потому что нормальным он никогда у нас не выходит. Никогда!
Я сидела на своей кровати, поджав ноги, и измазывала чернилами пустые страницы, выплескивая все эмоции, как учил папа. С тех пор, как мы со сводным вернулись домой, ни он, ни я, не покидали свои комнаты. Наверное, оба так сильно не хотели пересечься.
Но мой желудок знатно протестовал и требовал спуститься на кухню, зарыться в холодильник и истребить всё съедобное, что было доступно. А, как писал Оскар Уайльд: «Единственный способ избавиться от искушения — поддаться ему». И почему-то, в тот момент, мои мысли были совсем не о еде.
